Молчаливое горе: Жизнь в тени самоубийства (фрагменты из книги) - Кристофер Лукас

У него не хватало ни времени, чтобы побыть с нами, ни денег на покупки для семьи. Он всегда был в офисе, стремясь спасти малолетних преступников. Теперь, конечно, у меня к этому двойственное отношение. С одной стороны, я вижу добро, которое он творил, например, разработав закон, в соответствии с которым детей до шестнадцати лет не разрешалось помещать в тюрьму вместе со взрослыми преступниками. Но в то время я был зол на него, ведь он совсем не уделял нам времени.

Его отношение к окружающему миру было достаточно странным. Помню, когда я учился в выпускном классе школы, у меня появилась возможность подать заявление на работу, выполняя которую можно было съездить в Европу. Это казалось очень заманчивой перспективой, и я стремился к ней изо всех сил. Но однажды отец, отведя меня в сторону, сказал: «Не слишком-то надейся. Знаешь, мир не всегда вознаграждает тех, кто этого заслуживает». Я возразил, что, по-моему, все равно имеет смысл подать заявление. В ответ он только покачал головой, как бы говоря: «Насколько глупа молодежь». А вслух сказал: «Я лишь хочу, чтобы ты был готов к худшему».

У меня также было отчетливое впечатление, что он никогда не бывал удовлетворен своими делами. Каждый раз, когда ему удавалось провести новый закон или привлечь общественное мнение к проблеме делинквентного поведения подростков, он недооценивал себя и свой вклад. Всего этого, казалось, было недостаточно. Наконец, через десять лет он оставил и эту деятельность.

Затем он стал работать в организации, связанной с гражданским правом, и собирался искоренить расизм в Америке. Мне кажется, он действительно верил в это. И тем не менее, он никогда не считал, что в чем-то достиг успеха, даже когда оспорил дело в Верховном Суде — и выиграл!

Вдобавок, он еще и начал пить. Много. Думаю, что у него был алкоголизм. Помню, как я пытался поговорить с ним об этом. Он был разъярен на меня. Сказал, чтобы я не совался не в свое дело. Но все-таки было видно, что он не удовлетворен своей жизнью. И при этом самое странное состояло в том, что все, что он делал, у него чертовски хорошо получалось! Однако ему всегда казалось, что он сделал далеко не все.

Конечно, со своей точки зрения, отец Джереми недооценивал себя. Его целью было возместить, компенсировать смерть жены. Он не смог удержать ее от самоубийства, поэтому он решил изменить мир. Во всяком случае, он думал, что в состоянии сделать это.

Приведенный случай не является единственным. Альберт Кэин и Айрин Фаст, психологи, занимавшиеся исследованиями психологических реакций лиц, переживших самоубийство своих близких, выявили, что в группе супругов, чьи мужья или жены покончили с собой, чувство отверженности, вызванное решением умершего человека оставить их и мир в целом, иррациональное чувство вины, испытываемое супругом, оставшимся в живых, молчание, нависающее над самоубийством, отсутствие поддержки или даже обвинения со стороны друзей и родственников — все эти феномены ведут к появлению целого ряда личностных проблем, среди которых наблюдается и стереотип «спасителя мира». Эти исследователи подчеркивают, что такой человек как будто стремится компенсировать смерть супруга такими достижениями, как реализация грандиозных экономических программ, открытие способов лечения рака, обнаружение исключительных путей в сфере религиозного опыта, создание вакцин против психических болезней, изготовление продуктов питания из особых веществ, способных накормить все человечество, и тому подобное... Эта деятельность, все более расширяющаяся, в конце концов, становится единственным стремлением в жизни, почти фанатическим, она наносит вред другим интересам и видам деятельности человека, выполнению им обязанностей и его профессиональной репутации.

Эти цели превращаются в недостижимые фантазии, которые способны только разочаровать человека, сделав его или ее мир болезненно пустым и бессмысленным.

Менее глобальный характер, но близкий к фантазиям о спасении мира, носит описанное Кэин и Фаст вступление после самоубийства супруга в повторный брак с хронически больными людьми и инвалидами, чем предпринимается очевидная попытка сыграть роль «спасителя» или любящего спутника жизни. Оставшийся в живых муж или жена стремятся принести в жертву свое счастье, пытаясь показать, какие они «хорошие», и «облегчить» несчастье другого человека, чтобы «исправить» вред, нанесенный человеку, совершившему самоубийство.

ДЖЕРЕМИ: Третий брак моего отца, длившийся семь лет, был с женщиной, которая страдала наркоманией. Мы неоднократно спрашивали его, почему он не разведется, ведь между ними нет ничего общего. Но он упорно твердил: «Мне жаль ее. Я подожду, пока она встанет на ноги, и тогда расстанусь с ней». Но тем временем его пьянство усиливалось, как и ее злоупотребление наркотиками.

Иногда потребность заключить брак с человеком, в котором супруг самоубийцы может проявить всю свою «добродетель», возникает не только от испытываемого чувства вины, но и в силу дополнительного груза — будто и так недостаточно — возложенного близкими и родственниками, утверждающими, что он «довел» супругу до самоубийства. Это предвзятое мнение окружающих долгим эхом слышится на протяжении всей жизни близких самоубийцы, накладываясь на собственное чувство вины, с которым они и без того живут, молчание, которое они навязывают себе и другим, и так и не разрешившийся процесс горя. Мало того, что человек потерял мужа или жену, ему еще приходится выносить обвинения родственников или соседей в случившемся. И все же такое нередко происходит.

Что можно сказать о сексуальной активности среди лиц, переживших самоубийство своего близкого? Видимо, лишь то, что у них отмечается тенденция к ее «захоронению», наряду с другими чувствами и видами деятельности.

Лори была пышущей здоровьем женщиной двадцати с небольшим лет, когда ее отец внезапно заболел раком. По мере прогрессирования болезни становилось ясно, что она неизлечима. После семейного совета с женой и старшими детьми («Они считали, что я слишком молода») отец принял большую дозу снотворного. Это «рациональное самоубийство» было признано семьей и близкими друзьями необходимым, но Лори оказалась сражена им: «Как он мог так бросить меня?» После случившегося она впала в депрессию, ее гнев обратился внутрь. После сеансов психотерапии и участия в группе самопомощи она возвратилась к работе, внешне выздоровевшей. «Но я умерла сексуально. Даже тот мужчина, с которым я встречалась, больше не привлекал меня. Никто больше меня не интересовал». Естественно, депрессия вскоре вернулась.

Сделка, заключенная Лори, позволила ей продолжать жить, но она лишила себя сексуального удовольствия, которое раньше было частью ее личности.

ТИМОТИ: По-моему, нет такого человека в мире, которого я мог бы полюбить. Когда я знакомлюсь с женщиной, она мне кажется совершенством. Мы встречаемся несколько раз, в сексуальном плане все чудесно, а потом я внезапно теряю к ней интерес.

Это явление нельзя назвать необычным, если говорить о некоторых юношах, только становящихся взрослыми. Но Тимоти уже за тридцать и описанная ситуация повторяется множество раз в течение длительного времени. Его сестра покончила с собой, когда ей было девятнадцать, а Тимоти четырнадцать лет.

Мы не были слишком близки из-за естественной разницы в возрасте. Она уже начала встречаться с парнями, когда я был еще в начальных классах школы. Когда я перешел в среднюю школу, сестра поступила в колледж. И тогда она внезапно покончила с собой. Никто не знал, почему она сделала это. Родители не могли или не хотели говорить об этом. У меня в школе случались сильные вспышки ярости, и меня часто за это наказывали. Временами мне ее не хватало. Хотя мы и не были близки, но любили друг друга. Как-то она пообещала пойти со мной на двойное свидание, когда я поступлю в колледж.

Тимоти хорошо учился в колледже, потом специализировался в экономике и сразу после выпуска получил престижную работу на Уолл-Стрит. Внешне он высокий и интересный мужчина, какие обычно привлекают противоположный пол.

Не в этом дело. Я нравился многим женщинам, но мне так и не удалось найти ту, в которую я мог бы влюбиться, и после двух-трех встреч я становился импотентом... это было ужасно стыдно. Каждый раз все начиналось необыкновенно, мы чудесно проводили, время, а потом у меня вдруг исчезали все сексуальные чувства. Наверное, я встречался с сотней девушек — и со всеми разорвал отношения.

Сами по себе болезни не обязательно являются сделками, но нередко составляют их важную часть. Люди, пережившие самоубийство близких, выявляют самый разнообразный спектр медицинских проблем. Многие исследователи находили у них алкоголизм, наркоманию, психосоматические расстройства. Нам рассказывали о головных болях, желудочно-кишечных нарушениях, сердечных приступах и многом другом. Некоторые психологи полагают, что люди реагируют таким образом не только на смерть любимого человека, но и на свое чувство вины. Телесные и психические заболевания становятся способом самонаказания за смерть близкого или отождествления с ним. Если человек испытывает очень сильный гнев, он может наказание обратить на себя.