Свитки Магдалины - Барбара Вуд

Почему он вдруг почувствовал себя таким счастливым?

Бен подошел к двери и встал так, чтобы через гостиную можно было видеть кабинет. Там, где падал свет, он с трудом различил край стола и спинку вращающегося стула. С того места, откуда смотрел Бен, его записная книжка с переводом, лежавшая на столе, напоминала белый осколок.

Бен долго стоял в дверях кухни и смотрел на безмолвную квартиру. Он разглядывал тени, пустоту и чувствовал, как его охватывает жуткое ощущение. Пробежали мурашки, волосы на руках и затылке стали дыбом. В комнату проник страшный холод.

Тут он все понял.

Тихо вернувшись в кабинет и остановившись в нескольких футах от стола, он сначала посмотрел на фотографию потрепанного папируса, затем на перевод, который недавно завершил.

В его памяти воскресли слова: «На следующий день стало известно, что нам надлежит приступить к занятиям у раввина Елеазара».

И он все понял.

Они принесли ему безграничную радость.

– Все почти так, будто это случилось со мной, – прошептал он, обращаясь к фотографии. – Вот почему у меня вчера появилось такое хорошее настроение. Казалось, будто именно меня приняли в школу раввина Елеазара.

Бен крепко зажмурил глаза, когда на него нахлынул странный холод. Он потер ладонями руки – они были холодными и липкими – и начал безудержно трястись. Вчерашняя радость принадлежала не только мне, – подумал он. – Она принадлежала Давиду. Радость Давида…

Бен открыл глаза, взглянул на арамейские слова и вздрогнул – появилось ощущение, будто он перешел через мост на другую сторону, откуда возврата назад уже нет.

Пытаясь стряхнуть с себя это ощущение, ощущение, отдававшее дурным предчувствием, он выдавил из себя смех и громко произнес:

– Похоже, я начинаю сходить с ума.

Но в его голосе слышался металлический оттенок, а смех вышел какой-то дребезжащий.

– Ах, Давид, – пробормотал он и вздрогнул. – Что ты делаешь со мной?

Уже не впервые Бена будил стук в дверь. А этот раз не станет последним. Бен с трудом открыл глаза и пытался понять, который час и где он находится, Бен не мог представить, кому он мог понадобиться в столь неподходящее время. Но ведь он понятия не имел, который теперь час.

Бен выскочил из постели, босиком побрел в гостиную и увидел, что Энджи вошла в квартиру и закрывает дверь. На ней был хлопчатобумажный костюм, волосы она красиво завязала на макушке платком.

– Привет, любимый, – весело прожурчала невеста и бросила свою сумочку на кофейный столик.

– Привет, – сказал он, ничего не соображая.

Она поцеловала его в одну щеку, погладила по другой и пошла на кухню.

– Мне почему-то кажется, что этим утром мы не сможем выехать вовремя.

– Что? – пробормотал он. – Выехать куда?

Энджи остановилась в дверях кухни.

– В Сан-Диего, ты разве забыл? В эти выходные ты собирался обращаться со мной, как с падшей женщиной. Ты ведь обещал. – Она вошла на кухню и начала греметь посудой. – Надеюсь, тебе не придет в голову предсказывать дождь, – раздался ее голос из кухни. – Тогда у нас появится отличный повод, чтобы провести в мотеле сорок восемь часов подряд!

Стоя посреди гостиной, Бен пробормотал про себя:

– Сан-Диего?

В дверях появилась голова Энджи.

– Съешь завтрак здесь или в дороге?

– Понимаешь, я…

– Хорошая идея. Кофе выпьем здесь, позавтракаем в дороге. Как раз это мне так нравится. А может, позавтракаем в Сан-Хуан-Капистрано. Там, у миссии, стоит прелестное кафе в испанском духе… – На кухне снова загремела посуда, затем наконец появилась Энджи. – Вот. Заваривается всего за одну минуту. Прими душ и, когда выйдешь из ванной, кофе будет готов.

– Энджи…

Она остановилась перед зеркалом, чтобы взглянуть на свою прическу.

– Что?

– Энджи, мы не сможем поехать.

Ее руки застыли в воздухе.

– Что ты хочешь сказать?

– Я хочу сказать, что сегодня, возможно, доставят пятый свиток.

Руки Энджи медленно опустились, она повернулась к нему:

– И что из этого?

Бен шагнул к ней, протянув руки:

– Я хочу быть дома, когда доставят свиток.

– Разве почтальон не опустит его в ящик?

– Нет. Свитки отправляются заказными письмами. Если меня не будет дома, тогда я не смогу подписать извещение о доставке и придется ждать до понедельника.

– И что из этого? – совсем холодным голосом спросила она.

– Энджи, перестань. Пойми меня.

Она глубоко вздохнула и медленно выдохнула.

– Я так ждала этой поездки.

– Знаю…

– Ты ведь раньше отлучался, когда доставляли рукописи. Ты даже целых три дня не ходил на почту, чтобы забрать ту египетскую рукопись. В химчистку ты ходишь гораздо чаще. Что в этих свитках такого особенного?

– Боже милостивый, Энджи! – не выдержал он. – Черт подери, ты ведь хорошо знаешь, что в них особенного!

– Слушай, – спокойно заговорила Энджи. – Не кричи на меня. Я ведь не в другой комнате. Ладно, ладно. Эти свитки очень важны. Ведь они совсем не похожи на те, которые ты получал раньше. Но ты ведь сказал, что пятый свиток может прийти сегодня. Разве нельзя допустить, что он может и не прийти, и поехать в Сан-Диего?

Вен покачал головой.

– Ты поступаешь несправедливо, расстраивая меня, Раньше ты никогда так не вел себя.

– Извини, – робко сказал он.

– Пустяки. Я постараюсь понять тебя. Что ж, тебе придется загладить свою вину за то, что ты так страшно расстроил меня.

– Слушай, Энджи, – торопливо заговорил Бен. – Если я не получу этот свиток сегодня, то завтра утром нам ничто не помешает съездить в Сан-Диего и провести там целый день.

Она печально взглянула на него полными любви глазами.

– Значит, если я выйду замуж за палеографа, то меня ждет вот такая жизнь?

– Откуда мне знать? Я ведь не выходил замуж за палеографа.

Энджи рассмеялась и поцеловала его в щеку. По квартире начал распространяться аромат кофе.

– Иди прими душ и оденься. Я вполне могу подождать вместе с тобой, пока не принесут этот свиток. А если он не придет с дневной почтой, тогда можно отправиться в Сан-Диего сегодня вечером. Что скажешь?

Бен долго стоял под душем, он чувствовал, что ему не хочется возвращаться к Энджи. Хотя он не мог объяснить причину такого настроения, ибо сам не знал ее, ему отчаянно хотелось остаться наедине с собой до тех пор, пока не будет получен пятый свиток. Ему казалось, что он снова желает подготовиться к встрече с Давидом.

Они молча пили кофе. Энджи то и дело посматривала в окно, опасаясь, как бы не начался дождь, а Бен думал об очередном свитке.

Пока он помешивал крепкий кофе, его мысли вернулись к старым временам и местам. Тут перед его мысленным взором возникло лицо Соломона Лейбовица, которого он уже давно не видел: крупный нос и глаза с длинными ресницами. Он был красивым юношей, смелым, сильным, с умным лицом. У него были вьющиеся черные волосы, смуглая кожа, чувственный рот. Люди часто подтрунивали над внешним видом обоих мальчиков: один был смуглым семитом, а другой бледным, голубоглазым блондином. По внешности они отличались как день от ночи, но по умственным способностям и мировоззрению оба отлично подходили друг другу. Полет воображения обоих был безграничен. Они вместе бродили по Бруклину, словно Роланд и Оливье. В школе они были отличниками, соперничали друг с другом, чтобы заслужить похвалу учителей. Оба часто проводили вечера вместе, учились вместе, а позднее вместе ходили на свидания с девушками.