Терминатор - Лякмунт

Девушки ненадолго задумались, и Наташа ответила за всех:

– Утром. Сегодня утром, точнее, ночью, – три разноцветных головы утвердительно закивали.

– А кому именно пришла эта мысль – вам, Наташа?

Девицы начали неуверенно переглядываться, и блондинка (Ира, я запомнил – ее зовут Ира) ответила за Наташу:

– Похоже, всем вместе пришла. Мы встретились за завтраком, и все вместе так решили.

– Я правильно понимаю: каждая из вас шла на завтрак с намерением предложить подругам эту тему сценария?

Девочки ненадолго задумались и хором подтвердили моё предположение.

– А почему именно такая тема? Может быть, вы недавно обсуждали историю Джиневры или вместе смотрели фильм?

В ответ Барбариски начали пожимать плечами и недоуменно переглядываться, а потом рыжая ответила:

– Ничего особо странного в этом нет: мы же близкие подруги, о многом одинаково думаем. А главное, мы же знаем, что вы – специалист.

Конечно, ничего странного, – мысленно согласился я, – если бы вы были единственными, кто заговорил про Артура. А, поскольку это не так, то получается довольно необычно.

Затем я попросил девушек написать свои соображения по поводу сценария и передать их мне. Лучше это сделать поскорее, поскольку времени у нас немного. Мне показалось, что мы завершили формальную часть визита, и я решил познакомиться с девочками поближе. У меня начало создаваться впечатление, что то, что у нас в Америке называется «Barbie look», не полностью соответствовало их начинке. Для начала я поинтересовался происхождением названия группы. Юные интеллектуалки объяснили, что название «Барбариски» придумали сами, и в нем объединены идеи сладкого, легкомысленного и доступного, имеется аппеляция к ценностям детства, присутствует намек на имя Барби и есть кое-что из Фрейда – ведь барбариска – это леденец. Про Фрейда я не понял, но решил не уточнять и спросил про их творчество, не забыв посетовать на неглубокое знакомство с последним. В ответ на вопрос, который вполне можно было бы расценить как чисто светский, девиц вдруг, как прорвало. Они принялись говорить хором, и я с удивлением обнаружил, что английским владеют все четверо, причем владеют неплохо, кое-кто получше, чем я. Оказалось, что оценка Барбарисками их собственных опусов в целом совпадает с моей. Рассуждая о своей культурной миссии, девочки совершенно не оправдывались, но резонно заметили, что не всем дано получать удовольствие от Скрябина. Когда я уточнил, что мы сейчас обсуждаем не инструментальную музыку, а песенный жанр – вокал, говоря профессиональным языком, и при чем тут вообще Скрябин, Барбариски переглянулись и вдруг хором запели «Придите все народы мира, искусству славу воспоем» на довольно патетический мотив. Из контекста нашей беседы я догадался, что поют они Скрябина, который, к моему удивлению, оказался еще и композитором-песенником[9]. Вслух я посетовал на собственное недостаточно глубокое знание творчества великого русского композитора, а мысленно пообещал себе как-нибудь его послушать. Действительно стыдно – я осуждаю жлоба-Хоева, а сам не знаком с песнями Скрябина! Потом девочки с жаром, перебивая друг дружку, начали говорить, что наш проект – их единственный шанс сделать что-то по-настоящему хорошее. Совсем не сразу мне удалось понять, что они имеют в виду не пяток песенок, которыми порадуют зрителей сериала, а нечто совсем другое. Девушки продолжали страстно вещать, и вскоре до меня дошло, что мы снова вернулись к основной, объявленной в самом начале, цели визита. А рассказали они мне следующее: сюжет про Артура – один из самых распространенных в мире. Мало кто читал так называемые первоисточники – средневековые рыцарские романы, но фабула истории с Джиневрой известна почти всем (я благоразумно умолчал о том, что сам с фабулой ознакомился лишь сегодня через интернет). Потом девочки мне объяснили, что сюжет, с которым знакомо большинство, формирует стереотипы мышления на уровне общества. Всем известно, что измена Джиневры повлекла за собой не только смерть Артура и Ланселота, но и на корню уничтожила идею рыцарского братства – союза благородных мужчин, совершающих героические поступки во имя добра лишь просто потому, что такие поступки – их основной смысл жизни.

– Ну уж и основной, – усомнился я, – а как же служение Прекрасной Даме?

В ответ Барбариски попросили меня не прикидываться идиотом и не считать идиотками их самих. Что до разноцветных девиц, то я уже давно понял, что они отнюдь не идиотки. А что касается меня самого, мне в тот момент не удалось понять связи между своим последним замечанием и собственным идиотизмом. Поэтому улыбнувшись всем четырем разом, я дал понять, что своим заявлением лишь хотел их проверить. Или подшутить над ними. Пусть сами решают, лишь бы меня за идиота не держали. А еще я решил при случае почитать рыцарские романы про Артура.

– А что конкретно вы бы могли предложить? – перевел я беседу в конструктивное русло.

– Женщина, как и мужчина, вправе любить кого угодно. И любовь не может быть разрушительной, деструктивной. Конечно, так порой случается, но, по сути, любовь – это созидание. Сделайте так, чтобы Джиневра, предпочтя Ланселота мужу, совершила созидательный поступок!

– Вы предлагаете мне сделаться певцом адюльтера?

– Пол, кажется, мы договорились, что вы не будете над нами подшучивать. Вопрос этот очень серьезный. Когда сотня миллионов зрителей увидит известное событие в вашей интерпретации, общественная мораль сделает шаг, пусть и небольшой, но в нужном направлении, и мир станет лучше. На земле сделается больше счастливых людей и меньше несчастных! Сделайте это, ведь вы же – Мастер!

Я посмотрел на девчушек взглядом Мастера, стараясь при этом, чтобы во взгляде проявились мудрость, готовность и возможность все понять и нешуточный творческий потенциал. Кажется, у меня получилось. Девушки почтительно попрощались и двинулись к выходу.

Проводив Барбарисок до двери, я убрал со стола бутылки (все три, к моему удивлению, оказались уже пустыми), безуспешно попытался позвонить Петрову и вернулся к компьютеру. Там сел перед дисплеем и принялся размышлять.

Произошло несколько странных событий. Все события связаны с одним персонажем – Артуром. Тем самым, логично предположить, что все события имеют один источник, одну причину. Начнем с первого события. Что я знаю точно? Я, точнее мой двойник, с помощью секвенции был перенесен в некое подвальное помещение, где познакомился с Мейером. Точнее, с человеком, который так представился. Никакого короля Артура и его рыцарей я не видел. Про них я только слышал от Мейера. Если предположить, что это была известная мне секвенция эха, а Мейер, по непонятным мне причинам решил меня обмануть, то никакой особой загадки тут нет. Но это определенно была не секвенция эха – в эхе участвуют два треугольника, а там были треугольник и пентаграмма. Ну и что? Вполне возможно, что существует такая секвенция – с пентаграммой, почему бы и нет? И путешествовал я не в седьмой век, а не покидал родной двадцать первый, и с Мейером беседовал не в Камелоте, а где-нибудь неподалеку от лаборатории. Вполне логично. Правда, мне показалось, что я провел в этом «Камелоте» времени раза в два больше, чем дожидался своего двойника в квартире. Но и это вполне можно объяснить. Во-первых, я совсем не уверен, что провел в беседе со старикашкой именно четыре часа. А во-вторых, почему бы не предположить, что существует вот такая особая секвенция, при которой время для моего двойника тянется в два раза медленнее, чем для меня? В конце концов, секвенция, копирующая живое и замедляющая время, ничуть не удивительнее секвенции, которая просто копирует, – а к секвенции эха я, как ни странно, привык и не уже особо удивляюсь. Рассуждаем дальше. Петров был уверен, что я побывал во временах короля Ричарда. А был ли он действительно в этом убежден? – совсем не обязательно. Он всего лишь предположил это вслух – и ошибся. К слову сказать, с точки зрения формальной, он меня даже не обманул. Ну, продемонстрировал излишнюю самоуверенность, ну, был не прав – такое случается. Чем бы это всё не кончилось, я по-прежнему не смогу сказать, что мой друг мне хоть раз лгал. Стиль знакомый. Похоже, в загадочной мгле начинают вырисовываться волчьи уши Петрова. Кстати, об имени «Ричард»: мне достоверно известно несколько случаев, когда Петров, знакомясь с новыми людьми, представлялся именно так. Более того, покойная граспесса, затащившая меня на секвенцию трехсотлетней заморозки, упомянула, что в некоторых кругах Петров известен под именем Ричард и прозвищем «Лайонхарт» и рекомендовала мне об этом хорошенько подумать. Впоследствии я выполнил эту рекомендацию и хорошенько подумал на эту тему, но ничего интересного не надумал. Условно предположим, что всё это случайные совпадения. Продолжаем мыслительный процесс.