Волшебный локон Ампары - Надежда Шарова

Однажды в иглопорту Усть-Демотрясовска томящихся пассажиров целый день кормили подобными баснями, а потом все объяснила страшная серия взрывов в заправочных шахтах. Иглодром там, конечно, вышел из строя, и до сих пор усть-демотрясовцев выручает иглопорт соседнего Магадана… Ну вот, им первым объявили посадку — легки на помине! Она благодарит его за добрые пожелания. Ей тоже хочется пожелать ему точной посадки и приятного запаха (пусть опробует что-нибудь из «диких» ароматов — ему пойдет). Жаль расставаться с интересным собеседником, но уж таков закон на трассах перелетных птиц. На всякий случай — до свидания. А почему он так ненормально уверен, что случая не подвернется? Она, к примеру, давно уяснила себе, насколько мир тесен. По молодости лет про мировую тесноту он, видно, ничего еще не знает, но это, увы, поправимо. Так что — до свидания, ювен!

Анастасия ушла, оставив после себя сладкий запах левкоев. «С теснотой на этой планете, как и прежде, все в полном порядке», — подумал Кир-Кор. Он попытался представить себе, что делает сейчас Марсана, и не смог. Ощутил глухую тоску и, чтобы не дать ей достичь мучительной остроты, поднялся на застекленную смотровую платформу с намерением поглазеть, как над башней катапультера будут зажигаться и где-то в стратосфере таять голубые звезды факелов вертикально взлетающих иглолетов. Но сразу после первого факела объявили посадку на рейс в Петропавловск, и пришлось немедленно спускаться в запутанный лабиринт чрева подземного иглодрома.

Бескрылый лайнер, узкий и длинный, как спица, в считанные минуты преодолел стратосферный участок баллистической траектории. И снова вошел в тропосферу почти вертикально. После разворота кресел потолочные видеоиллюминаторы оказались прямо перед глазами пассажиров, и Кир-Кору представилась возможность окинуть взглядом небесную кровлю Камчатки. Бескрайняя облачная равнина, залитая лунным сиянием… От горизонта до горизонта. Цветоинтерпретация картинки на псевдоиллюминаторах была примитивной. «Облака цвета старого жемчуга», — нашел эпитет Кир-Кор. В конце концов, здешние видеосредства рассчитаны на зрительный диапазон хозяев этой планеты.

По мере сближения с облачным слоем усиливалась иллюзия, будто иглолет падает в волны темного океана. Как брошенный в воду гарпун.

Лунный жемчуг угас. Непродолжительную тьму сменило багровое марево. Кир-Кор как-то даже не сразу поверил, что это просвечивает сквозь нижележащий облачный слой иллюминация Петропавловска — слишком красным было свечение. Можно было подумать, что лайнер падает в море раскаленной лавы.

Со звоном выдвинулись из корпуса и завыли в потоке плотного ветра стабилизаторы. Иглолет пронзил багровую пелену и словно завис на минуту в центре воздушной пропасти, на дне которой пробивались сквозь облака разноцветные отсветы — от красного и оранжевого до нежно-фиолетового и розового — иллюминацию города рассеивал третий облачный слой. Небесная кровля Камчатки сегодня была, очевидно, трехъярусной. Это, как минимум, предвещало прохладу. А всего вероятнее — дождь. Удобный легкий костюм «а-ля маркиз де Карвен» будет выглядеть на полуострове не по сезону.

«Не грусти, — успокоил внутренний голос. — На продолжительные пешие прогулки тебе рассчитывать уже не стоит».

Лайнер потряхивало. В разрыве облаков промелькнула часть акватории Авачинской бухты. Огненные берега, искроподобные огоньки кораблей… И перед тем как разрыв затянуло, Кир-Кор успел задеть взглядом освещенный овал круизного декамарана. Очень крупное судно. Не судно — плавучий остров для охотников прогуливаться от восточной окраины Азиатского материка до Австралии и обратно. Охотников почему-то всегда было много: декамаран брал в рейс двадцать тысяч туристов — нужный уровень мировой тесноты обеспечивался. Круизный маршрут обслуживали четыре комфортабельных декамарана: «Даурия», «Тундра», «Тайфун» и «Цунами». Верхняя палуба острова-судна — бетонный, местами присыпанный песком обширный овал с двумя площадками для эйробусов, кольцевой рощей искусственных пальм и великолепным, круглым, как лагуна, бассейном. Почти натуральный атолл. Та лишь разница, что уровень воды в псевдолагуне превышал океанский на пятьдесят метров. На декамаранах были сетчатые бортовые ограждения и специальная система страховочной сигнализации, потому что прыгнувший за борт разбивался о воду, как правило, насмерть. Самоубийцы все же отыскивали возможности для рокового прыжка — ни один рейс бетонного острова-судна не обходился без попыток отчаявшихся в чем-то людей свести счеты с жизнью таким странным способом…

Тонко заныл тормозной двигатель иглолета, вокруг кресла схлопнулся белоснежный сугроб противоперегрузочного кокона — до нырка в горловину посадочной шахты оставалось не больше минуты. Из-за акустического дефекта в трансляционной системе салона Кир-Кор не понял ни слова из предпосадочного сообщения спикера-автомата и от нечего делать стал вспоминать, при каких обстоятельствах в самом начале одного из своих отпусков он поддался уговорам приятеля «смайнать на потрясном „Цунами“ к антиподам через экватор». Приятель был молод и при случае любил прихвастнуть знанием жаргона современных недорослей. В ответ на вопрос «А чего такого… потрясного в этом „Цунами“?» приятель загнул четыре пальца: «Во-первых, от киля до крышки поплавок надежный, как бетон. Во-вторых, кошара будет нормальная. Сначала, правда, в раскид, но потом устаканится. Уцепил? В-третьих, за экватором можно просто усохнуть. В-четвертых, объяснять — время терять. Гарантирую, будет весело до синего хипежа». — «А дальше?» — «Что „дальше“?» — «Как будет дальше Синего Хипежа?» — «Ну… отпад! — простонал приятель, тараща глаза в открытое небо. — Закинуться можно!.. Ты что, наивняк от рождения? Или дигейский кулек? Хипеж — это не адрес, это закатный балдеж на кошаре. Утоптал?» — «Кажется, да. Синий хипеж — это, по-видимому, высшая степень экстатического перевозбуждения». — «Кладовка, — произнес приятель с одобрительно-иронической интонацией. На его молодом, юном, можно сказать, лице обозначилось выражение бывалого человека. — В общем, здесь так… либо сам во всем перепреешь и выйдешь нормальной водянкой в полоску, либо свинчивайся и до колумбария помни, что на „Цунами“ ты мог побывать, но не был». Последний довод оказался решающим, и туристская армия готового к отплытию левиафана пополнилась «кульком» с Новастры… В первом же порту посещения — в Кусиро на Хоккайдо — приятель исчез. Бесследно. А «кулек» еще до захода «Цунами» в Гонконг понял, что он действительно наивняк…

Свист, гул, перегрузка, толчки — будто кто-то огромный пытался боковым ударом сбить иглолет с вертикали. Приглушенный грохот — тело свинцовой гирей утонуло в кресельной мякоти, заныли амортизаторы… Вдруг сделалось легко и тихо, кокон раскрылся. В салоне стоял «агрессивный» запах перегретой смазки. «Сели точно и с „диким“ запахом, — подумал Кир-Кор. — В неплохом соответствии с напутствием Анастасии». Ощущалось покачивание — подвижные желоба иглодромных люнетов переводили корпус лайнера в горизонтальное положение. Неприятный запах горячего технического масла усилился. Кир-Кор взглянул на лопнувший цилиндр амортизатора медленно всплывающего в переднем ряду кресла и надолго задержал дыхание. До выхода на перрон.

Зал перрона был узкий и длинный, ослепительно белый, искристый. Как разрез в мраморной каменоломне. Там, дальше, за черно-белыми в шашечку турникетами, зал переходил в двухъярусное фойе. Кир-Кор, пропустив вперед возбужденных, разнообразно пахнущих пассажиров, побрел следом, не сомневаясь, что за турникетами его непременно будут встречать.

В центре фойе стоял одетый в серебристо-лиловый блузон юнец, голубые глаза которого показались Кир-Кору знакомыми — крупные и круглые, как у лемура, глаза… На сгибе руки голубоглазый держал что-то вроде блестящей колбы. Толпа прибывших и встречающих обтекала голубоглазого слева и справа, его взгляд панически метался по сторонам. Метания продолжались даже тогда, когда Кир-Кор подошел к молодому человеку почти вплотную, — голубые глаза реагировали только на быстро движущиеся фигуры. На вид юноше было лет восемнадцать, не больше.

— Лирий?..

— Кирилл Всеволодович, здравствуйте! — Взгляд юноши прояснился, лицо озарила улыбка. Блестящие шарики, подвешенные на груди блузона, забавно высверкивали розовыми огоньками. Действительно — Лирий Голубь, собственной персоной. — Я тут все глаза проглядел — боялся вас пропустить. Совестно мне перед вами.

— За что? — с интересом спросил Кир-Кор.

— Ну как же! Вы заметили меня первый.

— А, да… Это было очень не просто. За последние два года вы, голубь мой, совершенно классически возмужали.

— О, неужели в этом году мы с вами выглядим одногодками?!