Хоупфул - Тарас Владимирович Шира

– Нет, ну закон должен быть четкий…

– Я тебя умоляю. У нас вон на Земле тоже четкий. Я тебе рассажу, как будет, – Женя, убрав ноги со столика, устроился в кресле по-турецки. – Для начала эти твои два претендента на райские кущи поругаются, слов наговорят плохих, потом носы друг другу поразбивают. А через недельку кумовство начнется, взятки. Всю порочную практику с Земли на небо принесут.

– Какие еще, блин, взятки, – запротестовал Макс. – Кому там деньги нужны, на небе?

– Я не знаю, но поверь мне, придумают, – уверенно улыбнулся Женя. – Там, где есть человек, обязательно придумают. Вот давай, чтобы тебе проще было понять, на нашем примере, – Женя поставил бутылку на журнальный столик и почувствовал знакомые приятные мурашки. – Допустим, ты стариком глубоким умер, а я – героем в самом расцвете…

Макс хохотнул, пролив на себя пиво.

– Героем? Слушай, вот че угодно могу представить. Как ты главврачом завтра стал. Как диссертацию о пользе моногамии в жизни мужчины защитил. Как… ну я не знаю даже… Но вот про героя не могу представить, извини.

Обоюдный взрыв хохота разорвал комнату.

– Слушай, Макс, к слову о моногамии. Надо было такую тему на диплом брать.

– Ага, я так и представляю это, – подхватил Макс. – Полный класс лекторов. Там Саша твоя, Настюха сидят в первом ряду. Это, как вы с Настюхой, кстати? –прервал рассказ Макс.

– Да пойдет. Зажигали у меня на той неделе.

– Спрашивает про тебя часто.

– Не сомневаюсь, – усмехнулся Женя. – Хорошо хоть, муж ее не спрашивает.

– А не боишься, что Саша узнает?

– Она? – Женя саркастично нахмурил брови. – Да откуда?

– Урод ты бездушный, Жека, – не то с укором, не то с завистью сказал Макс.

– Я? Нисколько, – возразил Женя. – Понимаешь, Макс, вот все женщины говорят: хотим надежности и стабильности. А вся соль в том, что эта надежность и стабильность им не нужна. Тут как у Григория Остера во «Вредных советах»: нравится добрый, заботливый, отзывчивый и уверенный в завтрашнем дне. По такой логике, ты должен спросом пользоваться. Как там в той песне старперской пелось? Бросайте, девочки, хороших мальчиков. А их и просить не надо было – они уже и так бросили. И на всех парах мчатся к какому-нибудь мерзавцу. За стабильностью – это не к женскому полу. Метаться – вот это по их части. Понимаешь, Макс, внутри любой бабы, даже самой тихони в балетках и застегнутой до шеи блузке, сидит невидимый механизм, который срабатывает, как только она чувствует спокойствие и гармонию. А в семейный очаг, как ты отвернешься, вместо дров она плеснет бензина. Сгорит все, включая расстеленную медвежью шкуру, на которой вы вроде совсем еще недавно самозабвенно трахались. Представь: у тебя будет шикарный домик в Чехии на зеленых холмах, как в рекламе Milka. Чистый воздух, экология. Все дела. Утром полевые ягоды, творог, омлет и круассаны в кровать. В доме два этажа. Часы огромные в гостиной. Короче, идиллия. Живи – не хочу. Поверь, через пару месяцев окажется, что экопродукты уже ей в горло не лезут, к подругам в город ехать далеко, да и часы твои в гостиной чересчур мрачные. И она, как крестьянка на Руси, по лугам ходит за ягодами, а ты, сукин сын, как назло, всем доволен и светишься.

А главное, ей себя некому показать. А для женщин это сущий кошмар. Немец-молочник на велосипеде не в счет. Тот вроде и говорит: «Йа-йа», да только что толку. Он всем так говорит. Поганая европейская вежливость.

В общем, она ни на что не намекает, но на «Авито» она присмотрела неплохую двушку в центре города. Сказали, рассматривают обмен.

– Понимаю, – кивнул Макс. – Но с домом это ты далеко шагнул. Знаешь, какой момент я больше всего ненавижу? Вот звонишь ты ей поначалу, она всегда трубки берет. Над шутками твоими смеется. А потом в один день звонишь – а она не взяла. А потом видишь, что онлайн сидит и не торопится перезванивать. Или напишет, что ответить не могла – в лучшем случае. И вот тут ты понимаешь, что это начало конца. Когда тебе говорят: «Извини, но… Ты хороший, но…» И дальше на выбор – это одно. Это какая-никакая определенность, пусть и очень хреновая. А тут другое. Подвешенное состояние. Вроде это глупо, понимаю. Мнительность какая-то. Но…

– И что ты делаешь в таких случаях? – перебил его Женя.

– Ну, ничего, – пожал плечами Макс. – Пытаюсь как-то все исправить. Узнаю, что случилось.

– Да, Макс, случилось. А случилось здесь то, что ты идиот. Ты себя сразу позиционируешь как человек, который боится ее потерять. Знаешь, в чем твоя ошибка? Вот давай на примере. Ты как на первое свидание пришел, напомни-ка мне? Вовремя и с цветами. Обосрался по полной, короче. Ну какая девушка тебя после этого уважать будет?

– А если ты был еще и в этом зеленом джемпере, – Женя критично осмотрел сидящего Макса, – то ты точно не оставил бедной девушке шанса полюбить тебя таким, какой ты есть. И насторожись, когда тебя в следующий раз хорошим назовут. Это неподходящее для мужика слово. Хорошей может быть погода на улице. Но не мужик.

Макс сдержанно улыбнулся, задетый высказыванием про джемпер.

– Знаешь, Жень, мне вот пофиг на общественное мнение.

– А вот это самое большое вранье, – ответил Женя. – Ты так говоришь, потому что я с твоим мнением не согласен. Был бы согласен, так ты бы мое общественное мнение одобрил. Все мы, Макс, ищем одобрения и признания. Даже если себе сами в этом не признаемся. Все. Начиная от звезд первой величины и заканчивая бабкой-мизантропкой, которая на два этажа подо мной живет. Даже Диоген – и тот выбрал бочку не где-то на задворках Греции, а посреди, блин, самой ее столицы. Где людей побольше. Чем тебе не пример, что даже аскетичность можно сделать… ну… эпатажной, во. Он и сам хайповать начал от своего дауншифтинга. Иначе давно бы встал, отряхнулся и свернул этот свой социальный эксперимент.

– Он, вообще-то, не в бочке жил, – поправил его Макс. – …Вопреки распространенному мнению…

– Да какая, нахер, разница. В бочке, в коробке. Я тебе о сути. Вот как там пишут: «Хочу бросить все и сбежать на остров. И еще 10 книг с собой взять». Ну прочтешь ты их. Встретишь сотню закатов и рассветов. Собьешь палкой все кокосы на ближайших пальмах.

И окажется, что тебе даже некому похвастаться, какой ты здоровенный шалаш вчера отгрохал. И некому выслушать, какой ты позавчера здоровенный разжег костер.

Женя сделал два больших глотка. В горле пересохло.

– В общем, кто там говорил? Декарт? «Я мыслю, значит, я существую». Надо менять, не годится. – Женя задумчиво почесал переносицу. – «Я мыслю, меня слушают, значит, я существую». Да. Вот так будет лучше. А что насчет женщин… Понимаешь, Максим, женщин отпугивает мужская «безвредность». Любят в первую очередь то, что боятся потерять. Никто не боится потерять плюшевого медвежонка, который говорит: «Дорогая, я дома», когда ему нажимают на его плюшевый живот. Она должна чувствовать, что потенциально ты можешь взять и уйти. Как подводная мина – внешне спокоен, но при грубом обращении можешь сдетонировать. И тогда последствия будут разрушительны.

– Да это все маскулинный бред, – отмахнулся Макс. – Для доморощенных альфа-самцов. Любые отношения построены на взаимном уважении. Как-то же женились люди до появления «10 твоих фраз, которые ее точно отпугнут» на ютубе.

– Ну как знаешь, – пожал плечами Женя. – В таком случае торжественно объявляю, что в соревновании «Кто глубже спрячет голову в песок» победил юноша в зеленом джемпере. Ура! – победно воскликнул Женя. – Обратите внимание, дорогие болельщики, из песка торчат одни лодыжки.

– А ты с юмором, я смотрю, – беззлобно проворчал Макс. – И ты опять меня перебил. Остановились на твоем докладе о моногамии, а ты снова на меня стрелки.

– Валяй, – махнул рукой Женя.

– Ну так вот, – продолжил Макс, – выходишь ты, значит, к пюпитру, весь такой помятый и с засосами на шее. Горло прочищаешь и объявляешь: «Роль моногамии и деструктивные последствия полигамии в жизни мужчины».

Женя прыснул со смеху.

– И слайды давай переключать, – воодушевленно продолжал Макс. – А там у тебя на самом первом картинки с фактами из природы – про волков, которые один раз выбирают себе самку, про розовых фламинго…

– Кого,