Ночь с четверга на пятницу - Инна Тронина

Ребёнок лопотал по-шведски, продолжая кусать палец, но строгая с другими Сибилла лишь безмятежно сияла, прижимаясь щекой к его плечику. Сынок, тем временем, заметил бриллиантовые серьги в ушах матери и начисто позабыл о дядьке. Ему хотелось вытащить сверкающие камешки и изучить как следует. Серьги не давались ему, и Стефан раздражённо зафыркал.

— Значит, у тебя есть сын? — Райникову почему-то стало обидно. — А ты говорила, что детей у тебя, возможно, не будет. Проверяла меня?

— Да. — Сибилла всё еще улыбалась, но уже не нежно, а насмешливо. — Ты готов был принять меня распутной и бесплодной. Теперь посмотрим, как ты будешь обращаться со мной, узнав о существовании Стефана.

— Сколько ему?

Райников понимал, что упрёки лишь раззадорят жену. Всё равно уже ничего не изменишь, и без Сибиллы для него жизни нет.

— Два года и один месяц.

Сибилла легко подбросила на руках своего бутуза. Потом она, шепнув ребёнку несколько слов на ушко, опустила его на песок и повернулась к мужу, утратившему дар речи.

— Чему ты так удивился?

Сибилла продела руку под локоть Лёвы и повела его в дом. Стефан уже занялся велосипедом, позабыв и о дядьке, и о бриллиантовых серьгах матери.

— Это твой… родной… сын? — в несколько приёмов выдавил Лёва.

— Роднее быть не может, — усмехнулась Сибилла, открывая застеклённую дверь на веранду.

Солнечные лучи пронизывали весь дом насквозь, и листва стоящих на подоконниках растений играла всеми цветами радуги.

— Но ведь твой муж погиб гораздо раньше… — Лёва не договорил.

— Ты клялся кровью, помнишь? И обещал принять меня такой, какая я есть.

Лёве показалось, что жена скрипнула зубами. Ноздри её раздувались — то ли от гнева, то ли от волнения.

— Я тебя не прошу усыновлять его, не бойся. И ни на какие вопросы относительно происхождения Стефана я отвечать не стану. Он родился, он живёт, и больше ничего не имеет значения. Отныне мы — одна семья. И лучшего сына нельзя желать. Скоро ты в этом убедишься…

… Джип уже летел по новогодней Москве. Если бы не ёлки, гирлянды и прочая мишура, трудно было сообразить, какое время года на дворе — то ли поздняя осень, то ли ранняя весна. И только небо оставалось таким, как всегда в это время. На юго-западе догорали последние отблески волшебной тёмной зари.

Райников ещё раз проверил смартфон — вестей от Вороновича не было. Они въехали на Кутузовский проспект, оставив слева платформу «Кунцево». Бабуся сзади зашевелилась и тихонько покашляла.

— Куда дальше ехать? — отрывисто спросил Райников.

— Да тут и останови, сынок, дальше сама доберусь. Сколько должна-то тебе? — Старуха открыла потёртую сумку, стала искать кошелёк.

Райникова рассмешила сама мысль о том, что владелец огромного джипа возьмёт плату с нищей пенсионерки.

— Нисколько вы мне не должны. Подождите, сейчас я открою дверцу.

Лёва уже хотел сделать это, но вдруг увидел в зеркало, что старуха, достав из сумочки вместо кошелька какой-то пакетик, опустила его в задний карман чехла, покрывающего водительское сидение. Райников, разом взмокнув, немедленно заблокировал двери и обернулся к бабке. Она подёргала за ручку и растерянно улыбнулась.

— Закрыто, сынок! Ты же открыть хотел…

— Что вы положили в карман? — тихо спросил Лёва, еле справляясь с желанием схватить мерзавку за горло. — Достаньте немедленно!

— Чего я положила? — Старуха испуганно замигала седыми ресницами. — Это порошки мои, в аптеке получила… Погоди-ка! — Она запустила руку в карман и вынула пакетик. — Ой, ты, дура старая! Сослепу сунула мимо сумки! Потом искала бы, ревела… Это же специально, на заказ готовят. В очереди ещё настоишься… Да прости ты меня, идиотку! Это ж до моих лет нужно дожить, чтобы понять! Открой, милый, пойду я!..

— На первый раз поверю.

Райникову не хотелось сейчас везти бабку в милицию, чтобы исследовали содержимое пакетика. Да и вряд ли станут они сейчас, ночью, во время праздников этим заниматься.

— Идите на все четыре стороны, но по возможности больше мне на глаза не попадайтесь. Это ведь очень легко проверить, лекарство там или…

— Да уж прости, прости ради Светлого Рождества Христова! — зачастила старуха.

Она ощупью открыла сумку, запихала туда пакетики. Райников между тем разблокировал дверцу и стал искать сигареты — после пережитого страшно захотелось курить. Бабка вытащила правую руку из сумки, но теперь вместо белого пакетика в ней оказался маленький дамский пистолет. Райников даже не успел вытащить сигарету из пачки. Дуло клюнуло его в затылок и тут же дёрнулось от выстрела. Лёва упал головой на руль; из носа и изо рта потекла вязкая, блестящая кровь.

— Со святыми упокой!

Бабка убедилась, что Райников мёртв, перекрестила его и спрятала в сумку пистолет. Потом совершила ещё одно знамение — перед иконами, прикреплёнными к приборной доске.

— Вечная тебе память, милок! Пойду я, наконец, не поминай лихом…

Старушка выбралась из джипа, аккуратно закрыла дверь и стала ждать другую машину — потрёпанные «Жигули» пятой модели. Ей нужно было вернуться в Кубинку. На Кременчугской улице они жили раньше с внуком, сбитым насмерть на пешеходном переходе шальной иномаркой.

— Какой же ты у меня по счёту, касатик? — задумалась старушка, из-под руки вглядываясь в темноту. — Десятый? Нет, одиннадцатый. Вот голова дырявая — не помню! А ты спи, солнышко моё, Игорёк, спи спокойно! Бабуля ещё их настреляет. Осталось десять клопов раздавить. Насосались нашей кровушки, гады… Двадцать один их должно быть. По числу твоих годков, Игорёк…

Глава 3

Артур Тураев не помнил, как добрался до своей общаги в Дорохово, как запер дискету в маленький сейф, где хранил все свои документы. На хлипкую дверь надежды не было, замок то и дело заедало. Стены пришлось за свой счёт обшить гипроком, да ещё сверху — пробкой, чтобы соседские вопли не мешали отдыхать после смены. По старой милицейской привычке Артур в скандалы и драки не вмешивался. Каждое утро соседка заступалась за своего мужа так же страстно, как накануне умоляла посадить и даже приговорить к смертной казни.

На каникулах к соседям то и дело приходили гости, потом прибыли дальние родственники из деревни. И каждый визит сопровождался новой пьянкой, плавно переходящей в кулачный бой. Правда, вчера, когда Артур наконец-то ввалился в общагу, у соседей было тихо, и в душ пришлось простоять всего десять минут. Столько же ушло собственно на помывку, а после Тураев грохнулся на свою койку, как подкошенный. О кофе и сигаретах, столь любимых ранее, он сейчас не мог думать без омерзения. Слишком много выпил и выкурил за четыре дня бесконечной пахоты, и теперь хотел одного — спать. Спать под музыку, вопли, частушки, звон разбитой посуды, потому что человеческий организм тоже имеет предел прочности.

Он решил просмотреть документы после долгого отдыха, когда голова станет ясной. За четыре дня, что остаются до встречи с Лёвкой, как раз успеется. Вроде бы, дружок говорил, здесь не всё досье, и нужно потом его дополнить, взяв материалы ещё у нескольких человек. Жаль, что один из них в Питере, но ничего, можно съездить. Это в том случае, если Славик Воронович потратил своё время не напрасно.

Странно, но эта общага была подключена к Интернету. Здесь жило много студентов, не имевших денег на аренду комнаты или квартиры в Москве и не попавших в общежитие из-за подмосковной прописки. Все они, разумеется, не отлипали от компьютеров, и потому в дом провели Интернет сразу после администрации посёлка.

Именно за это любил Артур тесную комнатушку с окном в забор, где так хорошо спалось и думалось. Вот и теперь он скорчился на измятой постели, упираясь лбом в стену, и словно пытался куда-то ползти. Но двигаться мешала стена, из-за чего Тураев стонал во сне и ругался сквозь зубы.

Ему снилась пещера в Алтайском крае, где они с Райниковым, будучи ещё студентами, оказались отрезанными от мира в глубоком подземелье. Группа вместе с инструктором чуть не утонула в полном составе. После сильных дождей основной ход, по которому они должны были выбраться назад, затопило грунтовыми водами. Они остались в темноте, без продуктов, и кромешный мрак разгонял лишь к каждой минутой тускнеющий свет налобных фонарей.

И сейчас Артуру снилось, что фонари эти один за другим гаснут — горят только у него и у Лёвки. Но вскоре фонарь Райникова тоже пропал, и Артур остался один. Он, спотыкаясь, по пояс в воде, начал пробираться вдоль склизкой каменной стены. И всё время шарил по ней руками, стараясь найти щёлку. Но у него не получалось, и потому, упираясь ладонями и лбом в эту проклятую стену, он зарычал от бессильной ярости. Артур звал Лёвку, но тот не отвечал. Только плавала в чёрной воде его пластмассовая красная каска. А под каской скользили большие белые рыбы, сквозь студенистые тела которых просвечивали внутренности…