Трикстер, Гермес, Джокер - Джим Додж

Они едва успели поставить палатки засветло. Дэниел был голоден как волк и рассчитывал поужинать, но Билл сказал, что они еще не провели закатную медитацию, которая отныне добавлялась к имеющимся трем. Правда, во время нее требовалось просто сидеть и смотреть на бурлящую реку. Билл хорошо разбирался в вопросе: он сообщил Дэниелу, что, согласно древней традиции, на время пребывания в горах длительность медитации удваивается.

— Но это шесть часов в день!

— Для меня — восемь. Обычно я медитирую по полчаса в полночь и в два часа ночи. И тебе следовало бы делать так же, да уж ладно, я добрый.

— А вечерняя пятиминутка как, тоже удваивается до десяти минут?

Билл не уловил сарказма.

— Нет. Пяти минут и без того слишком много.

Дэниел никогда не предупреждал вопросов учителя, но в этот раз он ожидал, что вопрос будет познавательным, а не личным — и поэтому его слегка сбило с толку, когда Бешеный Билл, помешав палкой в костре, вдруг поинтересовался:

— Почему ты не спросил, куда мы идем?

— Потому что — какая разница?

Билл вытаращил глаза:

— Вот черт. А когда тебя это останавливало? Ничего, это все юношеское упрямство, в горах оно пройдет. Просто будь собой, вот и все. И хоть ты не спросил, куда мы направляемся, я все же тебе расскажу.

Они направлялись к геоморфологической аномалии под названием Черная Котловина.

В центре котловины располагалось озеро шириной в двадцать акров. Бешеный Билл заявил, что никогда не видел этого озера ни на одной карте, однако доверяет местной индейской легенде о шамане из племени номлаки, который после первой своей встречи с белым человеком наложил на озеро заклятие невидимости. Поскольку озеро питалось весенними водами — наполнялось изнутри, как сказал шаман, — оно считалось местом особой силы и, соответственно, требовало особой защиты. Несмотря на то, что Билл сам открыл его лет пятнадцать тому назад, он всякий раз извещал старцев номлаки, если намеревался туда отправиться. Они всегда давали на это позволение. По их мнению, он «видел сквозь заклятье», иначе говоря, озеро само показалось ему — а если так, кто они такие, чтобы подтверждать разрешение, и без того столь очевидное?

Поскольку озеро было невидимым и, следовательно, не существовало, оно не могло и никак называться — но номлаки легко решили эту проблему, назвав озеро Безымянным.

Бешеный Билл высоко отозвался о культуре номлаки. «Как колдуны и целители номлаки были известны всему побережью вплоть до графства Кламат. Да и как не полюбить культуру, в которой шкура бурого медведя — самое ценное, чем ты можешь обладать и торговать?»

На следующий день после полудня они добрались до южной границы Черной Котловины и направились к тому, что Бешеный Билл называл невидимым озером. Дэниел ожидал, что спуск будет крутым, но впадина оказалась не очень глубокой — меньше четырехсот футов от низко расположенной южной границы до самого дна. Края ущелья покрывал густой лес. По мере того, как они спускались в котловину, деревья разбегались все дальше друг от друга, папоротники и кусты дикого крыжовника встречались реже и реже. Но несмотря на редколесье, далекой перспективы не открывалось — видно было не дальше, чем на десять футов перед собой. Поэтому Дэниел увидел озеро, только когда оказался совсем рядом.

Бешеный Билл и Дэниел обошли озеро и оказались на поляне, похожей на аккуратный газон. Здесь ничто не заслоняло озера. Уютно устроившаяся у подножия, открытая солнцу поляна как нельзя лучше подходила для палаточного лагеря.

Бешеный Билл сбросил рюкзак:

— Черт возьми, как приятно от него избавиться!

— Как высоко мы поднялись?

— Парень, высота здесь у каждого своя.

— Я имел в виду, над уровнем моря.

— Около трех тысяч футов.

— Здесь выпадает снег?

— Немного снега — как раз то, что нужно, чтобы слегка просветлить глаз.

Дэниел потянулся и оглядел место:

— Я, кажется, знаю, почему индейцы считали, что озеро находится под заклятием — деревья образуют для него естественную ширму.

— Ты, кажется, ничего не знаешь. Кто, как не шаман, притащил сюда эти деревья?

— Как скажете, Учитель, — за шуткой Дэниел попытался скрыть раздражение.

— Учись, парень, учись. А я скажу вот что: нам надо сперва разбить лагерь, а потом заняться повседневными хлопотами.

Когда с установкой палаток было покончено, Бешеный Билл заявил:

— Ну, вот мы и дома. А дела у нас на сегодня такие: наловить рыбы на ужин и набрать дров. Твой выбор?

— Ловить рыбу.

— Надо же, и я выбрал рыбу.

— Значит, мне остаются дрова?

— Хм… Учитывая мой несравненный опыт и прочие заслуги, удить, конечно, буду я — я ведь прирожденный рыбак. Но никто не обвинит Бешеного Билла в том, что он злоупотребляет служебным положением! Значит, так: за тот час, пока я буду ловить рыбу, ты наберешь дров, а потом я дам тебе удочку и часик отдохну. Кто наловит больше, тот получит официальное звание рыбака на ближайший месяц — а проигравший сможет изредка тренироваться в ловле рыбы, когда удочка будет свободна.

— Вы попались, — усмехнулся Дэниел.

Бешеный Билл подмигнул:

— Как раз это я говорю рыбам, когда забрасываю крючок.

Бешеный Билл поймал две рыбины.

Дэниел не поймал ни одной. Он не мог понять, в чем дело — он рыбачил с того же валуна, что и Билл, и видел, что вода прямо-таки кишит рыбой. Он так ушел в себя, что вздрогнул, услышав за спиной голос Билла:

— Сдавайся, время вышло.

— И в чем секрет?

— Давай сюда удочку, я тебе объясню.

Дэниел послушно сдал оружие.

— А теперь смотри внимательно.

Едва Дэниел приготовился внимать, Бешеный Билл ткнул его в грудь так, что тот полетел с валуна прямо в озеро. Спустя секунду он показался на поверхности озера, отплевываясь от холодной воды.

Бешеный Билл указал куда-то в воду:

— Видишь вон на тех камнях черные точки? Это личинки ручейника. Ими-то рыбы и питаются.

Стуча зубами, Дэниел выбрался на берег. Он был в бешенстве, но все-таки хотел разобраться:

— И какими личинками вы их заменили?

— Так вот, черт побери, — продолжал Бешеный Билл, положив руку на мокрое плечо Дэниела. — Я достал нож и отрезал все эти дурацкие перья с крючка, и насадил на него настоящих личинок. Рыбы хотят жрать, им не нужны блестки и прочая мура.

Дэниел дрожал от холода:

— Это нечестно.

— Я хочу сказать, их надо ловить чертовски медленно. Они с удовольствием поднимаются со дна. Запомни, парень — настоящему рыбаку просто необходимы терпение и чувство юмора.

Режим дня был таким же, как и на ферме: медитации, занятия, вечерние вопросы. Пожалуй, единственным нововведением стали поучительные истории, которые Бешеный Билл вечерами рассказывал Дэниелу у костра:

— Как-то раз у главного рукава Ила мой папаша увидел картину, которую нам с тобой вряд ли когда доведется лицезреть: два здоровых медведя-самца дрались из-за дамы. Это, конечно, не так уж необычно, но дело в том, что один медведь был бурым, а другой — гризли. Вот уж схватка так схватка.

— Кто победил?

— Ну, как говаривал потом папаша: «Сынок, если уж если тебе выпало быть медведем, — Бешеный Билл выдержал паузу и эффектно сплюнул в костер, — будь гризли!»

— А какой породы была медведица?

— Знаешь что, Дэниел? Ты задолбал бы и стальной шарик.

— Что вы хотите этим сказать? — ощетинился Дэниел.

— Я хочу сказать, его не так-то легко задолбать.

Режим остался таким же, но жизнь изменилась, став крайне простой. Помимо риса и бобов, захваченных с фермы, в рацион входила рыба, съедобные растения и грибы, иногда птица, а то и случайный олень, которого удавалось свалить из имевшегося ружья. Для экономии боеприпасов во время охоты они заряжали только по одному патрону в каждый ствол — и это здорово повысило меткость Дэниела. В целом на добывание еды тратилось меньше часа в день.

В свободное время Дэниел исследовал котловину, медитировал или занимался своими делами, в большинстве случаев неудачно. Из самодельного лука он с трудом попадал в соседний холм. Самодельный манок распугивал диких уток. Рыбы игнорировали изобретенную для них ловушку.

От Бешеного Билла ждать помощи, а уж тем более утешения, было бесполезно:

— Неудачи бывают по двум причинам: либо из-за несовершенства замысла, либо из-за несовершенства исполнения. Боюсь, в твоем случае это и то, и другое.

В конце месяца они спускались к перекрестку у Тополиного притока и забирали оставленный для них месячный провиант. Туда же Тилли или Оуэн вкладывали записку с важными новостями. От Вольты за все время было только одно сообщение: о том, что все без изменений. Спуск занимал десять часов, подъем обратно, с полными рюкзаками — около шестнадцати. Дважды за зиму им приходилось перебираться через разбушевавшийся после зимних дождей Ил с помощью веревок. Сначала Дэниелу не нравились эти длительные переходы, но за зиму он почти полюбил изнурительные подъемы и следовавшие за ними спуски к озеру; физическое утомление избавляло от тоскливого кома внутри; Дэниел не мог определить его расположение, но постоянно ощущал его.