Прорыв осады - Игорь Огай

В этот миг снаружи кто-то из лейтенантов вооружился мегафоном. Предложение было стандартным, произнесенным на вполне понятном русском, но с характерным, коверкающим «р» акцентом:

– Бвросайть овружие и выходить с поднятый руками! Фри минутеc, чтобы думать!..

Три минуты. Черт… Черт! Ну и где этот Пронин с «колпачком»?!

– …Ю нет иметь шанс! Сóгласно врезолюйшэн Московский мивротворческий опеврация!.. Энд сóгластно пвриговора ин Стврасбург!.. Силы поддевржки интеврнейшенел тевроризм подлежать ликвидэйшэн, если нет капитулэйшэн!..

По-прежнему лежа на боку, Павел выставил переводчик режимов в положение «луч» – так батарея продержится дольше. Армейский образец инков не помешал бы, но тут уж… При правильной стрельбе должно хватить и ручной плевалки, вот только в бою может оказаться не до рациональности.

Он повел стволом.

Сектор был хорош, если не жалеть заряд и задать лучу телесный угол, можно накрыть стоянку одним взмахом. Прямо беда, что ручная модель может бить лишь тонкой, узко фокусированной спицей.

– Ин май юврисдикшен сохвранить ю жизнь! – прогремел мегафон. – Ту минутес!..

Павел коротко вздохнул. Похоже, они серьезно. Ну что ж, простите, парни, бить буду на поражение. Того, на БТР, первого…

Промахнуться он не боялся, заранее взяв цель на мушку. Луч не пуля – никакой баллистики, учета ветра и влияния преград. А то ведь, бывало, и служителей Посейдона со ста метров из «гюрзы»…

Телефон на стойке противно задребезжал, и палец на кнопке невольно дрогнул, едва не пустив луч. Ну какая еще сволочь?! Павел нырнул назад, нашарил трубку.

– Филиппыч у тебя? – с ходу осведомился Шеф.

Павел привстал, бегло осмотрел подходы к лифту и лестнице.

– Нету. А должен?

– Сначала к Федору пошел, но все-таки… На переговоры они не идут, готовься, Паша.

– Шеф! – взмолился тот, испугавшись, что связь оборвется. – Шеф, кто это? Это ведь штатовская техника, Шеф! Они во Вьетнаме такой воевали!

– Вот именно, Паша, – отозвался тот. – И радуйся, если вдобавок к бэтээру парочка «Абрамсов» не подоспеет…

– Ай пвредлагайт ю кврайний враз! – донеслось с улицы, и Павел, бросив трубку, заработал локтями, пробираясь на позицию для стрельбы. – Ю иметь файв секундэс!.. Четывре!.. Фри!..

Ей-богу, на счет два Павел открыл бы огонь первым, если б успел доползти. Разобрала же нелегкая Шефа позвонить!

– Уан!.. – гаркнул мегафон, и немедленно вслед за этим приглушенно хлопнула пара гранатометов. И еще раз… И третий тоже, но перед этим первая пара гранат высадила стекла дверей и загремела по глянцевым плиткам пола. С резким свистом из них ударил газ, заставляя металлические цилиндры скакать и вращаться. Следующие залпы, похоже, пришлись в гиперборейские окна. Пусть – это безвредно. Но вот первый!..

…Зар-раза!..

Павел торопливо, уже без всякого прицела несколько раз бегло утопил кнопку лучемета.

…Вот тебе и рациональность!..

Клубы слезогонки заполняли помещение, быстро скрыв и пулеметчика на БТР, и стоянку с укрытиями для пехоты. Павел снова нажал кнопку, почти наугад сделал несколько взмахов примерно в сторону бронемашины. Остатки стекла в дверях брызнули веером. Сложилась поперек себя и рухнула арка металлодетектора. Что-то блеснуло и грохнуло снаружи, но, видно, не то, что нужно.

М-16 в руках морпехов заговорили первыми. Пулемет отстал лишь на мгновение.

Рушиться в пустом вестибюле было нечему, кроме самих стен. Зато стены эти – еще советский железобетонный монолит – словно взорвались целыми шматами штукатурки, каменной крошкой и визжащей рикошетирующей медью. Стойка для охраны оказалась все-таки в один кирпич, который пробивала каждая третья винтовочная пуля и каждая первая пулеметная. Павел скорчился в своем углу, не надеясь больше на защиту камня или оружия. Стрелять в ответ было бесполезно, подавить все огневые точки – немыслимо. И все-таки он давил и давил на кнопку, выставив за угол ствол и даже не пытаясь увидеть, куда уходят лучи.

Одна из удачных очередей смела со стойки канцелярский хлам. Воздух наполнился изорванными в клочья страницами журнала для посетителей. Трубка от размозженного телефона больно ударила Павла по затылку, но тот лишь мельком отметил – пока не пуля…

Кашляя и задыхаясь, он перекатился на живот и пополз к жалобно пищащим сиреной пробитым навылет турникетам. Прочь из вестибюля! За угол! За настоящий бетонный угол! Пускай врываются, посмотрим, чего стоят морпехи без огневой поддержки…

Лишь на последнем слове он осознал, что бормочет эту чушь вслух. И еще что каменное и стеклянное крошево, больно врезающееся в локти и колени, хрустит как-то особенно отчетливо.

Гады! Вот, значит, как!..

Он попытался вскочить, прокатился на камнях, ободрал ладони, но сумел выглянуть в зал. Красно-серая пыль от кирпича и бетона… Порхающая бумага… Слезоточивый газ… Невесть откуда взявшийся сквозняк тянул отраву наружу, только потому Павел еще не скорчился эмбрионом здесь же у стойки, вопя от рези в глазах и прося у добрых натовских морпехов воды…

Сотрясающий стены гул нарос внезапно. Словно прыгнул с улицы через облако пыли и газа. Вперся, не разбирая дороги, не пытаясь сортировать своих и чужих… Бойца на крыше бронетранспортера уже не было – успел нырнуть в люк. Ствол орудия стукнул о верхний обрез дверного проема. Два с половиной метра – в самый раз чтобы не зацепить крышей, но пулемет сорвался с турели и загремел по броне. Чушь – незначительные боевые повреждения.

Павел успел вскинуть и нажать кнопку… Ослепительная искра «электросварки», оставляя раскаленную дорожку, пробежалась вслед за лучом по лобовому листу машины. Секунда-другая, и металл сдался бы, но этот слон слишком быстро двигался в посудной лавке. Осколками снесенной стойки Павла сбило на пол. Лучемет запрыгал куда-то из ослабевшей руки, в голове поселился почти забытый со вчерашнего вечера «белый шум».

Кроша гусеницами керамогранит, транспортер развернулся бортом – машина прикрывала подходы пехоте. Вот так. Недолго, однако… При всей потенциальной мощи оружия Ассамблеи – сумели застать врасплох…

В первый момент после падения Павел подумал, что БТР на него все-таки наехал. Во второй – что если б наехал, то, скорее всего, он ничего бы уже не думал.

Потом ненадолго включился звук.

Где-то еще сыпалось стекло, хрустел под траками камень, взрёвывал на холостых двигатель, быстро заполняя разгромленный вестибюль дизельным выхлопом. Как будто «черемухи» было мало… Громыхнула распахнутая в корме бронемашины рампа. Ударили в истерзанный пол тяжелые башмаки – боевое отделение транспортера тоже не пустовало.

Содрогаясь в непрерывном кашле, Павел откатился подальше от резинометаллических катков и попытался куда-то ползти. Хотелось верить, что в сторону лестницы, где можно нырнуть в темноту гиперборейского этажа и закатить за собой надежную гиперборейскую дверь. Оружия в руках не было, зато под локтями и коленями были острые, как осколки стекла, камни.

Слишком больно и слишком медленно, чтобы имело смысл продолжать… Павел тяжело опрокинулся на спину, продирая запорошенные пылью, слезящиеся глаза.

Черные спецкостюмы, короткие автоматы, застекленные маски противогазов… Кто-то метнулся вдоль стен, кто-то припал на колено у борта. Несколько очередей куда-то в глубь здания – неприцельный ошеломляющий огонь. Десант еще не разобрался в обстановке, не смог заставить себя поверить, что вестибюль практически пуст…

И тут же – ураганный огонь из всех стволов. Через Павла, поверх Павла, над самой головой… И кошачий вой защиты «колпачка» в ответ!

Осознать он успел. Обрадоваться – нет. Плазменный жгут из ствола пехотного излучателя инков уперся в лобовой лист БТР. Удар вышел не чета плевку легкого ручного образца. Не в силах выстоять и секунды, слой стали расплескался наружу жаркой раскаленной розой. А слой алюминия под ней испарился со скоростью взрыва…

Транспортер содрогнулся и шарахнулся назад как от сработавшего под катками фугаса. Большинство десантников попадали. Те, кто устоял, получили свое первыми. Отброшенный к стене, оглохший и растерявший последние остатки соображения Павел тупо наблюдал, как торопливо, почти конвульсивно прыгает над ним белый смертоносный луч и как сминаются, будто скомканный пластилин, фигуры в черном – все, кого этот луч касался… А по стене напротив трещит, сыпля окалиной, и рисует словно сам себя прихотливый огненный зигзаг.

Без жалости и сомнений…

Без скидок на сущую беззащитность…

И нечего портить гусеницами чужой паркет!..

Если бы горло не драл крупный пыльный наждак, Павел захохотал бы. А так удалось лишь злорадно осклабиться.

Кто-то подхватил его под мышки и потащил прочь из вестибюля. Прямо по камням и стеклу. Кажется, он заорал что-то нехорошее про чью-то мать. Кажется, пытался отбиваться – действительно ведь пытка!