Россия 1917 года в эго-документах - Коллектив авторов

Екатерины В[еликой] (7) разбита, полное разрушение. Дом предварительного заключения (8) тоже

разгромлен. Разгромлен дом Полубояриновой (9) и редакция Русское знамя (10). На Фонтанке из

Департамента полиции (11) вытаскивают дела и жгут. Вернулся домой в 7 часу. Оказалось, что по

указанию монтера по электричеству приходили солдаты, наделали беспорядок в кабинете. Разыскали

револьвер Наган и винтовку. Забрали с собою так же патроны для охотничьего ружья. В 49 номере

квартиры забрали три австрийских винтовки (12), штык и часть пулеметной ленты из Перемышля (13).

Стянули хлыст, захватили шашку. В 7 ч[асов] вечера пришли вновь. Из прежних солдат оказалось

только двое. Потребовал у них удостоверение. Один из них показал – за подписью коменданта

Таврического дворца (14) Ходонов[ич]а (15), о том, что он – Никифоров (16) и что его должны

слушаться нижние чины. Повертелись и ушли ни с чем. На мое требование дать мне росписку в

отобрании оружия отказался, ссылаясь на то, что при первом обыске он не был. Позвонил в

Государственную Думу, там сообщили, что Градоначальство образовано. Вторично позвонил и

говорил с каким то прапорщиком, который заявил, что ко мне являлись солдаты, которые не имеют

никакого права делать обыски. Позвонил в Градоначальство, ответил капитан Петров (17) и

рекомендовал получить мне свидетельство на освобождение моей квартиры от обыска. Послал

стар[шего] дворника Лебедева (18) со своим паспортом, получил удостоверение, что я не подлежу

задержанию и что квартира освобождена от всяких обысков.

Петроград, 2 марта [1917 года]. Четверг.

2 марта. Часов к 11 утра собралась толпа и хотела громить б[ывшую] прачечную, т[ак] к[ак] бабы

указывали солдатам, что там хранится колбаса и мясо. Узнав от патруля, что на Калашниковской

бирже (19) есть комендант, отправился к нему, там дали нескольких солдат с подпрапорщиком. Когда

подошли к дому, то около магазина стоял Лебедев, и три солдата требовали от него ключи, и бабы

галдели. Высланные солдаты арестовали этих трех и баб разогнали. В 2 ч[аса] пошел на вокзал, где

узнал из сообщения совета рабочих депутатов, что они не согласны на конституцию, а требуют

демократическую республику. Начальников рекомендуют выбирать из своих солдат, а офицерам не

подчиняться. По городу бродят солдаты без всякого дела.

Приказ (20) пришелся им по вкусу, офицерам на вокзале грубят. Полная анархия. Многие солдаты

разбегаются и разъезжаются по деревням. Садятся в поезда без билетов. Боюсь, что в деревнях

начнутся буйства. Беру билет Тимофею (21), чтобы поехал за женою с детьми, чтобы отправить их в

Финляндию. Возвращаюсь домой и застаю двух солдат в конторе дома, которые предлагают

стар[шему] двор[нику] идти с ними осматривать квартиры и отбирать оружие. Посылаю на

Калашниковскую биржу к коменданту. Является патруль с офицером и находит на кухне в квартире №

5 этих двух солдат. Они арестовываются. Принимает участие в аресте вольноопределяющийся (22), знакомый Лебедева. В этот день являлись солдаты в мое отсутствие и хотели осматривать квартиру

№ [315] Калецкого (23) как немца. Лебедев послал за патрулем, но солдаты, кем то предупрежденные

скрылись до прихода патруля. Вечером вольноопред[еляющийся] сообщил мне, что в

Государственной Думе утвержден помощником коменданта на Калашниковской бирже. В 4 ч[аса] дня

узнал от студентов, что по организации милиции Александро-Невской части (24) ведует

Н. Зеленко (25). Зашел в Балабинскую гостиницу (26), где помещается участковая организация.

Г[осподин] Зеленко меня приветствовал и я записался в милиционеры. Удостоверение за № 978.

Отправился в Градоначальство, чтобы узнать, как получить пропуск в Финляндию. В Градоначальство

не попал. Возвращаясь обратно, был остановлен студентом милиционером и несколькими солдатами, которые следовали за мною и потребовали удостоверения моей личности, т[ак] к[ак] какой-то солдат

указал на меня как на переодетого пристава (27). Я показал свою карточку и они успокоились.

Вечером был на заседании 12[-го] город[ского] попечительства (28), куда меня пригласил Иванов

Яков Николаевич (29), пред[седатель] 13-го гор[одского] попечительства (30). Намечен заведывающим

продовольствием по Гончарной улице (31). Подробности о происходящих событиях изложены в

Известиях (32). Поздно вечером узнал, что Голос Руси (33) и типография закрываются, т[ак] к[ак]

последняя предположена Временным правительством к секвестру. Завтра узнаю об этом от Сергея

Николаевича Алексеева (34).

[Петроград,] 3 марта, пятница.

В 12 ч[асов] 30 мин[ут] ночи С[ергей] Н[иколаевич] Алексеев отрицает, что Голос Руси

ликвидирован. Говорит нежным голосом.

В 8 час[ов] утра раздался звонок. Подполковник Волынский (35) звонил из квар[тиры] Изнар (36), куда он совершенно случайно попал, познакомившись с сыном Изнара (37) на улице. Живут на

Серг[иевской] ул[ице] (38) д[ом] № 40. В том же доме живет Гучков и Дмитрюков (39). Жены обоих

последних нервничают и плачут, боясь за участь своих мужей. Госпожа Гучкова (40) часов в 9 вечера

заходила к Изнар. Около 9 ч[асов] утра под[полковник] Волынский Ник[олай] Дм[итриевич] пришел

ко мне. Он в Петрограде с 27-го февраля, не может выехать из Петрограда. Вчера, 2-го, он, имея у себя

удостоверение Временного правительства, явился на Финляндский вокзал, но его не пропустили.

Оказывается, что охраняющие вокзал войска признают только распоряжения Совета рабочих

депутатов. Сегодня по телефону сообщили, что в виду соглашения с Советом рабочих депутатов и

выбора вчера вечером министров порядок восстанавливается. В 12 ч[асов] дня был в Волж[ско-Камском] Ком[мерческом] б[анке] (41), много народу снимает деньги со счетов, но одновременно при

мне один пожелал открыть вновь тек[ущий] сч[ет]. В Градоначальстве был у пом[ощника] по

граж[данской] част[и] ... [316] по вопросу выезда в Финляндию. Выяснилось, что запрещения выезда

нет, но для более спокойного путешествия взял удостоверение, что препятствия к выезду не

встречается. Заканчивая эти строки, у меня явилась идея взять заграничный паспорт и съездить в

Швейцию, чтобы посмотреть со стороны на положение нашей родины.

Так много исторического материала, что нет времени записывать.

Прочитав в сегодняшних газетах о случае с графом Головкиным-Хвощинским (42) (вырезку

наклеиваю) [317], я позвонил в 2 ч[аса] 30 м[инут] к нему на квартиру. Он оказался у телефона. Узнав

мою фамилию, спросил, не встречался ли он со мною у Александра Дмитриевича. Я не спросил у

какого А[лександра] Д[митриевича], но полагаю, что он касался Протопопова, быв[шего] М[инистра]

Вн[утренних] дел. Он сообщил, что срочно даст свою прокламацию, но добавил, что вр[еменный] суд

по поводу его прокламации и разбрасывании ее высказался не одобрительно, т[ак] к[ак] обращение ко

всем народам мира начинается со слова «ослы». Поэтому Г[оловкин]-Хв[ощинский] полагает, что

распространять теперь прокламацию неудобно, на что я ответил: «Цель моя иметь таковую для

музеев», и тот час же послал швейцариху к нему на квартиру за экземплярами