Этюд с натуры - Виктор Тихонович Сенин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Сам лучше?» — подумал о себе. Личные невзгоды выпячивает, а что жена отдала ему молодость без остатка, детей растит — это просмотрел. Была Марина красивой. Была у них любовь…
С чего началось у них?
На учениях, которые были объявлены по флоту, «Стерегущий» отлично выполнил ракетные стрельбы. После разбора действий эскадры экипаж получил благодарность командующего флотом. Вернулись на базу, и на следующий день после подъема флага командир эсминца поздравил офицеров и матросов с успешным выполнением поставленного задания, отметил наиболее отличившихся. Старшина первой статьи Глотов получил кратковременный отпуск на родину.
Через два дня он был в Ленинграде. Сошел с поезда и от Варшавского вокзала зашагал через мост на Обводном канале, радуясь свободе, синим куполам собора на Измайловском проспекте. Он соскучился по городу, видел его как бы впервые. Проехал до Исаакиевской площади, постоял перед собором. «Господи, силою твоею возвеселится царь», — прочел вязь букв над северным портиком. Раньше не замечал этой надписи, хотя приходил с классом на экскурсии. Вспоминал, как учитель физики рассказывал, что именно при строительстве Исаакия в русской науке было сделано открытие огромной важности — физик Якоби разработал гальванопластический процесс, и некоторые скульптуры выполнены новым методом. Глотов обошел собор, отыскал ангелов со светильниками, скульптурные украшения дверей.
Вечером нагрянули друзья по двору — Генка Корнеев и Василий Филиппов. Они после школы пошли учиться дальше: Филиппов поступил в университет, а Корнеев — в Институт инженеров железнодорожного транспорта.
— Нечего сидеть, — шумел Корнеев, — пошли на танцы. На кораблях, наверно, поотстал, рок-н-ролла там на железных посудинах не увидишь.
Они отправились во Дворец культуры имени Кирова. Веселье было в разгаре, когда вошли в Мраморный зал. Остановились неподалеку от двери: трое — ростом под сто девяносто, широкоплечие. Глотов в матросской форме, сшитая на заказ бескозырка привычно сбита на затылок.
Стояли и поверх голов рассматривали танцующих и сидящих на стульях. Послышался озорной смех. Корнеев толкнул Глотова.
— За нами наблюдают!
Владимир повернул голову и увидел девушек. Поглядывая на него, в их окружении стояла брюнетка. Видимо, она была среди них заводилой. Девушка что-то сказала подругам, те снова рассмеялись. Девочка была ничего: черные густые волосы гладко зачесаны и собраны на затылке в тугой узел. Глотов отметил, что волосы у незнакомки естественного цвета, не знали ни краски, ни химических завивок. Прическа сделана по собственному вкусу, без оглядки на моду. Не стала распускать по плечам, а к лицу бы. Видно, трудно потом расчесывать спутавшиеся пряди, потому и укладывает в узел.
— Проверим, что за птаха, — сказал Глотов и, отодвигая с извинениями стоявших на пути, стал пробираться к девушкам. Остановился возле них.
— Разрешите пригласить на танец? — сказал и сделал полупоклон.
— Меня? — переспросила незнакомка, розовея лицом и как бы удостоверившись, что именно ее, а не кого из подружек приглашает матрос на танго.
— Вас…
Он взял ее за руку и повел в круг. Рука у девушки была горячая. Глотов сжал ее от прилива нежности, желая успокоить. Девушка улыбнулась и внимательно посмотрела ему в глаза.
— Марина, — представилась первой, когда они начали танец.
— Старшина первой статьи Глотов.
Девушка засмеялась.
— Зовут вас как, старшина Глотов?
— Ах да… Владимир.
Ему казалось, будто знакомы давно, не встречались только. Весь вечер они не расставались. После первого танца Глотов проводил Марину к подругам, но тут объявили твист, и Марина сама потащила Владимира в круг. Отплясывала с азартом, только коленки мелькали. Раскрасневшаяся, обмахивалась после платочком и улыбалась.
— Люблю танцы, каюсь. Чертенок во мне просыпается, когда музыка зазвучит. В техникуме посмотрел бы, что девчонки на танцах вытворяют. Тут как-то неудобно.
— Ты в техникуме учишься?
— Первый курс заканчиваю. Техникум радиоэлектронного приборостроения. Новое направление, как любит повторять наш директор.
После танцев Глотов провожал Марину домой. Жила она на Васильевском. Решили прогуляться и свернули к Неве. У гранитной набережной тихо покачивались пришвартованные лесовозы, волны набегали и шлепали о днища судов. На палубе первого лесовоза расхаживал вахтенный.
Глотов рассказывал Марине о Балтике, родном эсминце. Возле памятника Крузенштерну под хрипловатую музыку «Спидолы» отплясывали мальчишки и девчонки, видимо десятиклассники. Пиджаки и куртки мальчишек, великоватые для девичьих плеч, делали девочек неуклюжими. Но пары, соревнуясь, лихо выкидывали коленца, никто в азарте не хотел выглядеть хуже. Мелькали белые рубашки ребят, изгибающихся и приседающих.
— Не замерзла? — спросил Глотов.
— Немножко, — ответила Марина и доверчиво прижалась.
— Могу снять суконку и укутать твои плечи. Парням по гражданке проще: сняли пиджаки…
— Снимешь и ты со временем. Нашел из-за чего переживать.
— Осенью уйду в запас. Дембель, как говорят на флоте.
Ему приятно было идти с Мариной, порывался сказать что-то хорошее, но боялся сболтнуть лишнее и отмалчивался. В душе зарождалось чувство нежности, желание защитить девушку от невзгод. Глотов осторожно обнял Марину за плечи, чтобы ей было теплее. Она не отстранилась, подняла глаза и посмотрела, словно хотела убедиться, тот ли он человек, которого желала бы видеть рядом, доверять всецело.
— Мне пора, — сказала со вздохом. — Утро уже, а днем зубрить технологию. Зачет на той неделе. Скучная я у тебя…
— Хорошая! Пройдемся еще немного.
— Ладно. Погуляем.
Взошло солнце, зажглись белым расплавом окна верхних этажей. Дворники в зеленых куртках шаркали метлами, серебряными нитями поблескивали мокрые от росы трамвайные пути.
— Когда мы встретимся? — спросил Глотов. Ему не хотелось расставаться с Мариной.
— Можно сегодня вечером. Я буду ждать твоего звонка. Запиши номер телефона.
Возле парадной старого петербургского дома с двумя башенками на крыше они остановились.
— Мы пришли. Первые три окна на третьем этаже — наша квартира. Последнее окно — моя комната. Постучишься — я открою.
— Постучусь обязательно.
На пороге парадной Марина оглянулась и помахала рукой.
— Иди, иди, а то не выспишься, — сказал Глотов, переполненный нежностью.
— Жду твоего звонка, Володя.
Дверь захлопнулась. Глотов подождал еще немного и зашагал к Среднему проспекту. Город просыпался, появились первые прохожие, пошли трамваи. По Восьмой линии Глотов вышел к мосту Лейтенанта Шмидта. Вдоль набережной катили поливальные машины, каждая несла впереди себя дождевое облако. Поливалки скрылись за сквериком с обелиском в честь побед графа Румянцева. От мокрой булыжной мостовой дохнуло сырой прохладой. За Невой жарко горел на солнце купол Исаакиевского собора.
Мать ничего не высказала Владимиру за столь долгое отсутствие. Она работала в трамвайном парке водителем трамвая и привыкла к ранним побудкам. Кутаясь в халат, ушла на кухню, поставила чайник.
— Зачем ты,
