Влюбленный странник - Барбара Картленд

Нет, за всем этим стояло нечто иное. И это нечто трудно было определить, как момент, когда кончается лето и начинается осень. Однако в глубине души Люсиль прекрасно понимала, в чем дело. Скоро пожелтеют листья и солнце будет греть не так жарко, а признаки среднего возраста изменят ее лицо, фигуру и, возможно, даже ее знаменитые ноги.

Эдвард знал, как знала и сама Люсиль, что песок в ее часах сыплется неумолимо быстро и скоро ей придется изменить свой арсенал приемов, если она не хочет перестать быть центром своего прекрасного, искусственного, целлулоидного мира и исчезнуть или согласиться быть в этом мире на вторых ролях. Но этого не будет никогда. Люсиль поклялась: никогда, пока она живет и дышит, она не пойдет на такое унижение, не позволит себе занять никакое другое место, кроме места лидера.

Она видела, как ее вроде бы незаметно, но упрямо оттесняют на роли «другой женщины» — соперницы главной героини в борьбе за внимание главного героя. Эту роль всегда преподносили как «требующую огромного актерского мастерства», но ее исполнительница никогда не появлялась на экране крупным планом в последних кадрах. О, она хорошо знала эти роли и ту лесть, которая их сопровождала!

«Ты сможешь сделать из этого нечто по-настоящему великое, дорогая. Ты ведь не хочешь просидеть всю жизнь в инженю. В конце концов, в этой роли есть жизненная правда. И ты сможешь сравнять счет с…» Дальше следовало другое имя. Имя девчонки или женщины, исполняющей роль, которая десять лет назад непременно досталась бы ей.

Сидя в самолете, Люсиль сжимала руки в сильнейшем напряжении.

Так вот что запланировал для нее Эдвард! Она просто не могла в это поверить, это было невозможно! Люсиль подумала о мешках писем от поклонников, которые доставляли к ней в дом каждое утро.

Ходили слухи, что она читает их все. И слухи эти не были такими уж необоснованными: Люсиль читала бульшую их часть. Ей приятно было читать слова признательности, восхищения и искреннего юношеского почитания.

Нет, момент, когда она покинет трон, еще не настал. Но Люсиль впервые увидела крошечное облачко на своем, казалось бы, безоблачном горизонте.

И тогда она приняла решение — она выйдет замуж за Рэндала. Люсиль любила его уже три года. Любила так, как никого еще не любила прежде. Рэндал был непохож на тех мужчин, с которыми Люсиль встречалась в Голливуде, — на тех актеров, с которыми она снималась, на Эдварда Джепсона и на окружавших ее друзей.

В Рэндале была изящная элегантность, которая сначала показалась Люсиль несколько женственной, но потом она разглядела в нем также и мужественность и, как многие женщины до нее, нашла это сочетание неотразимым.

Люсиль не могла бы выразить словами, что именно так отличало Рэндала от других мужчин. Иногда ей казалось, что все дело в правильных чертах его красивого лица, в ироничной полуулыбке, вечно играющей на губах. Но Люсиль напоминала себе, что знала многих красивых мужчин, и понимала, что дело не в этом.

Ее восхищало его сильное тело, но Голливуд был полон мужчин со спортивной фигурой, слишком озабоченных тем, чтобы показать себя — если не днем, так ночью.

К тому же Рэндал был англичанином. Люсиль знала не так много англичан, но достаточно, чтобы понять, что и среди них Рэндал уникален. Люсиль влюбилась в этого мужчину прежде, чем начала разгадывать секрет его обаяния, но и тогда, когда они были любовниками уже несколько месяцев, она была ничуть не ближе к ответам на волновавшие ее вопросы и совершенно не понимала Рэндала.

Кроме Эдварда Джепсона, Люсиль знала не так уж много по-настоящему умных мужчин, и осознание того, что она не всегда играет первую скрипку, когда рядом Рэндал, было для нее абсолютно новым. Невежество Люсиль позволяло Рэндалу легко взять над ней верх, и это был единственный случай в ее жизни, когда ей нравилось уступать мужчине.

А еще у нее до этого никогда не было романа с подобным творческим человеком, который мог, охваченный порывом вдохновения, вообще забыть о ее присутствии, а потом очнуться с отсутствующим выражением лица, начисто забыв о своей рассеянности или грубости.

«Я люблю тебя, конечно, я люблю тебя, — сказал ей как-то Рэндал. — Но неужели ты не понимаешь, что мне нужно писать? А это куда важнее какой-то вечеринки. Даже если нас пригласят на открытие рая на земле, я предпочту остаться дома и сяду за письменный стол».

И Люсиль, скорее благодаря таким вещам, чем вопреки им, с каждым проведенным вместе днем влюблялась в Рэндала все больше.

Раньше она сама диктовала мужчинам, что им следует делать, куда идти, как себя вести и когда можно заняться с ней любовью. Теперь же Рэндал решал все и требовал от нее подчинения. И, к собственному изумлению, Люсиль повиновалась ему.

Однажды вечером после ужина в ее доме на Беверли-Хиллз они вышли в сад. Рэндал наклонился, чтобы поцеловать Люсиль, и от соприкосновения их губ огонь страсти, вспыхнув, стал разгораться все сильнее и сильнее, поглощая их целиком, пока Люсиль не поняла, что крепко прижимается к Рэндалу, закрыв глаза и слыша собственное прерывистое дыхание.

Она была очень хороша в лунном свете. Когда Рэндал взглянул на трепещущую в его руках Люсиль, она едва слышно произнесла:

— Пойдем в дом! Я хочу тебя! О Рэндал, дорогой, я так тебя хочу!

Несколько секунд Рэндал молча смотрел на нее сверху вниз, а затем довольно грубым движением, ясно демонстрировавшим сжигавшее его желание, подхватил Люсиль на руки и отнес ее в тень магнолии.

Люсиль вскрикнула, пораженная его пылкостью, и все же этот совершенно новый опыт показался ей восхитительным. Она привыкла к шелковым простыням, к надушенным подушкам и кроватям под пышными атласными балдахинами и меньше всего ожидала, что вдруг поведет себя как провинциальная девчонка, занявшаяся с кавалером любовью в кустах по дороге с танцев.

И именно такие неожиданные поступки, пожалуй, привлекали Люсиль в Рэндале больше всего.

Однажды, уехав с Люсиль за город, он отказался возвращаться и отвезти подругу на очень важный прием, потому что закат был удивительно красив, а сама Люсиль — необыкновенно восхитительна.

В другой раз Рэндал почти силой увел ее с танцев, потому что, когда они, прильнув друг к другу, двигались в такт музыке, близость Люсиль так возбудила Рэндала, что он тут же захотел остаться с ней наедине.

И если бы не было других причин, Люсиль любила бы Рэндала уже за одно то, что он так отличался от остальных ее поклонников, ловивших каждый ее взгляд и благодарных за любой оказанный им знак внимания. Любовь к Рэндалу завладела всем существом Люсиль, но она не сразу поняла, что ее притягивают в нем не слова и даже не поступки, а нечто заключенное в нем самом.