Меч и лебедь - Роберта Джеллис

— Прекрасно! — наконец сказал он, перестав хмуриться. — Слишком поздно исправлять что-нибудь. Мы постараемся для этих целей устроить ближний бой. Без сомнения, Тефли вызовет тебя сразу, но не давай ответа немедленно, у тебя впереди будет целый день. Пусть он сначала порастратит силы в поединке с другими соперниками. Если он устанет, тебе будет легче сразить его.

— Почему вообще не подождать до рукопашного боя?

Юстас едва сумел подавить презрительную усмешку. Этот хвастун боится полного сил противника. Он способен лишь оболгать другого, но сразиться с ним один на один трусит.

— Бой может продолжаться до темноты, — ответил Юстас, скрывая свои чувства. Это было лучшее, что он мог сделать. — Ты тогда проиграешь из-за неявки. Неужели ты думаешь, что они остановятся потому, что появился ты и принял вызов? Приходи, когда закончится первый круг, но прежде, чем у Тефли появится возможность собраться с силами.

Помни, ты не должен приближаться ко мне после боя. Сделай вызов и позволь мне действовать самому для достижения общей цели.

Леди Кэтрин приподнялась и отодвинула полог кровати. В мерцающем свете затихающего пламени камина едва можно было различить очертания комнаты. Она подняла подушку повыше и посмотрела на спокойное лицо спящего мужа. Сейчас он выглядел почти как Ричард: темные кудри взъерошились вокруг лба и смягчили тяжелые черты. Кэтрин натянула пуховое одеяло, чтобы прикрыть голое плечо, и Рэннальф тихо вздохнул и потянулся к ней. Она протянула руку к его ищущей руке, не желая будить. Он признался, что плохо спал последние несколько ночей, потому что ее не было рядом. Тем не менее он не произнес ни слова извинения после ссоры.

Рэннальф заворочался. Кэтрин с замирающим сердцем увидела, как много в его волосах седины.

Зарубцевавшиеся безобразные шрамы в тусклом свете выглядели пугающими отметинами. Из ее груди вырвался тяжелый вздох, похожий на сдавленное рыдание. Всю ее охватило страшное предчувствие беды, которую грозил принести наступающий день. Ни первый муж, ни ее отец не были воинами, они предоставляли это занятие вассалам и рыцарям. Сейчас Кэтрин устыдилась своих детских молитв, в которых просила, чтобы ее мужчина был выкован из стали. Теперь, когда ее мечты осуществились, она знала, что наказана за самонадеянность. Она тихо встала с постели и опустилась на колени перед образом.

Кэтрин обманывалась — Рэннальф не спал. Он видел, как она отдернула занавески, и когда голубоватый отсвет упал на ее лицо, оно показалось Рэннальфу мертвенно-бледным. Сквозь прикрытые веки он разглядел выражение муки, написанное на этом, ставшем для него родным, лице.

Он не мог разобрать слов, что шептали ее обескровленные губы, но угадал, что Кэтрин молится. Потом, когда она встала на колени перед образом в одной рубашке, невзирая на холодный пол, он даже поежился.

Некоторое время назад она тоже вставала помолиться, но за кого она возносила Богу такие неистовые мольбы?

Спустя несколько минут она поднялась, горестно вздохнула и снова легла в кровать, прижавшись дрожащим телом к мужу, который, как ей казалось, крепко спал. Рэннальф не стал разочаровывать жену — он старательно изображал спящего.

Могла ли женщина быть настолько лживой, чтобы молиться за одного, а прижиматься к другому?

Несмотря на страхи, Кэтрин была горда за Рэннальфа — такая сила духа и такое спокойствие перед турниром! Он проспал всю ночь и проснулся утром в обычное время. Он умывался и ел ни медленнее, ни быстрее и никому не отдавал приказаний. Кэтрин все время думала о том, что это день проведения турнира, и Рэннальф не собирается на обычную охоту. Постепенно самообладание изменило ей.

Когда Рэннальф был готов одеваться, она отказалась от обычных приготовлений и отослала слуг, чтобы приготовить все самой. Рэннальф взял рубашку, штаны и тунику из ее рук без замечаний. Он понимал, что ее поведение необычно: прежде она никогда не помогала ему одеваться.

— Ты знаешь, где будешь сидеть? — спросил он. Невозможно было выносить тягостное молчание.

— Да, милорд.

— Тебя могут попросить публично дать ответ на некоторые вопросы. Отвечай четко и с достоинством. Гордость Кэтрин была задета.

— Что я должна говорить, милорд? — осторожно спросила она.

Наступила довольно долгая пауза. Кэтрин видела окаменевшее лицо Рэннальфа. Он вдруг закрыл глаза, пряча внутреннюю боль.

— Скажи, что у тебя на сердце! — холодно произнес он и после паузы добавил:

— Надеюсь, ты ничего не расскажешь об этом Ричарду. Он не должен присутствовать.

Кэтрин держала в руке подвязки Рэннальфа. Она встала на колени, чтобы надеть их, желая спрятать неожиданно подступившие слезы. Ее руки дрожали. У него есть причина не пускать ребенка на турнир! Рэннальф не хочет, чтобы его сын стал свидетелем того, как его ранят или убьют. Кэтрин недолго пришлось скрывать свои чувства. Прежде чем она обернула первую подвязку вокруг его ноги, Рэннальф наклонился и грубо толкнул ее. Она упала.

— Встань! Разве у нас нет слуг, что ты на коленях одеваешь меня?

Отказ от ее помощи, единственной нежности, которую она могла себе позволить, вывел Кэтрин из душевного равновесия. Она уронила подвязки и зарыдала.

— Ты женщина или сосуд с водой?! — заревел Рэннальф. — Каждый раз, когда я вижу тебя или говорю с тобой, вода льется у тебя из глаз.

Уязвленная, Кэтрин повернулась к нему, вытирая слезы.

— Единственное, в чем ты можешь быть уверен, — обронила она, — это то, что я не буду плакать по тебе больше.

Ожидая, чтобы подсадить Кэтрин в седло, Рэннальф не был расстроен. Если она плакала, значит, она молилась за него. Возможно, она уже привязалась к нему. Рэннальф улыбнулся. Как красива Кэтрин с горящим от гнева лицом! Ладно, она простит его, когда он подарит ей украшения — призы, полученные на турнире. Первый раз в жизни Рэннальф одобрял модное нововведение — давать драгоценности в качестве призов. Прежде он отсылал их обратно. Если он выигрывал, ему нечего было с ними делать, только бросить в шкатулку. Сейчас он мог подарить драгоценности Кэтрин и наблюдать, как она вспыхнет от удовольствия, услышать ее «благодарю». Он почувствовал силу и уверенность, предостережения Лестера казались ему чепухой.

У Рэннальфа в запасе оказалось много времени, поэтому они с Кэтрин отстояли мессу в церкви. Они появились на поле, прежде чем герольды посоветовали последним соням поторопиться и приготовиться. Лицо Рэннальфа вспыхнуло, когда он проезжал с женой вдоль трибун. Ему нравилось быть графом Соука. Стефан подошел к барьеру, чтобы пожать ему руку.

— Все собрались, — сказал он, слегка кивнув, — за исключением нескольких рыцарей. Если ты хорошо поработаешь здесь, у тебя не будет с ними осложнений.