Легенда Лукоморья. - Юлия Набокова

— Это еще зачем?

— Корешки сперва в порошок растереть надобно и только потом в отвар добавить,— научил Варфоломей.

Через полчаса все компоненты были брошены в горшок, а сам горшок отправился в печь.

— Вот и ладненько,— повеселел кот.— Будет Илюхе отварчик. А пока Ягу из тебя делать будем.

Я огляделась в поисках пакета с маскарадными прибамбасами.

— Мне, значит, не доверяешь? смертельно оскорбился Варфоломей, когда я вывалила на стол парик-мочало, челюсть-экскаватор и перчатку-лапу.

Памятуя о волчьей челюсти, которую он сосватал Василисе, я поспешно засунула в рот гигиенически чистую челюсть, переданную мне магистрами, и, извиняясь, проклацала:

— Прош-ти, Варфи-щек, но та-ко-ва воля на-щаль-штва.

Кот трагически вздохнул и не преминул заметить:

— Волчья-то пасты понадежней будет. Она Василису так изуродо…— Он осекся и воровато отвел глаза.

— Хо-шешь шка-зать, што шей-шас я ижуро-дова-на не беж-надежно? — засмеялась я и чуть не подавилась челюстью. Тут уж мне стало не до смеха, и я вынула челюсть и с задумчивостью повертела ее в руках.— Хочешь сказать, на меня Илюша может клюнуть?

— Ты, главное, его предупреди, чтобы отвар сразу не пил. А то мало ли что приключится! — съязвил кот, сверкнув глазами.

— Не на-до мне таких при-клю-щений,— перепугалась я, поспешно вставляя челюсть обратно.— Пушть у него ш други-ми приклюща-ется.

— Может, все-таки послушаешь мудрого кота? — с надеждой мяукнул Варфоломей.— Может, все-таки старая проверенная волчья пасть?

Я с решимостью замотала головой и выпучила глаза: челюсть у меня во рту перевернулась и встала поперек горла, перекрыв дыхание.

— Что? — перепугался кот, глядя на мои вытаращенные глаза.

«Умру во цвете лет позорной смертью, задохнувшись бутафорской челюстью,— заметались в голове мысли. И так мне стало себя жалко, что я судорожно сглотнула подступившие к горлу рыдания и тем самым вытолкнула челюсть. Описав дугу, та плюхнулась на середину горницы, по инерции пролетела через весь пол и исчезла под лавкой. Откашлявшись, я в раздумьях покосилась на лавку.

— Забудь,— затараторил кот.— Вишь, с ними одни неприятности. Вот пасты волчья, проверенная...

После взгляда на пасты размером с колесо я уже не колебалась и встала с места, полная решимости.

Варфоломей обежал меня спереди и перегородил лавку.

— дай достану,— шикнула я.

— А может, все-таки...— не унимался кот, с мольбой глядя на меня.

— Не может,— отрубила я.— Не мешай.

Кот не сдвинулся с места, только воровато отвел глаза и тихонько мяукнул.

— Тамммышшш...

— Что? — не поняла я.

— Таммышшш! — надрывно провыл кот.

— Да что ты воешь,— рассердилась я.— Нашел время! Того и гляди, Илья нагрянет и в дверь начнет молотить.

— Тамммышшш! — в отчаянии протрубил Варфоломей.

— Да ну тебя! — разозлилась я и опустилась на колени с твердой решимостью достать челюсть из-под лавки.

— Немнадоу! Тамммышшш! — Кот взъерошил шерсть и не тронулся с места.

— А ну брысь! — шикнула я, сдвинула кота в сторону, запустила руку под лавку и почти сразу же нащупала что-то мягкое.

— Тамммышшш.. .— отчаянно проскулил Варфоломей.

Надо же, а у мягкого есть ниточка...

— Похоже, я нашла веретено! — пришла к логическому выводу я и с упреком заметила: — Не больно-то хозяйственная твоя Василиса, раз у нее веретено под лавкой пылится.

— Этамммышшш… — в панике прошелестел кот в тот момент, когда я выудила веретено за веревочку на свет и высоко подняла руку, чтобы поближе рассмотреть предмет прядения, о котором я столько слышала из сказок, но никогда не видела.

Очередное «тамммышшш» Варфоломея оборвал мой дикий вопль.

— Мы-ы-ы-ы-щщь! Дохлая! — Я отдернула руку, и мышь печальным трупиком шмякнулась о пол.

— А я-м предум-преждал,— выпалил кот, спасаясь от моих преследований под печью.

Это было последнее, что я видела, прежде чем шлепнуться в обморок.

Пробуждение было тягостным. Я чувствовала, как по Моему лицу елозит мышь. То начинает бешено скакать, касаясь мокрыми лапами подбородка, потом лба, потом мочки уха, то скатывается по шее, чуть не падая в ворот сарафана, то вновь запрыгивает на лицо, шмякается на губы и отчаянно барахтается, пытаясь забраться мне в рот. Мерзкая, мокрая, отдающая хмелем мышь. Похоже, что она искупалась в бочке с медовухой! Откуда-то издали доносился встревоженный голос кота. Кот отчаянно пытался согнать мышь, шипя на нее:

— Да что же ты творишь, охальник?

Мышь мужского пола кота не боялась и продолжала бесстыдно плясать на моем лице, покрывая мокрыми липкими следами.

Я застонала и попыталась спихнуть мыша, но тот вдруг увеличился в размерах и накрыл меня, как блин. От омерзения я содрогнулась и попыталась уцепиться за скользкого прохвоста. Мыш неожиданно оказался волосат под стать Варфоломею. Я посильней ухватилась за пучок жестких щетинок и изо всех сил дернула его. Мыш завопил благим матом и наконец-то отклеился от меня.

От этого трубного рева я окончательно открыла глаза и уставилась в нависавший надо мной широко раскрытый рот, со всех сторон окруженный густой бородой. Саму бороду я по-прежнему держала в кулаке, а из разинутой глотки доносились душераздирающие звуки. Дрогнув, я разжала пальцы, освободив неизвестного бородача. Тот захлопнул пасть и сразу же превратился в старого знакомого.

— Илья? — выдохнула я.

— Ладушка моя,— растроганно выдохнул тот, мигом простив мне жестокое обращение с его бородой.

— Я не Лада.— Я качнула головой и поморщилась от пронзившей боли. Ничего себе, хряснулась! Как бы не сотрясение мозга. Может, Илья — это галлюцинация? Горя желанием убедиться в здравии своего разума, я снова цапнула богатыря за бороду и резко рванула вниз. Тот повторил на бис матерный вопль мыша. Кстати, а где он сам, противный?

Я выпустила бороду на волю и попыталась подняться с пола. Только сейчас я заметила Варфоломея, в беспокойстве мечущегося у моего изголовья. Значит, это мне не приснилось. Значит, Илья все-таки в избе? Вот привела его нелегкая. Как же мне теперь выкручиваться без грима? «Буду привычно косить под дочь Бабы-яги»,— решила я. Но подняться мне не дали. Мощная длань богатыря пригвоздила меня к полу, а колючая борода стала стремительно надвигаться налицо.

— Руки! — в возмущении прохрипела я.

— Ладушка,— томно пробасил Илья,— иди ко мне!

— С ума сошел! — вскрикнула я и отвесила нахалу звонкую пощечину. Тот на мгновение завис и туманным взором уставился на меня.

— Он выпил отвар! — в отчаянии проскулил кот у меня над ухом.

— И чего ему еще надо? — удивилась я, пытаясь освободиться.— Не хватило, что ли?

— Ты что, не понимаешь? — провыл кот.— Он. Его. Выпил. Прямо. Здесь. До дна-а!

— Послушай! — возмутилась я, обращаясь к богатырю, все еще пытавшемуся сфокусировать взгляд.— Ко мне-то какие претензии? Если что не подействовало, так я...

Но тут Илья вздрогнул, взглянул на меня осоловевшими от страсти глазами, и я с ужасом поняла: подействовало. Еще как подействовало! И не было никакой мыши. Это же он меня своими губами по лицу, по шее... Фу, какая мерзость!

— Пусти! — завопила я.— Не тронь!

— Ладушка,— зазомбированно улыбнулся он, склоняясь надо мной,— люба моя...

«Все, хана мне»,— в панике поняла я. Уж лучше бы я задохнулась от вставной челюсти!

— Спасите! — запищала я, выворачиваясь, как уж.— Варфоломей, сделай что-нибудь!

Илья неожиданно напрягся.

— Варфоломей? — ревниво переспросил он.— Это кто?

— Это муж мой! — выпалила я.— Вот-вот придет!

Известие о муже богатыря смутило, но лишь на долю секунды.

— Я бы от тебя никуда не ушел,— жарко зашептал он и стиснул меня за талию.

— Ау! — завопила я.— Муж! Муж на подходе! Прием!

— Да я его одной левой,— ухмыльнулся богатырь.

— Да он богатырь не чета тебе будет! — Я попыталась воззвать к его инстинкту самосохранения.

— Вестимо, не чета,— самодовольно ухмыльнулся Илья.— Такого богатыря, как я, еще сыскать надо. Сам Чернослав мне не чета! Твоего жениха, чай, не Чернослав зовут?

— Иван его зовут!

— Иван мне и вовсе в подметки не годится! — задрал нос Илья.

— Да он, да он,— выпалила я,— он самого Змея Горыныча одолел!

— Сразимся! — пообещал Илья, глядя на меня осоловевшими от страсти глазами.— Я за тебя, ладушка, из кого угодно дух вытрясу!

— Мама! — в ужасе проскулила я.

Богатырь снова замер, словно его разум боролся с действием отвара, и пообещал:

— Ты не бойся, ладушка, все честь по чести, сватов зашлю, будущую тещу уважу, свадебку справим!

— Я мужняя жена! — напирала я.

— Была мужняя, станешь моя.— Илья был полон решимости.

— Матушка этого не одобрит! — вскрикнула я.