Донская Либерия - Николай Алексеевич Задонский

— Вор Кондрашка Булавин снова в большую силу входит, государть…

— А чего ж они сами губы распускают? Мы ж писали, чтобы им сообща трудиться, дабы злые Кондрашкины намерения разрушить и пущих заводчиков переловить…

— Просят, государь, учинить указ о присылке прибавочных ратных конных и пеших людей, пушек и пушкарей и подъемных лошадей и всяких артиллерийных припасов…

Петр выдохнул густую струю дыма, перебил:

— Ишь чего надумали! Оголяй рубежи, посылай к ним армию, они без того с ворами управиться не могут, дьяволы ленивые… Он где сейчас обретается, Кондрашка-то?

— В Усть-Хоперской станице, государь… Пишут, будто с ним побольше десяти тысяч казаков и гультяев… И в той-де станице они, воры, лесные материалы, заготовленные для корабельного строения, пожгли, а хлебные государевы запасы разграбили, а работные люди и бурлаки и беглые солдаты повсюду с ними, ворами, соединяются. И ныне-де собирается Кондрашка в Черкасск, чтоб побить старши́н…

Петр, слушая, хмурился все больше. Судя по прежним донесениям азовского губернатора и отпискам донской старши́ны, он предполагал, что «воровство» Булавина имеет чисто местное значение и достаточно небольшой воинской силы, чтобы расправиться со смутьянами. Петр знал о взаимоотношениях войсковой старши́ны с преданным ими Булавиным и вполне разделял мнение азовского губернатора Толстого, что, страшась возмездия, старши́ны примут все зависящие от них меры для уничтожения воров. И это обстоятельство тоже отчасти успокаивало.

Чтобы подбодрить войскового атамана и старши́ну, Петр приказал послать на Дон грамоту, в которой сообщалось, будто «из Литвы в помощь к ним посланы несколько драгунских полков, которые за излишком были», а также «московские ратные, конные и пешие люди, которых будет слишком за двадцать тысяч». На самом же деле под начальством посланного на Дон против «воров» стольника Степана Бахметева состояло всего триста московских ратных людей, да собирались в поход еще два солдатских резервных полка, а в Литве, конечно, никаких лишних драгун не имелось.

Теперь приходилось с большей настороженностью и тревогой размышлять о донских делах. Булавин за какой-нибудь месяц, не встречая сопротивления, сумел создать целую армию. Восстание вот-вот может охватить весь юг страны. Необходимы решительные меры, чтоб как можно быстрей, пока шведы «увязли» в Родошковичах, покончить с бунтовщиками…

Петр, отослав Макарова, перечитал все последние известия с Дона и долго потом с трубкой в зубах шагал по кабинету, изредка останавливаясь перед висевшей на стене картой и покачивая головой. Где взять войска для подавления бунта? О том, чтобы снять несколько регулярных конных полков с границ накануне возможного вторжения шведов, нечего было и думать. Новые рекрутские полки посылать опасно… Козловский воевода Волконский сделал верное замечание: «Если с Москвы присланы будут полки из рекрутов, которые из волостных и из помещичьих крестьян тамошних краев набраны в недавних временах, то, чаю, государь, они к отпору изменников будут ненадежны, для того обносится у нас слово, что нынешний бунт и начался от таковых беглых крестьян, которые бегают из волостей и из-за помещиков, а паче от взятья в рекруты, и у них есть в бунтовщиках братья или дети и свойственники…»

В конце концов Петр решил выделить из резервной кавалерии два драгунских полка под начальством Ефима Гулица и фон Делдина и солдатский пехотный полк Давыдова. К ним прибавлялись украинские слободские полки Изюмский, Ахтырский и Сумский, четыреста воронежских драгун, отряд Бахметева, а также дворянское ополчение… При мысли о болтающихся без дел царедворцах, укрывающихся в канцеляриях боярских недорослях, в глазах Петра блеснул недобрый огонек: эх, удалось бы собрать всех этих тунеядцев да выбить из них сонную одурь капральской палкой!

Вопрос о вышнем командире карательных войск тоже не был легким… Хороших русских генералов недоставало регулярной армии, генералитет российский наполовину состоял из иноземцев, — Петр морщился, думая об этом, — а уж им, конечно, доверить подавление донского бунта нельзя, это могло еще более ожесточить народ…

И вдруг в памяти Петра всплыло узкое, худощавое, надменное лицо гвардейского майора с холодными серыми глазами, не раз отличавшегося редкой исполнительностью… Для вышнего командира майорский чин, правда, маловат, ведь придется подчинить этому командиру местных губернаторов и воевод, не обойдется без спесивых жалоб и ворчаний, зато майор не будет медлить, подобно воеводам, никому спуску не даст и, можно ручаться, с ворами разделается беспощадно… Майор Василий Владимирович Долгорукий приходился родным братом убитого в прошлом году князя Юрия.

Петр тут же написал ему:

«Min Her!

Понеже нужда есть ныне на Украине доброму командиру быть, того ради приказываем вам оное, для чего, по получении сего письма, тотчас поезжай к Москве и оттоль на Украину, где обретается Бахметев. А кому с тобою быть, и тому посылаю при сем роспись. Также писал я к сыну своему, чтобы посланы были во все украинские города грамоты, чтобы были вам послушны тамошние воеводы все. И по сему указу изволь отправлять свое дело с помощью божию не мешкав, чтоб сей огнь зарань утушить. Piter».

А вместе с росписью выделенных войск Петр, подумав, решил добавить и свое «рассуждение о том, что чинить»: «Понеже сии воры все на лошадях и зело легкая конница, того для невозможно будет оных с регулярною конницею и пехотою достичь и, для того только за ними таких же посылать по рассуждению. Самому же ходить по тем городкам и деревням (из которых главный Пристанский городок на Хопре), которые пристают к воровству, и оные жечь без остатку, а людей рубить, а заводчиков на колесы и колья, дабы сим удобнее оторвать охоту к приставанию (о чем вели выписать из книг князя Юрия Алексеевича) воровства у людей, ибо сия сарынь кроме жесточи ничем не может унята быть. Протчее полагается на рассуждение господина майора».

Ночью, осторожно приоткрыв дверь царского кабинета, Катерина увидела, что Петр еще сидит за столом и пишет. Зная крутой нрав своего хозяина, Катерина хотела удалиться, но Петр заметил ее, позвал:

— Иди, иди, Катеринушка. Я все дела зараз кончаю… Катерина подбросила в камин сухих полешек, они весело затрещали, в горнице приятно