Патроны не кончаются никогда, или Записки охотника на вампиров - Михаил Ахманов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этом пункте я свернул от Ксюши и Пол Пота в другую сторону. Имя мое и занятие прозвучали в пыточной, а вот адреса в Берендяевском я не давал и не делился сведениями о партнере. Однако пожаловали ко мне и к нему… Кто же это постарался, сообщил упырям о нашем местожительстве и тесной дружбе? Ведь не адресное бюро! Влад Разуваев, возможно, имеется в их базе, а вот Дойча Петра Данилыча там точно нет! И Саркисяна нет, и Тесленко, и Губайдуллина, и остальных коллег. Разумеется, выследить нас можно, как Колю Вырия, но не просто это, и в жилконторах мы не значимся. Наши адреса известны только в отделе полиции нравов, где выдают лицензии, и, само собой, магистру. А от него следы не просочатся, он мужик опытный, предусмотрительный, замом был у самого Шойгу.
Так, рассуждая логически, добрался я до честного блюстителя закона по имени Фурсей. Добрался, взял на заметку свои соображения и отправился в сортир за пленником.
Упаковали его надежно. На этот случай есть у нас скотч японской фирмы «Куросава Дзен». Весьма рекомендую: держит усилие в четыре тонны, слону не порвать.
Приволок я упыря в большую комнату, усадил в уголок. Он был уже в полном порядке – бугай спортивного сложения и, разумеется, темноволосый. Плохие парни обычно брюнеты, и этот тонкий генетический нюанс отслеживается по голливудским блокбастерам и сочинениям Ломброзо. Стоит ли упоминать, что сам я – блондин? Конечно, не белокурая бестия, но цвет моих волос определяется как русый.
Пленник сидел тихо, только зыркал на клинок в моей руке. Я посмотрел на него левым черным глазом, посмотрел правым зеленым и спросил:
– Как чувствует себя высшее звено пищевой цепочки? Нигде не жмет, не давит и не чешется?
– Мясо… – прошипел он, – пища… Как ни дергайся, Забойщик, а съедят тебя! Не я, так другие. Высосут!
– А вот осиновый кол тебе в брюхо, – молвил я и показал ему кукиш.
Пленник мерзко ухмыльнулся.
– Не выйдет! Не выросла еще та осина, от которой я загнусь, и кол из нее не выструган!
– А как насчет этого? – Я показал ему клинок.
Тут у него нервы сдали, и завизжал он так, что от окон звон пошел:
– Хватит изгаляться, пища! Кончай меня, кончай! Братья отомстят! Глотку порвут и кровь выпьют! А кровь Забойщика сладка… ох, сладка!
Я хлопнул его клинком по шее.
– Не дрейфь, упырь, сейчас ты не умрешь. Отпущу я тебя.
Он перестал визжать и спросил:
– С чего ты такой добрый?
– Пятница сегодня, – объяснил я. – По пятницам я нелюдь милую, но только одного из десяти. Так что выпал тебе счастливый жребий, гнида. Пойдешь от меня гонцом к своим хозяевам, к Борджа, Пашке-Живодеру и графине.
Пленник встрепенулся. Похоже, еще не верил в свою удачу.
– Гонцом? А что им сказать?
И тут я, освобождая его от скотча, произнес лучшую речь с того памятного дня, когда давал магистру клятву Забойщика:
– Я оставлю тебе твою вонючую жизнь, потому что хочу, чтобы они знали, что я знаю, что они знают, кто я такой. А еще пусть знают, что я знаю их, знаю каждого в лицо и поименно и буду им занозой в заднице. Я до них доберусь! И я хочу, чтобы они это знали тоже. Пусть ждут приятной встречи. Отправляйся к ним, недоносок, и передай, что я сказал!
Вампир исчез. Быстрый, гад! Я вышел на лестницу, спустился во двор, но даже запаха его не обнаружил. Трупы уже увезли, двор и лестницу прибрали, на ступеньках – ни волоска, ни кровавого пятнышка. Видать, Ашотовы ученики постарались. Ни дворника тетку Клаву, ни жильцов я не приметил – сидели по своим квартирам и тряслись. Завтра будут обсуждать событие. Скажут – доигрался, журналист! Не о тех написал и не то, что нужно.
Я вернулся в жилище Влада и обнаружил, что дьяк Степан уже на ногах, с бутылкой «Греми» в волосатой лапе. Плескалось в ней чуть-чуть на донышке.
– Зело отменное питье! – заявил Степан, нежно покачивая бутылку. – Энто что ж за эликсир?
– Грузинский коньяк, – отозвался я. – Двадцатилетней выдержки.
– Пьют же люди! – Степан запрокинул голову и разом прикончил остатки. – А мы, грешные, все белую да белую сандалим… Хотя водочка тож бальзам пользительный. Вот попик мой, Варфоломей то исть, все ругается, кричит, что потребляю сверх меры. А я ему: то Господь нам дал в утешение. А не хотел бы, так и не дал. Верно, Петруха?
– Верно, – сказал я и поклонился Степану в пояс.
– Ты чего, Петруха?.. Чего?..
– Дружка ты моего спас, и за то вечная тебе благодарность. – Поколебавшись, я спросил: – Может, денег тебе дать? Есть у меня деньги, много.
– Нет. Сказывал я тебе, что соблазна бегу и не лечу за мзду. Твоя благодарность дороже, но лучше Господа хвали, а не меня. – Тут Степан смущенно хмыкнул, затем покосился на прихожую с разбитой входной дверью и сказал: – Квартирку жаль. Негоже ее открытой на разор бросать. Я плотника пришлю. Есть при нашей церкви плотник, Ефимычем кличут. Ха-ароший мастер! Дверь навесит, замки вставит и возьмет недорого.
– Спасибо. А спросить тебя можно, Степан? – Свербило меня одно подозрение, только не знал я, как намекнуть и стоит ли говорить на эту тему. Но любопытство победило.
Дьяк поправил скуфейку.
– Спроси. Коль знаю, так отвечу.
– Это лекарство, что ты Владу дал… Где взято?
– Где взято, где взято… – с задумчивым видом молвил Степан. – Божьей милостью послано! Я тебе скажу, Петруха, а ты уж верь или не верь. Не всякий раз, но при большой надобности является людям дверца, а за нею – лазарет Господень или что-то вроде нашей ризницы. Словом, сокровенный склад! И есть в энтой кладовой всякие чудные предметы и снадобья тож, а заведует ею не иначе как ангел высокого чина. Войдешь туда, и ангел тебе подскажет, что можно взять, а чего нельзя. Не всякого пускают, но лишь того, кому приуготовлен дар. Бери его и уходи. Как выйдешь, оглянешься – а дверцы-то уже и нет… Такое вот чудо, Петруха… – Дьяк придвинулся ко мне, обдавая коньячным запахом, заглянул в лицо. – Веришь? Или решил, что спьяна мне мерещится?
Обняв его за плечи, я глубоко вздохнул и произнес:
– Верю, Степан! Еще как верю!
Анна
Я спустился к себе в подвал, сбросил грязное шмотье и принял душ. Чувствовал я себя отлично; завтрак в шаверме и крепкий сон восстановили силы и стерли память о моей сомнительной метаморфозе. Телесную память, я имею в виду, ибо забыть такие чудеса и превращения нормальный человек не может. А я хоть и мутант, но психически абсолютно адекватен.
Стоя под теплым душем, я думал сразу о множестве вещей: об исцелении Влада, о посланце, отправленном мной к упырям, о ренегате Фурсее и приключениях минувшей ночи. Я строил планы, как подобраться к вампирическим главарям, какие предъявить им доводы, святую ли водицу или, возможно, огнемет, заправленный белым фосфором, или предложить обмен их Тайны на мою. Но инстинкт мне подсказывал, что этот последний вариант не годится; какой бы тайной ни владели вурдалаки, о Лавке им знать не положено. Правда, я мог наврать им с три короба – скажем, о чудесной микстуре британских ученых, что превращает человека в упыря. Почему бы и нет? В Британии клонируют овец, а это не менее сложные эксперименты, чем производство вурдалаков.
Так вот, о Лавке… Получалось, что не один я избранный, если Степан в ней тоже побывал! Наверное, не раз и не два, и, быть может, его паранормальные таланты прямиком оттуда… Мысль о Степане и его истории потянула другую, связанную с магистром. Не все я ему рассказал и, пока длилась наша беседа, побаивался, что спросит он меня: а не хитришь ли ты, Забойщик Дойч?.. Гулял среди вампиров и общался тесно с Харви Тейтлбоймом, и что же, никто не учуял тебя, не заподозрил, кто ты есть?.. Но не возник такой вопрос, и это странно – магистр ничего не упускает. Впрочем, есть у Михал Сергеича манера с вопросами не торопиться. Человек он непростой, из эмчеэсовских начальников, что воду прошли, огонь и медные трубы. Сегодня не спросил, так завтра спросит…
Или не спросит, подумал я. Вдруг то, что осталось за кадром, ясно ему без слов? Вдруг он тоже из посетителей Лавки? Вдруг и ему преподнесен какой-то дар – не ружье с неразменным патроном, а что-то более весомое? Умение руководить, способность убеждать и брать за глотку… Ведь отрезали ему когда-то часть системы МЧС, нынешнюю Гильдию, и, как говорят, эта операция не обошлась без крови…
Закончив мыться, я переоделся и включил телевизор. Погонял по всем каналам, но о плане-перехвате и рецидивисте Дойче, вооруженном и очень опасном, не было ни слова. Видно, начальники Фурсея поняли, что со святой нашей церковью спорить не стоит, и дали отбой. Что не означало безопасности для Дойча, известного криминального авторитета, – упыри могли и без полиции его прищучить.
Так что я натянул любимый черный плащ, приласкал свой «шеффилд», спрятал его в кобуру и отоварился в арсенале разной мелочью. Затем вылез из подвала и поднялся на второй этаж к Владовой квартире, где солидный мужик, плотник Ефимыч, ладил дверь, дал ему денег. Позвонил Саркисяну, выяснил, что кровь Владу закачали и теперь он спит и розовеет на глазах, а в палате сидят ученики Шеки Губайдуллина. Потом отправился в переулок у Ильинки и пригнал домой «жучок».