Очерки по истории географических открытий Т. 4. Географические открытия и исследования нового времени (XIX — начало XX в.) - Иосиф Магидович

Вернувшись к устью р. Тугура в начале октября, Миддендорф и Ваганов снарядили олений караван и поднялись по реке до ее крутой излучины, открыв восточнее короткий хребет Магу (100 км), а западнее — другой, позднее названный Тугурским (около 100 км), перешли на р. Нимелен (система Амгуни), а оттуда по одному из его западных притоков достигли примерно у 52° с.ш. северного продолжения почти меридионального Буреинского хребта — название, впервые предложенное Миддендорфом. Это был хребет Дуссе-Алинь (длина 150 км, высота до 2175 м), который «на всем своем протяжении узок, высок и усажен коническими вершинами». По пути к западу от Нимелена Миддендорф видел горы, отличающиеся значительной высотой и крутизной склонов (Ям-Алинь, длина 180 км, высота до 2295 м). Перевалив в долину Бурей, путешественники спустились по ней до устья Нимана, а но нему и его притокам прошли в бассейн Селемджи. Двигаясь к северо-западу через множество горных речек, в конце декабря 1844 г. они достигли Зои (у устья Гилюя), причем примерно у 130° в.д., и далее к северо-западу на протяжении более 50 км Миддендорф видел «на севере вдали очень высокий хребет с цепью безлесных сопок» (Джагды).

Повернув от устья Гилюя к юго-западу, в конце января 1845 г. они прошли к Амуру. На левом берегу реки Миддендорф отметил «плоскую луговую местность, которая составляет существенную противоположность стране хребтов. [Она располагается] между Зеей и Буреей не только вблизи Амура, но тянется по ним вверх на несколько градусов широты…». Таким образом Миддендорф резко раздвинул границы Амурско-Зейской равнины. Затем путешественники поднялись по Амуру до слияния Шилки и Аргуни, а оттуда через Нерчинск вернулись в Иркутск.

Результатом этого путешествия явилось описание юго-западного берега Охотского моря и Шантарских о-вов. Миддендорф предложил выделить Яблоновой хребет, доставил первые гидрографические сведения о южных склонах Станового хребта и был первым его исследователем. Он положил начало открытию и исследованию хребтов Буреинского и Джагды, дал первые точные геологические материалы о Приморье и бассейне Амура, правильно охарактеризовав этот бассейн как горную страну. Он первый определил южную границу распространения вечной мерзлоты в Восточной Сибири. В опубликованном в 1860—1877 гг. труде «Путешествие на север и восток Сибири» (две части) Миддендорф впервые разработал классификацию тундр, привел доказательства зонального распределения растительности этой территории и разработал общую характеристику ее климата. По мнению советских этнографов, новыми для науки были данные о таймырских эвенках, нганасанах, долганах и северных якутах.

Военные топографы в Западной Сибири

Более века прошло после съемок П. Чичагова, но огромная территория Западной Сибири оставалась практически «белым пятном». Правда, с 20-х гг. XIX в. в этом регионе проводились топографические работы, носившие сначала эпизодический характер, а с 40-х гг. ставшие относительно более регулярными. Возглавил их полковник русского Генерального штаба Густав Карлович Сильвергельм. К 1850 г. подчиненные ему 11 военных топографов, среди которых выделились Елизар Петрович Воронин и Михаил Иванович Егоров, засняли районы, расположенные южнее 60° с.ш. Практически безлюдный северный край, не представлявший, как тогда полагали[36], ни в каком отношении ничего важного, так и остался незакартированным.

Топографы установили, что все заснятое пространство составляет часть обширной равнины, безлесной лишь в южных пристепных участках, в основном же покрытой лесами. По их данным, севернее 57° с.ш. находятся топкие болота, поросшие дремучими лесами и кустарниками (рямами). Обь с Иртышом делят эту территорию на две половины: на востоке — Васюганские болота, на западе — Кондровские тундры. Общая площадь болот почти 110 тыс. км2.

Съемщики положили на карту 16 более или менее крупных притоков Иртыша, в том числе весь Ишим и Тобол, а также часть притоков Оби, включая Пим, Аган и Вах. Большинство правых притоков средней Оби из-за сурового климата, непроходимых лесов и болот осталось незаснятыми, сведения о них отсутствовали.

Топографы засняли и описали около 60 пресных, соленых и горько-соленых озер региона. Из них самое крупное — Чаны (около 2,5 тыс. км) с пологими берегами, поросшими камышом. Поблизости расположено несколько мелких озер. Весной в половодье все они, сливаясь, образуют обширный водоем. Результаты съемки Г. Сильвергельм опубликовал в 1849–1852 гг.

Открытие пролива Невельского

Летом 1826 г. ссыльный раскольник Гурий-Васильев бежал (в четвертый раз) с Нерчинской каторги, спустился на лодке по Амуру до лимана и несколько дней двигался на юг вдоль берега материка. Перезимовав среди гиляков (нивхов), в следующем году он прошел вдоль побережья Татарского пролива на север — мимо устья Амура к Тугурскому п-ову, где провел вторую зимовку, а весной 1828 г. проехал на собаках в Удский острог и там рассказал о своем плавании. Особенное впечатление произвело следующее его показание: «Устье Амура содержит около 30 верст в ширину. Большой остров, лежащий на восток, отстоит от устья верстах в 60…».

Рассказ Г. Васильева дошел до штурмана П.Т. Козьмина. С 1832 г. он перевелся на Балтийский флот и постоянно общался с офицерами этого флота.

В 40-х гг. XIX в. на Балтике служил Геннадий Иванович Невельской. Он заинтересовался старинными известиями об островном характере Сахалина и свежими сообщениями дальневосточных моряков, опровергавших ошибочное мнение Крузенштерна, что это — полуостров. Невельской добился назначения командовать транспортом «Байкал», направлявшимся с грузом на Камчатку, и в 1848—1849 гг. перешел от Кронштадта вокруг мыса Горн в Петропавловск. Сдав груз, Невельской в июне 1849 г. самовольно двинулся к северному входу в Амурский лиман, хотя знал о резолюции Николая I на рапорте Ф.П. Врангеля, что устье Амура доступно лишь для мелкосидящих лодок: «Весьма сожалею, вопрос об Амуре, как реке бесполезной, оставить». Невельской послал на юго-запад лейтенанта Петра Васильевича Казакевича, и тот, продвигаясь на шлюпке вдоль берега материка и делая промеры, добрался до устья Амура.

Сам Невельской на трех шлюпках и байдаре в июле обошел устье Амура, все время определяя глубину, затем спустился к югу до 52° и установил: Сахалин на этой широте отделен от материка узким (7,3 км) проливом. Пройдя еще дальше к югу, за мыс Южный, Невельской достиг самой северной точки маршрута Лаперуза и окончательно доказал, что Сахалин — остров, отделенный от материка судоходным проливом.

Глава 9.

СИБИРЬ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX — НАЧАЛЕ XX ВЕКА

Вилюйская экспедиция Маака

Первым предприятием созданного в 1851 г. Сибирского отдела Географического общества стала Вилюйская экспедиция, получившая задание исследовать долину Вилюя и «белое пятно» к северу от него. Возглавил ее уроженец о. Сааремаа (Эстония) учитель-естественник Ричард Карлович Маак; к экспедиции был прикомандирован молодой военный топограф Александр Кондратьевич Зондгаген. В конце 1853 г. Маак послал его из Иркутска для съемки нижнего Вилюя. Летом 1854 г. Зондгаген перевалил с Нижней Тунгуски на Чону (крупнейший правый приток Вилюя), по ней спустился на лодке со съемкой до устья и выяснил, что эта река течет в северном направлении по плоской возвышенности (Среднесибирское плоскогорье). От устья Чоны он заснял Вилюй до города Вилюйска и, из-за холодов прервав работу, прошел в Якутск, куда к апрелю прибыл Маак и еще два сотрудника. Отсюда все четверо добрались до устья Вилюя. Сначала волоком на лодке с бечевою, а потом на лошадях отряд поднялся к Вилюйску; Зондгаген дополнил свою съемку низовьев реки. Окончательно снарядившись, в начале июля Маак двинулся в северо-западном направлении через средний Тюкян (левый приток Вилюя) и вышел на р. Хання, приток Мархи (система Вилюя), где получил ездовых оленей. Этот маршрут позволил Мааку установить, что левобережье Вилюя на 100—150 км, «подобно правобережью от устья до Вилюйска, представляет усеянную множеством озер низменность»{10} (Центральноякутская равнина наших карт). Отсюда отряд без одного сотрудника, отправленного на юг для исследования среднего течения Мархи и ее притоков, двинулся в северном направлении через плоскую возвышенность. За 66° с.ш. местность стала «неравномерно холмистою» и на пути отряда постоянно встречались «мрачные, большею частью голые утесы», что повлияло на скорость передвижения; к тому же некоторое время болели олени. И только в конце сентября отряд достиг р. Оленька у 68° с.ш. Время было позднее. Маак спешил, так как «холод шел… навстречу с грозной ужасающей бодростью». Отряд двинулся на юго-запад к верховью Вилюя через верхние правые притоки Оленька и Оленекско-Вилюйский водораздел (у полярного круга между 107 и 108° в.д.). Под влиянием старых карт Маак посчитал его за широтный хребет, якобы достигающий на востоке Лены; сопки его имеют вид «развалин старых замков… колонн, обелисков или пирамид, как будто нарочно построенных». Но Маак ошибся — это были отдельные возвышенности. Далее отряд двинулся по местности, «представляющей плоскую возвышенность, разделенную пологими скатами» (Вилюйское плато); эти столовые горы поросли «уродливым кустарником и местами почти непроходимым хвойным лесом». В конце октября он достиг верхнего Вилюя, уже покрывавшегося льдом. Начались сильные морозы, и Зондгаген отморозил руки. По глубокому снегу Маак и его спутники преодолевали за сутки 11–16 км. Теплых юрт у них не было — дни и ночи приходилось проводить под открытым небом. «Я уверен, — писал Маак, — что каждый из нас, смыкая от усталости очи, не надеялся более открыть их»; к тому же не хватало провизии.