Новая Орда - Андрей Посняков

– Я сделаю все, мой эмир!

– Сведения будешь передавать через сурожских купцов. О том уговоришься с моим беклярибеком. Все!

Джелал-ад-Дин поднялся, худой и несколько нескладный, подошел к своим воинам, что-то негромко приказал. Нукеры тотчас повскакали на коней, подвели белого жеребца и эмиру.

– Мы едем в Карым, – улыбнулся в редкие усы царевич. – Там ждет нас отряд генуэзской пехоты… мои уцелевшие тумены тоже прискачут туда. Вперед! Нельзя терять время.

Тайными тропами, по урочищам, вдоль разлившихся рек, остатки войска Джелал-ад-Дина во главе со своим грозным эмиром поскакали вдоль Сурожского моря и дальше, к перешейку, в Карым – город многочисленных минаретов и глинобитных стен, город русских, польских и литовских рабов, город людского горя.

Эта невольница нравилась ему больше других – юная, большеглазая, со смугло-золотистой кожей и длинными темно-рыжими волосами. Да, тощевата, вот если б этот чертов работорговец ее хотя бы чуть-чуть подкормил. А грудь? Что она ее скрывает-то?

Синьор Аретузи повелительно махнул капитанским жезлом:

– Пусть снимет платье!

– Как вам угодно, сиятельный господин!

Изогнувшись в угодливом поклоне, торговец живым товаром – старый горбоносый грек – обернулся и щелкнул пальцами. Молодые надсмотрщики, вмиг стащив с девчонки платье, подтолкнули ее к самому краю невысокого помоста, предназначенного для показа рабов. Со слезами в больших синих глазах девушка дернулась было прочь, попыталась прикрыться – надсмотрщики со смехом схватили ее за руки, и генуэзец довольно кивнул – грудь этой рабыни оказалась достаточно большой и упругой, лучшего здесь все равно не найдешь – не Кафа, не Солдайя, даже не Тана!

– Я беру ее, – подойдя, синьор Аретузи все же не поленился пощупать грудь и столь же внимательно осмотрел девчонке зубы – будто лошадь покупал, не наложницу.

– Берите, берите, уважаемый господин, – обрадованно осклабился грек. – Она очень красива, видите? Триста дирхемов, думаю, цена подходящая!

– А я вот так не думаю! – резко перебил покупатель. – Пять дукатов – и ни монетой больше!

– Господ-и-ин! Ну, посмотрите же, какая краса.

Жестокое обветренное лицо старого кондотьера осталось непроницаемым, словно лицо каменной статуи. Подобных красавиц он мог бы иметь сколько угодно и совершенно бесплатно – просто взяв свою долю в полоне. Если бы Джелал-ад-Дин… Если бы этот чертов Джелал-ад-Дин… Да сколько же его можно ждать-то! Устал уже ждать, и солдаты устали. Вот хоть сегодняшний вечер скоротать с этой и вправду красивой девкой – а почему бы и нет? Вино, женщины, песни – всего этого осталось так мало, ибо старость – а синьор Аретузи разменивал уже пятый десяток – подкрадывалась незаметно. В сырые дни уже одолевала подагра, суставы словно жгло адским огнем – и тогда кондотьер молился, молился истово и страстно, ибо таким уж грешником вовсе не был – и это знал. Да, временами жесток, но капитан наемников и должен быть жестоким, иначе просто не выжить ни ему самому, ни солдатам, да, лил кровь – но это военное дело! И честь свою – если применительно к наемникам можно упоминать это слово – синьор Аретузи вовсе не замарал, сохранил, насколько смог, об этом все его люди знали и капитанскому слову верили.

Ах, красива, красива девка!

– Повернись-ка!

Невольница послушно повернулась.

Генуэзец прищурился:

– Что это у нее на спине? Похоже, следы побоев? Вы ее били? И теперь пытаетесь всучить мне испорченный товар?

– Что вы, что вы, любезнейший господин! – пуще прежнего заулыбался работорговец. – Это она сама… сама упала… или нет, просто долго спала, вот и отлежала спину…

– Хотите сказать, я не разбираюсь в следах от плетей? – усмехнулся синьор Аретузи. – Пять дукатов!

– Ну, господин… ну, хотя бы десять!

– Пять!

– Хорошо… восемь… полдюжины!

На полдюжине и сошлись… вроде бы… если бы торговле не помешали солдаты. Двое ландскнехтов в кирасах и шлемах подошли, поднимая пыль, с интересом пялясь на полуобнаженных невольниц.

– Господин капитан! К вам гонец.

– Гонец? – кондотьер с облегчением кивнул – он давно ждал этого известия и вот наконец дождался, даже приосанился, встрепенулся, словно старый, застоявшийся без дела конь. – Он где? В лагере? Что ж, идемте.

Все трое повернулись – до лагеря наемной пехоты от рынка было всего-то с полчаса ходу.

– Господ-и-ин! Достопочтенный синьор! Вы что же, меня не купите? – отчаянно выкрикнула вслед выставленная на торги девчонка. Выкрикнула на родном языке кондотьера.

– Ты что же, знаешь генуэзскую речь? – обернувшись, изумился тот.

– Я из Далмации, у нас была фактория. Меня зовут Дана, господин, Даная.

– Даная? Тимэо данаос эт дона фэрэнтэс – бойся данайцев, дары приносящих, – не вполне к месту процитировал капитан.

– Так вы меня купите?

– Ровно полдюжины дукатов, мой господин, – умоляюще сложив руки, напомнил грек.

Кондотьер нахмурился:

– Кажется, речь шла о пяти.

– О шести, господин, клянусь честью!

– У тебя есть честь? Надо же. Ладно, вот тебе… – Старый солдат с презрением швырнул продавцу деньги и, повернувшись к невольнице, строго сказал: – Или за мной, данайская дева. И сразу скажи: с чего бы это ты так захотела, чтоб я тебя купил? Отвечай правду – я не выношу лжи.

– А я и не собираюсь вам лгать, синьор, – отойдя подальше от рынка, девушка явно осмелела. – Просто все надсмотрщики работорговца насиловали меня каждый день и по нескольку раз кряду.

– Ну, я ж говорил, что ты порченая! – скабрезно расхохотался генуэзец.

Даная рассерженно повела плечом:

– А я и не утверждала обратного. Однако если вы хотите скрасить свои дни… Да и для меня один славный воин куда лучше этих вонючих отбросов!

– Хорошо сказано, черт побери! – старый капитан искренне восхитился и даже крикнул своим солдатам – смотрите, мол, и учитесь меткому слову.

Правда, тут же состроил презрительную гримасу:

– Если ты думаешь, Дана-Даная, что у меня тебе будет легко, так очень и очень ошибаешься! Я живу скромно, как все мои солдаты.

– Скромность украшает любого, – вымолвила девчонка.

– К тому же я могу запросто проиграть тебя в кости или пропить.

– Как вам будет угодно, мой господин.

– А вот это правильно! – Кондотьер неожиданно расхохотался, подкрутив лихие усы. – Вот так всегда и говори, коли я теперь твой хозяин. Стряпать умеешь?

– А как же!

– Ну, вот и совсем хорошо. Видишь тот рыжий шатер? – синьор Аретузи показал рукою вперед, где на самой окраине города, за рядами глинобитных мазанок, располагался военный лагерь. – Иди туда и жди. Можешь, кстати, прибраться и сготовить чего-нибудь поесть – продукты в шатре найдутся.

– Слушаюсь, мой господин.

– Вот это по-военному! Хвалю. Да! Не вздумай бежать, – замедлив шаг, на всякий случай предупредил предводитель наемников. – Бежать здесь некуда, да и незачем – знаешь, что делают с беглыми?

– Наслышана, – невольница зябко повела плечом. – Сдирают с живых кожу. Так делают нехристи, но вы, славный господин капитан, все же – добрый католик.

– Католик – да, но вовсе не такой добрый, как тебе почему-то кажется!

Сопровождающие своего бравого капитана солдаты громко засмеялись.

– А вы-то что ржете, лошади? – неожиданно обиделся кондотьер. – Ну, где тут ваш посланец?

– Вон, господин, у костра.

– У костра… – Острый взгляд капитана мгновенно выхватил из толпы сидевших у костра наемников щегольски одетого человека в длинном красном плаще европейского кроя. На боку его висел короткий меч, а покрой короткого кафтана напоминал рыцарскую налатную накидку – котту. – Хм… по виду не татарин.

– Он наш земляк, господин капитан.

– Совсем интересно! А ну-ка, пошли быстрей… Даная, в шатер!

– Слушаюсь, мой господин.

Улыбнувшись, девушка проводила кондотьеров глазами, осмотрелась и быстро зашагала к шатру.

Незнакомый щеголь в красном плаще при ближайшем рассмотрении оказался вовсе не таким уж и незнакомым – капитан тут же припомнил, что как-то уже видел его в городском совете Кафы. Посланец – да… и славный синьор Аретузи его давно ждал… только не итальянца, а татарина от эмира Джелал-ад-Дина.

– Доброго дня, уважаемый синьор капитан, – увидев подошедшего кондотьера, посланец поздоровался первым.

Не так уж молод, но и не стар. Длинные черные локоны, темные усы, бородка. Лицо обычное, неприметное, не писаный красавец, но и не урод.

– Меня зовут Барберини, Джованни Барберини, и я только что приехал от консула. Где бы мы могли без помех поговорить?

Капитан хотел было позвать посланца в шатер, но вовремя прикусил язык, вспомнив, что в шатре-то как раз теперь появилась помеха… весьма симпатичная, надо сказать, помеха, большеглазая и грудастая.