Тайный агент - Грэм Грин

Полицейский ошибался. Дневник был написан отвратительным языком журнальчиков, которые читала Эльза. Но Д. как будто слышал ее голосок, слышал, как она запинается, произнося неуклюжие фразы. Он поклялся себе: «Кто-нибудь поплатится за это жизнью». Такую же клятву он дал, когда расстреляли его жену. Но то обещание он так и не выполнил.

— «Сегодня вечером, — продолжал читать полицейский, — я подумала, что он любит другую, но он сказал, что это не так. Я не думаю, что он из тех мужчин, которые порхают с цветка на цветок. Я написала Кларе о нашем плане. Думаю, она опечалится, когда узнает». Где она выучилась так здорово писать? Прямо как в романе, — с чувством сказал полицейский.

— Клара, — объяснил Д., — это проститутка. Вам бы следовало ее найти. Это не сложно. Если она не выбросила письмо Эльзы, вам все станет ясно.

— Все и так достаточно ясно.

— Наш план, — упрямо продолжал Д., — заключался в том, что я всего-навсего собирался забрать ее сегодня из отеля.

— То есть собирались вступить в интимную связь с несовершеннолетней?

— Я не такая скотина. Я просил мисс Каллен подыскать для нее работу.

— Правильно ли будет сказать, что вы уговорили девочку уйти с вами, пообещав устроить ее на работу?

— Конечно неправильно.

— Но это вытекает из ваших слов. Ну, а что вы можете сказать относительно этой Клары? При чем тут она?

— Она приглашала девочку к себе в горничные. Мне казалось, что это не лучший выход для Эльзы.

Полицейский начал писать: «Некая молодая особа предложила ей работу, однако мне эта работа показалась неподходящей, и я уговорил ее уйти со мной...»

Д. сказал:

— Вы пишете в ее стиле.

— Шутки тут неуместны.

Ярость неудержимо росла в нем. Ему вспомнилось, как она говорила: «Большинство постояльцев любит копченую рыбу». Вспомнились ее манера поворачивать голову, ее боязнь одиночества, ее безграничная детская преданность.

— Я не думаю шутить. Я говорю вам — это не самоубийство. Я обвиняю хозяйку и мистера К. в преднамеренном убийстве. Ее толкнули вниз...

Полицейский прервал его:

— Это уж наше дело, кого обвинять. Управляющая, разумеется, была подвергнута допросу. Она глубоко опечалена. Она признает, что, возможно, иногда была груба с ребенком. Что касается К., мы ничего о нем не слышали. Постояльца с такой фамилией в гостинице нет.

Д. настаивал:

— Я вас предупреждаю. Если вы не накажете виновных, это сделаю я.

— Ну, хватит, — сказал полицейский. — В этой стране вы уже больше ничего не сделаете. Пожалуй, пора идти.

— У вас нет достаточных оснований, чтобы арестовать меня.

— По данному обвинению — пока нет. Но этот джентльмен сообщил нам, что у вас чужой паспорт.

Д. проговорил медленно, отчеканивая каждое слово:

— Хорошо, я готов идти с вами.

— Машина ждет на улице.

Д. встал:

— Наручники будете надевать?

Полицейский, несколько смягчившись, сказал:

— Можно обойтись без этого.

— Я вам понадоблюсь? — спросил секретарь.

— Боюсь, сэр, что да. Видите ли, здесь мы прав не имеем, юридически это территория вашей страны. В случае политических осложнений нам понадобится ваше заявление о том, что вы сами пригласили нас. Питерс, — обратился он к помощнику, — подгоните машину к подъезду. Ждать ее в таком тумане — удовольствие маленькое.

Итак, это конец — теперь уже не только для Эльзы, но и для тысяч людей там, дома. Конец потому, что угля не будет. Смерть этой несчастной девочки была лишь первой и, может быть, самой страшной, — она сражалась в одиночку. Другие будут умирать все вместе в бомбоубежищах. Переполнявшая его ярость искала выхода... Он проводил глазами Питерса. Потом сказал детективу:

— Вот то место, где я родился, — деревушка под горой.

— Очень живописно.

Д. ударил секретаря кулаком прямо в кадык, как раз туда, где кончался высокий белый воротничок. Секретарь упал, взвизгнув от боли, и полез в карман за пистолетом. Теперь Д. знал точно, где оружие. Прежде чем детектив успел пошевельнуться, пистолет был в руке у Д. Он быстро сказал:

— Вы ошибаетесь, если думаете, что я не умею стрелять. Я на действительной службе.

— Ну, ну. — Детектив поднял руку с таким спокойствием, будто регулировал уличное движение. — Не сходите с ума. За то, в чем вы обвиняетесь, больше трех месяцев не дадут.

Д. сказал секретарю:

— Станьте у стены. С того момента, как я приехал сюда, за мной охотится целая шайка предателей. Теперь стрелять буду я.

— Уберите пистолет. — Детектив говорил спокойным тоном, будто уговаривая. — У вас разыгрались нервы. В участке мы проверим ваши показания.

Д. стал пятиться к двери.

— Питерс! — громко позвал детектив.

Рука Д. лежала на ручке двери. Он нажал на нее, но почувствовал сопротивление. Кто-то пытался войти. Он отпустил ручку и прижался к стене, целясь в детектива. Дверь распахнулась, закрыв Д., а голос Питерса спросил:

— Что случилось, сержант?

— Осторожнее!

Но Питерс уже вошел в комнату. Д. навел на него пистолет:

— Станьте к стене вместе с ними.

Пожилой детектив начал сердиться:

— Вы ведете себя глупо. Если вы и выберетесь отсюда, через несколько часов вас все равно найдут. Бросьте пистолет, и мы забудем об этом происшествии.

— Пистолет мне нужен.

Дверь была открыта. Медленно пятясь, он вышел из комнаты и быстро захлопнул дверь. Запереть ее он не мог. Он крикнул:

— Я буду стрелять в первого, кто попытается выйти!

Он оказался в зале, среди старинных портретов и мраморных колонн. Он услышал восклицание Роз: «Что вы делаете?» — и быстро обернулся, держа палец на спуске. Около девушки стоял Форбс.

Д. сказал:

— Разговаривать некогда. Ребенка убили. Кто-то должен ответить за это.

Форбс возмутился:

— Бросьте пистолет, дурень вы этакий. Вы в Лондоне.

Д. не обратил на него ровно никакого внимания. Он смотрел на девушку.

— Я на самом деле Д.

Он чувствовал, что обязан это подтвердить, в основном ради Роз. Вряд ли он еще когда-нибудь увидит ее, но пусть она не думает, что весь мир ее обманывает. Он продолжал:

— Должен же быть какой-нибудь способ доказать...

Она с ужасом смотрела на пистолет. Вероятно, она ничего не слышала.

— Когда-то я подарил библиотеке Британского музея свою книгу с благодарственной надписью. — Ручка двери начала поворачиваться. Д. выкрикнул: — Отпустите ручку, или я выстрелю!

Какой-то человек в черном с портфелем в руке быстро спускался по широкой мраморной лестнице. Увидев пистолет, он остановился как вкопанный и воскликнул:

— Ну и ну!

Все, кто был в зале, застыли в напряженном ожидании — что произойдет дальше? Д. колебался — ему казалось, что Роз сейчас что-нибудь скажет, что-то очень нужное ему, вроде «Желаю удачи» или «Будьте осторожны». Но она молча глядела на пистолет. Зато заговорил Форбс:

— Вы же знаете, что на улице, у подъезда, стоит полицейская машина.

Человек на лестнице снова недоумевающе пробормотал:

— Ну и ну!

Где-то зазвонил телефон и тут же смолк. Форбс сказал:

— Не забудьте, что у них там телефон.

Об этом он забыл. Он бросился к выходу, открыл стеклянную дверь, сунул пистолет в карман и быстро вышел. У тротуара стоял полицейский автомобиль. Если Форбс уже позвал их, у него есть запас ярдов в десять, не больше. Он быстро зашагал прочь — водитель машины подозрительно смотрел на него. Д. забыл надеть шляпу. В тумане видно было ярдов на двадцать. Он не смел бежать. Может быть, Форбс не позвал их. Он оглянулся — автомобиль был уже едва различим, светились лишь задние фонари. Он побежал на носках, бесшумно. Сзади вдруг послышались голоса, взревел мотор. Они преследовали его. И тут он увидел, что путь отрезан.

Площадь, на которой стояло посольство, была тупиковой, к ней вела лишь одна улица. Он повернул не в ту сторону, и теперь ему нужно было бежать кругом. Он слышал, как тронулась машина. Они не стали терять время на разворот, а рванули прямо через площадь.

Неужели все-таки конец? Он вряд ли понимал, что делал, когда мчался вдоль стены, касаясь рукой каких-то перил, навстречу своим преследователям. Внезапно перила под рукой оборвались, нога провалилась в пустоту — на ступеньку лестницы, ведущей в подвал. Он сбежал вниз и, скорчившись, прижался к стене. Наверху прогудел мотор. На несколько минут туман спас его. Вряд ли они думают, что он убежал далеко. Они не собирались давать ему шанс уйти. Он услышал трель свистка, а затем медленные шаги — его преследователи осматривали площадь. Один шел в одну сторону, другой — в противоположную. Автомобиль, возможно, блокировал выход на единственную улицу. Кроме того, конечно, скоро прибудет подкрепление. Неужто они совсем не боятся, что он вооружен, или у тех, кто в машине, тоже есть оружие? Полагается у них в Англии полицейским носить оружие или нет? Шаги приближались.

Свет в окне, выходившем на лестницу в подвал, был погашен. В этом тоже таилась опасность: они не стали бы искать его там, где есть люди. Он заглянул в окно. Ничего нельзя было различить, кроме края дивана. По-видимому, здесь кто-то жил. На двери висела записка: «До понедельника молока не нужно». Он сорвал ее. Около звонка прибита небольшая медная дощечка с фамилией «Глоувер». Он потянул дверь. Безнадежно — заперто на два замка. Шаги приближались — очень медленно. Они, должно быть, обшаривают каждый уголок. Оставался последний шанс — люди иногда небрежны. Он вынул нож и засунул его под нижнюю часть оконной рамы. Нажал. Рама поднялась. Он перевалился в комнату и бесшумно упал на диван. Шаги удалялись. Он чувствовал слабость во всем теле, не хватало воздуха, но он все еще не смел перевести дыхание. Он закрыл окно и зажег свет.