Пути сообщения - Ксения Буржская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он вспомнил, как Анаис учила их все делать с помощью алгоритмов: чисто зайти в сувернет, попросить подобрать куртку по внешним параметрам и – клик – заказать. Что может быть проще? Но Данилу не нравилось, что получается: то цвета не того, то фасона. И хотя Анаис говорила, что алгоритмам виднее, выбирать одежду Данил через них перестал. Вот и ходит, как дебил, в осенней парке. Мерзни, мерзни, волчий хвост.
С бабами получалось лучше: алгоритм подбирал ему похожих друг на друга – сначала Геля была, потом Викуля, потом Милана, все честь по чести – и жопа, и сиськи – он соглашался. Но баба не куртка; видимо, куртки ему алгоритм выбирал кондовые.
Анаис (как следовало говорить на работе, Петровна) начала ему сниться еще до того, как запустили нейро-сны – картинки, которые нейросеть собирает для каждой из его навязчивых мыслей, зависимостей и страхов, а потом закачивает в башку – через хеликс. И вот как на зло Анаис – сама же куратор проекта, нелепая сучка – приходит, располагается в его башке, бубнит что-то – до сих пор. «Вспомни, вспомни! – орала она. – Что было в конце параграфа? Чем это все закончилось?» А потом руки тянула – не то обнять, не то дать леща. Даже во сне Анаис Петровна смеялась ему в лицо дымом от вейпа и исчезала, как пьяная Маргарита, на метле. И как Маргарита – голая. Но все ее тело оставалась заблюренным, мутным, как будто где-то нужно было поставить галочку, что он уже взрослый и ему доступен этот контент. Однако поля для галочки не было. Короче, он злился. Получалось, хотел именно ее – а алгоритмы врали.
И что это за имя такое дурацкое: Анаис? Выпендрежница. На самом деле ее звали Настя, он пробил в базе данных (эти базы стали доступны всем сразу после Изоляции, чтобы удобнее было находить неверных): Аверина Анастасия Петровна – и нашел прописанных вместе с ней отца, мать, дочь. (Удивился: никого из них как будто в реальности не существовало, во всяком случае, поговаривали, будто они живут не здесь). Но на занятиях и на «Плутоне» она просила звать ее Анаис. С претензией. Это точно.
Однажды он все-таки ее поцеловал, несколько лет назад, в самом начале карьеры; Данилу как раз вот-вот исполнилось двадцать два. Он думал, на этом его карьера и кончится, но повезло, Анаис не сдала.
После этого инцидента она попросила его перейти в фарму, и он перешел вполне охотно, потому что денег там было больше, а работы меньше. Если у Анаис он должен был заниматься унылой аналитикой точности нейроснов (еще этого не хватало с его-то личными снами), то в фарме он сразу устроился в эксперименты. Все, что ему следовало делать, – искать подопытных, выбирать, привозить, доводить до комнаты первичного допроса. Ну, не пыльно.
Короче, тогда он был ее ассистентом, они анализировали первые нейросны, торчали почти сорок восемь часов в замкнутой комнате для экспа, там же лежали чиселки, как называли подопытных, в медикаментозном сне, а они с Анаис считывали, что им снилось и как это мэтчится с материалами допросов. Сидели рядом, уставившись в один экран, и Данил, когда говорил, наклонялся к ней, почти касался губами хеликса – ощущал металлический привкус. Тогда он вдруг зачем-то ее поцеловал. Случайно, сорвалось, закружило – вляпался в закрытые холодные губы. Анаис толкнула ногами пол, отъехала в кресле в сторону и оттуда – как с другого берега – посмотрела на него с презрением, сказала:
– Иди домой, Данил. Ты уже себя не помнишь.
Высокомерная стерва. Данил понимал, конечно, что его за это не просто уволить могли, могли еще хуже – добавить к чиселкам. А чиселки – ведь это неверные и несогласные, изменники разные и предатели, не люди – номера. Потому что взять и без спроса поцеловать бабу, да еще такого ранга, – это надо суицидником быть.
Он, в общем, пошел домой и нажрался. А на следующее утро Анаис вызвала его в кабинет, а там мужик. Вот, сказала она очень даже миролюбиво, Иона, это Данил, Данил – Иона.
– У Ионы, Данил, есть для вас идеальное место, – сказала она, впервые обращаясь к нему на «вы», и это «вы» походило на двухметровый стальной забор.
– Меня и тут вроде все устраивает, – сказал Данил с вызовом.
– А я вас не спрашиваю, – отозвалась Анаис ледяным тоном, – я вас перевожу, и точка.
– Сопротивление бесполезно? – спросил Данил, пытаясь хохмить от смущения.
– Совершенно бесполезно, – пожала плечами Анаис, и он снова почувствовал привкус металла, на сей раз от холодности.
Данил, как мог, подавил нахлынувшее возбуждение, а потом разозлился, и в этом смятении безропотно подписал бумажку о переводе, а выходя, дверью хлопнул так, что штукатурка посыпалась. Потом, правда, снова аккуратно открыл эту дверь, извинился и снова закрыл. Как говорится, вышел и вошел нормально.
Но теперь не жалеет. Работа хорошая. Анаис – все равно без шансов. А у него появилась Геля (потом Викуля, потом Милана). Все не без помощи Анаис, получается. Потому что она заведовала многими государственными проектами, завязанными на алгоритмической модели, там и работу подбирали, и любовниц. Она и его перевод обосновала легко: сказала тогда, что, согласно особенностям его нейрофизиологии, ему работа курьера подходит больше, чем нейросомнолога. Он и не спорил. Курьер был паромщиком – переводил осужденных в эксперименты, никакой личной ответственности.
Машина с Данилом свернула на заправку.
– Эй, машина! – окликнул он. – Сколько у тебя осталось заряда?
– На сорок минут, – отозвалась та.
– Ну заправь на пару часиков, – кинул он и, чертыхнувшись, вывалился в грязный снег. – Я пожрать.
Автомобиль мигнул зеленым, встал на подсос к бесконтактной платформе.
В тесном шалмане «Вкусная точка», натопленном до бани, взял