Убойный сюжет - Александр Тюрин

А вот сейчас Трофимов, похоже, решил устроить капитальную «стрелку». Едва мы сели — правда, не заглушив мотор — как на поле выехало три джипа. Вороненые стволы я сразу засек. Однако джипы вежливо остановились метрах в пятидесяти от нас. Кажется, это те самые участники переговорного процесса, которых высвистал полковник.

С помощью плотицынского бинокля я высмотрел за ветровым стеклом одной из машин жирную афишу Сердоболько. А за другим стеклом еще одну важную персону. Уж не ряха ли Гунякова маячит? Вдобавок я заметил снайперскую винтовку, которая смотрела прямо на мой котелок.

— Послушайте, давайте взлетим, — обратился я к другим членам команды. — Что-то у меня на земле голова чешется. Вон стекляшка оптического прицела сверкает.

— Да это чья-то сопля на солнце блестит. И вообще, шеф разрешил улететь только при явной угрозе, — кратко отозвался обычно словоохотливый Плотицын. Первой жертвой такой исполнительности, кажется, станет мой труп.

— Значит, вы считаете, что моей голове ничего угрожать не может, поскольку мозги в заднице? — обиделся я на старого знакомого.

Все-таки мне полегчало, когда показался «Ка-22» с Трофимовым. Эта вертушка тоже присела, переведя мотор на холостые обороты.

— Леня, вертолетным хулиганом ты уже был, сейчас станешь дипломатом и отправишься со мной на переговоры. Как товарищ, лучше других разбирающийся в местной обстановке, — велел полковник. Хочешь не хочешь, а слушаться надо.

Толковище началось где-то посредине между винтокрылыми машинами и джипами. Тут я впервые познакомился с Гуняковым.

— Где Тархов? — начал он.

— Его бренное тело взорвалось вместе с геликоптером где-то на скалах Юхновского заказника. Что поделать, авария. У самого еле-еле душа в теле, — скромно отозвался я.

— Вы убили его! — багровея, стал взвиваться Гуняков.

— По-моему, разговор движется не в ту степь. Вы не на горкомовской трибуне, где надо черное называть белым, а горькое сладким. Тархов и трое его подручных так хотели покончить со мной, что просто перестарались. Еще на вашей общей совести Неелов и Цокотухин. И Крутихин едва не стал пускать пузыри благодаря вам. Тархов-то перед смертью раскаялся и все рассказал мне. Вдобавок он девушку умыкнул… Эй, Аня, покажи личико, только ненадолго.

Я, конечно, блефанул насчет раскаяния, но мои собеседники этого не уловили.

— Ну что, мне вызывать следственную группу из Свердловска? — поинтересовался Трофимов.

Момент был самый напряженный, в воздухе запахло гормонами страха, бздения и ненависти. Я услышал, как щелкнул некий курок и приметил, как прижались пальцы гуняковских холуев к спусковым крючкам.

Тут Трофимов внес определенные коррективы.

— Друг Гуняков, в одном из наших вертолетов сидит человек с авиационным пулеметом. Сколько у вас тут народа? Пятнадцать голов. Может, звякнешь по радиотелефону в похоронный магазин и закажешь пятнадцать штук дорогих белых гробов? С грошиками-то у вас сейчас полный порядок.

Опять игра в покер. Даже если бы Трофимов вытащил бы следственную группу из Екатеринбурга, многое бы она тут сумела накопать, когда все потенциальные свидетели, поджав хвосты, в панике чешут из города? Показаний одной лишь Анны явно недостаточно будет. Остановить же сейчас панику и массовый отвал не под силу даже десятку Кашпировских — очумевшее народонаселение просто сметет их. Тем не менее в отсутствии энергетически мощного Тархова воля гуняковской кодлы явно ослабела.

— Чего тебе еще от нас надо, Трофимов? — голосом осипшего петуха произнес Сердоболько. Ты и так ухватил все перевозки в свои руки.

— Надо долю от каждой сделки по покупке недвижимости в городе. Если точнее, половину.

Жизнь наша заколыхалась на волоске. Трофимов сделал какое-то неуловимое движение, по этому сигналу «Ка-22» подпрыгнул и завис в воздухе, сдувая чепчики со всех собравшихся внизу. Из кабины действительно показался мощный ствол.

— Ты что в голову раненный, Трофимов? — немного посерев лицом, стал возмущаться Гуняков. — Мы же оплачиваем перевозку граждан на новое место жительства. Между прочим, по вздутым ценам и, кстати, эти деньги текут к тебе.

— Меня деньги не так портят как вас. Ладно, сорок процентов. Но в качестве большого одолжения, — отозвался повеселевший Трофимов.

Гуняков и Сердоболько метнули друг на друга безумные взоры, на физиономиях начальников было выписано почти что физическое страдание, а также нерешительность. Наконец бывший секретарь горкома через силу выдавил.

— Мы согласны.

— Таким голосом только из туалета говорить "занято".

— Согласны, мать твою, согласны, — заорал Гуняков.

— Гуняков, ты точно нервный какой-то. Слушай, лечись мочой. В твоем случае это обязательно поможет. — Трофимов покончил с деловым партнером и обратился ко мне. — А ты дрейфил, Леня. Учитывая твой могучий вклад, увеличим твой пай до десяти процентов… Помогла тебе все-таки футболка со Шварцнеггером.

Сейчас, когда отступила угроза моему пребыванию в этом мире, я стал, наконец, соображать и прикидывать.

Итак, одна акула отъела кусок у другой акулы. Сорок процентов от хапнутой недвижимости… это, должно быть, миллиарда четыре или пять. Нет, поскромничал. Все десять, если учитывать заводы и лаборатории. Значит, лично я смогу заработать вплоть до миллиарда.

Получается, что я встану с этими откровенными злодеями, убийцами и грабителями на одну широкую доску! Впрочем, моя моральная чистота продана отнюдь не за дешево. Кроме того, в случае моего отказа все бабки достанутся акулам. Некоторые из них потратят капиталец именно на то, чтобы организовать новую бучу и грабануть кого-нибудь на еще более серьезную сумму. Они будут расходовать эти бабки на укрепление своего «авторитета», на хоромы в районе Лазурного Берега и Пальма-ди-Майорка, на красивых мулаток с задиками-шоколадками, на яхты размером с приличный теплоход. Я же зафигачу денежки в производство дешевого пива и вкусного борща, я оснащу протезами всех, у кого отсутствуют ноги, руки и половые принадлежности, я куплю каждому дураку по электронному мозгу, я… В общем, не стоит отказываться.

9

Подходила к концу очередная сверхплановая измена жене. Этой ночью гражданка Беленкова не заставляла меня выполнять "акробатические этюды" как в первый раз, поэтому я не страдал от утраты сил.

В семь тридцать утра город был необычайно молчалив. Ни говорка граждан, выходящих из дома, ни скрипа калиток, ни гудения автомобильных моторов. Ничего. Население осталось в прошлом. А через пару месяцев город начнет обживаться снова, приедут новые люди и начнет завариваться новая жизнь, как две капли похожая на старую. Только кто-то потеряет пару десятков миллиардов, а кто-то их загребет. Мне было бессмысленно отказываться от своего миллиарда, но все больше казалось, что слишком эти бабки насыщены чужой невзгодой. И, в принципе, я бы кинул миллиард на то, чтобы зафурычила машина времени и вернула все вспять. А сумму с хвостом из нулей, я уверен, и так как-нибудь заработал бы, особенно если учесть инфляцию.