Машины морали, Машины любви (СИ) - "DanteInanis"

— Джимми, — сказал Майкл, — я поговорил с Чарльзом, и мы нашли способ вернуть тебе зрение, когда ты потеряешь его полностью. Есть такой способ. Можно вырастить в затылочной части мозга световые рецепторы и туда подавать сигнал с камер, которые будут вставлены в глаза. Эта операция конечно же стоит немалых денег, но она реальна. Кроме того, — добавил Майкл, — возможно к тому времени, как твоё зрение значительно ухудшится, появится более совершенный способ.

— Спасибо, Майкл, — поблагодарил Джимми, — но это не поможет.

— Почему не поможет? — удивился Майкл.

Джимми бросил мыть посуду и уселся недалеко от Майкла, сложив ладони на коленях.

— Я хочу сказать, если ты хочешь уйти от меня… — Джимми запнулся. — Нет. Если ты хочешь перестать приходить ко мне, — и посмотрел Майклу в глаза, — или если ты хочешь не чувствовать себя виноватым из-за меня, —Джимми подумал ещё и добавил: — Или если ты не хочешь, чтобы я мучался по этому поводу, то операция совершенно не нужна.

Казалось, Майкл понимал каждое слово в отдельности, но вместе не понимал ни одного.

— За десять лет у меня было много времени подумать, как я буду жить, когда потеряю зрение, — объяснял Джим. — Это привело к тому, что я как будто начал жить без зрения уже сейчас, хотя глаза ещё видят. С тобой у меня что-то похожее. Я был полностью уверен, что наши отношения закончились ещё тогда, через месяц от момента знакомства. Но с другой стороны мы уже два года практически живём в гостевом браке.

Майкл внимательно слушал и не перебивал.

— Каждый раз, когда ты приходишь, я заставляю себя думать, что это последний раз, чтобы уменьшить надежду на продолжение. Наверное, ты думаешь то же самое, но немного по-своему. Получается, как и с глазами. Хотя они всё ещё видят — я живу так, как будто уже ослеп.

В предложении подставилась точка. Майкл постарался не затягивать с ответом.

— Джимми, — сказал он и выдохнул, — Джим, — а после сделал ещё один глубокий вдох. — Видишь ли. Нет, — Майкл отбросил какую-то несказанную фразу и начал заново: — Я не испытываю любви вообще. Не только к тебе, Джим, а вообще. Возможно, это какая-то мутация, как с твоим зрением. Поэтому мы не в равных условиях. Вот что очень важно — мы не в равных условиях. — Майкл повторил эти слова несколько раз.

Джим приоткрыл рот от удивления, что делало его немного нелепым и одновременно симпатичным. Майкл невольно улыбнулся:

— Это необычная особенность, — пояснил он.

— Нет, — Джим остановил Майкла, — я не про это, я про другое. Ты хочешь сказать, что всё из-за «неравных условий»?

— Конечно, — ответил Майкл, — это было бы несправедливо.

— Только всё с точностью до наоборот! — сказал Джим. — Мы как раз в самых равных условиях!

Майкл не смог ответить, потому что Джим лишил его равновесия, наклонив прямо над полом, чтобы смотреть ему глаза сверху вниз. Мысли в голове Майкла сдуло ветром страсти, и на следующие пару часов они забыли совершенно обо всём.

*

Под утро Джимми закричал во сне так сильно, что Майкл чуть не упал с кровати. Майкл, как не самый далёкий человек от механизмов работы мозга, был очень внимательным к снам, поэтому за завтраком он попросил Джимми рассказать сон. Джимми покраснел от стыда.

— Это очень личное, — ответил он, — и мне стыдно. Но если для тебя это важно…

Майкл внутренне улыбнулся на слове «личное», словно во снах Джимми могло оставаться что-то личное после того, что они вытворяли в постели. А что, если у Джимми есть тайные сексуальные желания, которые он скрывает? Тем более!

— Конечно, для меня это очень важно.

Джимми опустил голову.

— Хорошо, я расскажу, — произнёс он тихим голосом.

Джимми приснился сон, где они вместе с Майклом гуляли по ослепительно зелёным горам, на краю которых разливалось голубое море. Они вышли к живописному обрыву, чтобы посмотреть закат. Вдруг сильный порыв ветра сбил Майкла с ног, и он оказался висящим на одной руке прямиком над скалистым берегом. Джимми никак не мог помочь Майклу. «Уходи», — сказал Майкл Джимми во сне. Джимми стал перед самым обрывом и закрыл глаза. «Уходи», — сказал Майкл второй раз. Джимми попытался сделать шаг вперёд, но не смог. Майкл отпустил руку и полетел вниз. Джимми неистово закричал и проснулся.

Майкл внимательно выслушал рассказ и озадаченно постучал пальцами по столу:

— Ты так сильно испугался из-за того, что я умер?

Джимми помотал головой.

— А почему ты тогда закричал? — ещё раз спросил Майкл.

— Потому что у меня не хватило духу прыгнуть.

Майкл удивлённо поднял брови:

— Но тогда бы ты умер.

— Об этом я не думал.

— А о чём ты думал? — с ноткой раздражения произнёс Майкл.

— Чтобы упасть вместе.

— Какой же в этом смысл?! — взвыл рациональный ум Майкла.

— Если мы упадём вместе — тебе будет не так страшно, да и мне тоже, — Джимми взял Майкла за руку. — Единственный способ быть полезным, понимаешь?

Майкл кивнул, но так и не понял, а после принялся одеваться.

— Ты сегодня не придёшь? — остановил его Джим.

Майкл почувствовал, будто его поймали, и почти что сказал «Нет», потом в воображении произнёс «Да», потом помолчал, и еле-еле по капле выдавил из себя:

— Не знаю.

Джим ушёл на кухню и больше не доставал глупыми вопросами, на этот раз первым произнести: «До встречи» пришлось Майклу, который чувствовал себя не в своей тарелке. Джимми ответил:

«До» и замолк.

*

Майклу понадобилось несколько дней, чтобы обдумать решение, которое созрело в голове. «Если я не могу влюбиться, — думал он, — это ещё не значит, что я не могу любить». Майкл вспомнил размышления о чувстве порядка, которым выражалась привязанность Джима. «Может быть вся разница между нами состоит в том, что у меня не получается заменить пуфик на Джима? — Майкл пнул пуфик ногой как бы говоря: — Плохой пуфик, плохой».

Чтобы реализовать задуманное, Майклу требовалось наступить на чувство собственного достоинства и заглушить совесть. Он не знал, хватит ли у него духу. Но куда было деваться? А с другой стороны как же всё это было противно, ужасно, жутко!

Майкл постарался как можно меньше задумываться о последствиях и поехал к Джимми. Был пасмурный субботний день. Джимми радостно встретил его в тапочках, несколько заспанный, не проснувшийся до конца. Значит, вчера он поздно пришёл с работы, и видимо это была вторая его работа. Майкл закрыл лицо ладонью, чтобы скрыть злость к самому себе.

— Что-то случилось? — спросил Джимми.

В этом месте Майкл собирался сказать ему: «Не хотел ли бы ты пожить у меня» или: «А давай ты будешь жить у меня» или: «Я властелин Майкл, приказываю тебе, Джимми, пожить у меня» или даже так: «Я великий и ужасный Майкл, лишённый всякой совести и чувства собственного достоинства, желаю тобой воспользоваться с целью решить свои личные проблемы, пользуясь твоей неограниченной добротой, потому что на самом деле мне настолько страшно, что плевать я хотел на твои личные интересы».

Майкл не отнимал ладонь от лица.

— Нет, ничего. А ты хорошо выглядишь, — и эта фраза была верхом таланта Майкла уходить от темы. А если бы не интонация, то она прозвучала бы как откровенное заигрывание.

Джимми, который ощущал себя помятым изнутри, вспомнил, как должны выглядеть на нём старые спортивные штаны, миллион раз стиранная белая футболка, больше походившая на серую, и ответил:

— Спасибо.

Они уселись на помятую узкую кровать. Джимми положил голову на плечо Майкла, закрыл глаза и обнял его словно пуфик. Майкл воспользовался этими минутами спокойствия, чтобы унять свои эмоции и собраться для нужных слов. Но слова не поддавались. Казалось, сказать их проще простого, ведь он знает, что Джимми всегда согласится на всё. И это больше всего вызывало чувство неконтролируемой агрессии.

Майкл прислушался к ровному дыханию Джимми и решил, что тот уснул. Делать нечего, спешить некуда, и, хотя работа придворным пуфиком не вызывала большого энтузиазма, Майкл попытался выбросить все мысли из головы, закрыл глаза и притворился спящим. Он почувствовал, как Джимми медленно ковыряется в пуговицах его рубашки. Минус одна пуговица — минут одна плохая мысль. Минус вторая пуговица — минус ещё одна плохая мысль. Вот-вот минус третья пуговица, наконец, минус третья пуговица — и минус ещё одна плохая мысль. К пятой пуговице в голове у Майкла мыслей совсем не осталось.