Идентификация Борна - Роберт Ладлэм

— Если бы я была на вашем месте и кто-то преследовал бы меня, я, вероятно, поступила бы также, если бы была на это способна.

— Поэтому вы уехали из Цюриха?

— Не сразу... Некоторое время я раздумывала, потому что очень методична и последовательна.

— Я уже вижу это.

— Я попала в аварию, нуждалась в одежде, косметике и еще в массе других вещей, но я никуда не могла выйти. Я нашла телефонную будку у реки. Кругом никого не было, и я позвонила коллеге в отель.

— Французу или бельгийцу? — прервал ее Борн.

— Нет. Они были на лекции Бертинелли. Кроме того, они видели меня с вами и могли заявить в полицию. Вместо этого я позвонила женщине, члену нашей делегации. Несколько лет мы работали вместе и были дружны. Я сказала ей, что если она что-нибудь слышала обо мне, то не должна принимать это в расчет. Если кто-нибудь будет спрашивать обо мне, то пусть она скажет, что у меня свидание с приятелем, поэтому я и ушла с лекции так рано.

— Методично, — проронил Борн.

— Да, — Мери приятно улыбнулась. — Я попросила ее зайти в мой номер, это всего через две двери, и взять там мои вещи. Затем я обещала ей позвонить через пять минут.

— Она выполнила все, что вы ее попросили?

— Я уже сказала вам, что мы подруги. Она знала, что я никогда никого не подводила. Скорее всего она подумала, что я говорю правду.

— Продолжайте...

— Я позвонила ей еще раз, и она уже успела забрать мои вещи.

— Это означает, что ваши знакомые мужчины не заявили в полицию, так? — Я не знаю, что они делали, но если бы они туда заявили, то моя подруга давно была бы допрошена в полиции.

— Она была в отеле, а вы внизу у реки.

Как же вы получили свои вещи? — Это чрезвычайно просто, немного удачи, но просто. Она поговорила с ночной дежурной, сказала, что я встречаюсь с мужчиной вне отеля, и что мне нужны вещи. Подруга попросила отнести мой чемодан к машине вниз... К реке.

И посыльный принес его мне без задержек.

— Он был удивлен вашим видом?

— У него не было такого шанса. Я открыла капот, оставаясь в машине, и попросила его поставить чемодан сбоку, просунув в узкую щель десятифранковую банкноту.

— Вы не только методичны, вы просто превосходны.

— Методичность иногда помогает.

— Как вам удалось найти доктора?

— Прямо здесь. Помог консьерж, или как там он называется по-швейцарски. Я перевязала вас так, как только смогла. Как большинство людей, я изучала первую помощь пострадавшим, поэтому мне пришлось снять часть вашей одежды. Я нашла деньги, и только потом поняла, что вы имели в виду, когда просили найти доктора, который любит деньги. У вас были тысячи и тысячи долларов. Я хорошо знаю курс валют.

— Это только еще начало.

— Что?

— Не берите в голову... — он попытался подняться, но вновь это оказалось очень сложным делом. — Вам было страшно, когда вы это делали?

— Конечно. Но я всегда помнила, что вы сделали для меня, и, кроме того, вы были чрезвычайно слабы. У меня был пистолет, а у вас к тому же не было никакой одежды.

— Никакой?

— Да, практически никакой, ведь я все выбросила. Было очень забавно смотреть на вас, завернутого в пластиковый мешок, набитый деньгами.

Борн рассмеялся, превозмогая боль, вспомнив Ла Сьоту и маркиза де Шамбо.

— Методично, — повторил он.

— Очень.

— Что было дальше?

— Я записала имя доктора и внесла недельную плату за номер. Консьерж будет приносить вам еду, начиная с девяти утра завтрашнего дня. Я остаюсь здесь до позднего утра. Сейчас около шести утра, скоро взойдет солнце. Потом я вернусь в отель за остатками своих вещей и авиабилетами, и нигде никогда не буду упоминать вашего имени.

— А если вас узнают?

— Буду все отрицать. Было темно, а кругом была паника.

— Теперь вы отклоняетесь в сторону от методичного анализа происходящего. Во всяком случае, вы уступаете инициативу цюрихской полиции. У меня есть гораздо лучшее предложение. Позвоните подруге и попросите ее упаковать остатки ваших вещей и оплатить ваш счет. Возьмете у меня сколько угодно денег и возьмете билет на первый же самолет до Канады. Это намного проще, чем вступать в долгие объяснения.

— Соблазнительное предложение...

— Прежде всего оно логично.

Мари продолжала смотреть на него, напряжение внутри нее нарастало, отражаясь на ее глазах. Обернувшись, она подошла к окну, уставившись на бледные лучи восходящего солнца. Он терпеливо ждал. Он ощущал ее волнение и понимал его причину, глядя на ее лицо в бледной окраске рассвета. Борн ничего не мог поделать с этим. И во всем, что она делала, она нарушала все установившиеся правила. Наконец, Мари обернулась. Глаза ее блестели.

— Кто вы такой?

— Вы же слышали, что они говорили.

— Я знаю лишь то, что чувствую!

— Не нужно пытаться объяснять свои действия. Вы просто сделали это, вот и все. Так и будет.

Неожиданно она очутилась в футе от него. В ее руке находился пистолет. Мари направила на него оружие, голос ее дрожал:

— А если я это все разрушу? Если я вызову полицию и сдам вас в ее руки?

— Несколько часов назад я бы попросил вас подождать. Теперь я этого не сделаю.

— И все-таки, кто вы?

— Они сказали, что меня зовут Борн. Джейсон Чарльз Борн.

— Что означает “они сказали”?

Он уставился на оружие, прямо в черный зрачок ствола. Ничего не оставалось, как сказать правду, но если бы он только знал какую...

— Что это означает? — повторил он. — Вы знаете столько же, сколько и я, доктор.

— Что именно?

— Вы можете, если хотите, услышать мою версию. Может быть, после этого вы будете чувствовать себя лучше. Или хуже, я ни в чем не уверен. Но можете послушать, потому что я не знаю, что еще рассказать вам.

Мари опустила пистолет.

— Рассказать мне что?

— Моя жизнь началась пять месяцев назад на маленьком острове в Средиземном море, который называется Порт-Нойра... Солнце поднялось. Оно уже освещало деревья, проходя через листву. Лучи солнца отбрасывали на стены номера причудливые рисунки. Борн был полностью опустошен рассказом. Он закончил, и ему больше нечего было сказать. Мари сидела в кожаном кресле, ее ноги были поджаты, пистолет и сигареты лежали на соседнем столике. Она почти не шевелилась, ее пристальный взгляд застыл на его лице. Мари владела техникой анализа, обрабатывала цифры и отделяла факты один от другого, так же, как листья фильтровали солнечный свет.

— Вы так часто говорили: “Я не знаю. Хотел бы я сам знать”. Вы долго смотрели на что-нибудь, и я пугалась этого. Я спрашивала вас, что это такое? Что вы собираетесь делать? И вы снова отвечали: “Хотел бы я сам знать”. Бог мой, через что вы прошли... Что вы собираетесь делать дальше? — После того, что я сделал с вами, вы еще можете думать обо мне?

— Это не имеет никакой роли, — задумчиво промолвила Мари, нахмурившись своим мыслям.

— О чем вы задумались?

— Об отдельно связанных, но развивающихся независимо от меня мыслям. Экономический парадокс... Тогда на Лювенштрассе, перед тем как зайти к Чернаку, я просила вас не брать меня туда. Я полагала, что если я узнаю что-либо лишнее, то вы убьете меня. Тогда вы сказали очень странную вещь. Вы сказали: “То, что вы уже слышали, не имеет для меня большого значения”. Я подумал, что вы сошли с ума.

— То, что я делал, находилось на пороге безумия.

— Почему вы не сказали мне о том, что Чернак пытался вас убить?

— На это уже не было времени, и я не думал, что это имеет для вас какое-нибудь значение.

— В этот момент для вас не имело, а для меня это было очень важно.

— Почему?

— Потому что у меня было предчувствие, что вы не поднимите оружие против того, кто не причинял вам никакого вреда.

— Но он пытался, и я был ранен.

— Я не знала последовательности выстрелов, а вы мне ничего не сказали.

— Я вас не очень-то понимаю.

Мари закурила.

— Это очень трудно объяснить, но в течение всего времени, пока вы держали меня заложницей, и даже когда вы ударили меня и держали пистолет у виска, мне казалось, что я заметила в ваших глазах нечто такое... Можно назвать это нежеланием. Вот мое объяснение.

— Какова же ваша точка зрения?

— Я не уверена. Возможно, к этому следует добавить то, вы сказали в Альпенхаузе. Когда этот толстяк подошел к нашей кабинке, вы велели мне сесть лицом к стенке и прикрыть лицо рукой. “Для вашего же блага, сказали вы, — чтобы он не смог вас узнать”.

— Я все еще не понимаю, к чему вы клоните.

— Человек в золотых очках, который представился мне полицейским, сказал, что вы жестокий убийца, который не остановится перед новым убийством. Если бы это было до посещения Чернака, я бы ему не поверила. С другой стороны, полиция не действует так, как действовали они. Вы были человеком, который борется за свою жизнь, а не жестоким убийцей.

— Я повторяю, — перебил он ее, — вы слышали, что они говорили. Конверты с деньгами передавались и направлялись ко мне. У меня был счет в Цюрихе свыше четырех миллионов долларов. — Боль снова возвращалась к нему.