Мертвая зыбь - Лев Никулин

- Вот видите, перед вами будущее. Вам только семнадцать лет. Милая девушка, уезжайте из Москвы. Скажем, в Киев. Там тоже консерватория. Я дам вам письмо, и вас устроят, словом, вас не оставят. А с "семеркой", которая уже не "семерка", а "пятерка", я все улажу. Но помните, все, что было там, в этом "болоте", остается глубокой тайной. Вы погубите себя и других, если...

- Клянусь вам... памятью мамы! Она умерла от тифа три года назад, я вижу ее во сне и плачу, я так плачу...

Когда Якушев рассказал Артузову об этом разговоре, тот сказал:

- Мне кажется, что можно спасти человека. Дадим немного денег, отправим в Киев, пусть учится. Она любила его... этого Игоря?

- Не думаю. Да он и не хотел ее любви. В нем все убил кокаин. И его самого заодно.

- Стауница после этого случая вы приберите к рукам. У вас есть основание держать его в руках.

Они перешли к разговору о текущих делах "Треста".

- Ртищев поговаривает о каком-то своем питерском приятеле, камергере... Считает его знающим военное дело.

- Возражайте категорически. Нужен действительно военный, генштабист. Настаивайте на этом. Вообще реорганизацию штаба МОЦР надо провести после вашего возвращения из Берлина.

Якушев с удивлением посмотрел на Артузова.

- Да, вы командируетесь в Берлин. Официально поедете на Кенигсбергскую ярмарку по делу восстановления Волжского пароходства. На самом деле цель вашей поездки - проникновение в Высший монархический совет и в окружение бывшего великого князя Николая Николаевича. Постарайтесь добиться у него аудиенции. Это очень подымет ваше влияние здесь, среди заговорщиков. А затем - Врангель! Вы видите, как далеко идут наши планы.

Еще до того, как решилась поездка Якушева за границу, "Трест" через Романа Бирка получил важное сообщение из Ревеля от представителя Врангеля Щелгачева.

"Сегодня ко мне явился прямо из Сербии жандармский полковник Самохвалов, направленный представителем ОРА (Объединения русской армии) из Парижа. Работа этой организации заслужила полное одобрение Врангеля. Врангель заинтересовался деятельностью "Треста" и направил ко мне, как своему представителю в Эстонии, Самохвалова. Последний сообщил мне, что у ОРА имеются свои резиденты на советской территории. По мысли Врангеля, допускается возможность подчинения резидентов "Тресту", однако "Трест" должен принять представителя Врангеля, назначенного по соглашению с "Трестом".

- Речь идет о "совместной" работе "Треста" с организацией белогвардейцев, - сказал Артузов, - дело серьезное. Мы тем самым подходим к Врангелю. Но принять представителя Врангеля опасно. Господа из МОЦР поднимут вокруг него шум и возню, могут проболтаться. И, чего доброго, придется арестовать его, это их спугнет. А с другой стороны, соблазнительно подойти к Врангелю и его силам.

Решили, что упускать эту возможность нельзя. Ответили, что "Трест" согласен оказывать некоторую помощь ОРА, но окончательное решение по этому вопросу будет вынесено после личною свидания представителей белогвардейцев с представителями "Треста" в Париже. Желательно, чтобы ОРА частично взяло на себя расходы по содержанию Щелгачева в Ревеле.

Это добавили для правдоподобия.

У Якушева было немало дел перед отъездом. Стауницу он сказал, что командировка весьма кстати, она продлится месяц. За это время надо установить прочную связь "Треста" с Высшим монархическим советом, с ОРА, то есть с Врангелем, и возможно, даже удастся добиться аудиенции у великого князя Николая Николаевича.

Стауниц был поражен:

- Какой, однако, размах!

- Вы остаетесь в своей группе один. Ртищев в Петрограде. Будьте осторожны, после этой истории с Игорем надо быть вдвойне осторожным. На всякий случай подготовим всеподданнейший адрес великому князю, - если удастся, вручу сам или перешлем... Еще одно: эту несчастную Зою отправим куда-нибудь в провинцию. Где она живет? Я должен ее увидеть. Девчонка напугана - будет молчать. А вам - впредь урок.

Накануне отъезда Якушев отправился на Большую Бронную, там он разыскал дом, квартиру, где жила Зоя. Ему открыли, и еще в коридоре он услышал звуки фортепьяно. "Что-то знакомое... Шопен", - подумал он, прислушался и постучал. Его не услышали. Он отворил дверь и увидел узкую комнату с одним окном, пианино, тахту и стол. В углу сидела старая женщина и что-то вязала. Все правда, как рассказывала Зоя. Увидев его, Зоя перестала играть.

- Играйте, - сказал Якушев, - я люблю эту вещь. Этюд цис моль Шопена, не правда ли?.. Играйте...

- Да, вы это любите? - Она продолжала играть и сыграла до конца. Старая женщина, видимо смущенная приходом незнакомого человека, вышла в коридор.

- Прекрасно, сколько в этом мечтательности, чистоты, поэзии. Музыка вот ваш путь, милая девушка... Прямой и единственный. Теперь вот что... Я уезжаю. На месяц.

Он положил на стол пакет:

- Здесь рекомендательное письмо директору консерватории из Комиссариата просвещения и немного денег. Все будет хорошо. До свидания. Желаю вам счастья.

Она проводила его и сказала:

- Все было сои... Страшный сон. Игорь... И все, что он мне внушил... Я проснулась...

И впервые на лице девушки мелькнула улыбка.

22

Бирк оправдывал доверие ГПУ. Переписка между Артамоновым, Щелгачевым и Якушевым наладилась. Колесников получал от Бирка пакеты, приходившие с дипломатической почтой, и передавал Якушеву. Внешний вид пакетов и шифровок показывал, что они побывали в руках чиновников эстонского министерства иностранных дел и в штабе эстонской армии. Видимо, там не очень доверяли эмигрантским организациям, да и трудно было верить русским монархистам, которые все еще считали Эстонию Эстляндской губернией.

Из переписки "Треста"

с Высшим монархическим советом

Ответ Артамонова (Липского) Якушеву

(Федорову) на письмо Политического совета

"Сообщение о деятельности "Треста" встречено в Берлине с восторгом. Тактика Ваша нам нравится (не всем, разумеется) - Вам на месте виднее, как действовать. Вооруженные силы, которыми можно располагать за границей: полторы тысячи сабель бывшей русской конницы, в данное время она на сербской пограничной службе, несколько военных училищ и три кадетских корпуса. В Болгарии корпуса Кутепова и донцов. Мы просим Вас приехать, ждем Вас, и только Вас, чтобы решить все вопросы. Состоялся ли ваш съезд и какие вынес постановления?"

Ответ Якушева (Федорова)

Артамонову (Липскому)

"Из прилагаемого постановления вы убедитесь в том, что съезд состоялся, и велико было наше огорчение, когда мы так и не дождались вашего представителя. Что касается моего приезда, то я счастлив буду, если позволят обстоятельства, повидать вас всех, дорогие собратья. Теперь текст постановления нашего съезда - приведу только начало, которое глубоко волнует: "Горестно было русскому сердцу пережить горькую весть о том, что великий князь Кирилл объявил о своих притязаниях на императорский Российский престол... Болит сердце за наше общее дело. Мы здесь, пребывая в смертельной опасности, каждодневно готовы отдать наши жизни, сознавая, что только его высочество великий князь Николай Николаевич, местоблюститель престола, может спасти страждущую отчизну, став во главе белой рати, как ее верховный главнокомандующий..."

Постановление по уполномочию нашего съезда подписали: Боярин Василий, полковник Невзоров, полковник Семенов. Протоколы съезда полностью будут доставлены позднее. Душой с вами, Федоров".

- Между прочим, о стиле ваших писем, - заметил Старов. - Все эти "уповая" и "повергая к стопам" хороши в меру, но не надо пересаливать. Надо дать понять, что "Трест" работает в советских условиях и невольно поддается стилю, принятому у нас.

23

В вагоне было холодно, он был старый, его трясло и мотало.

Якушева клонило ко сну, он засыпал и пробуждался от холода и снова возвращался к мысли о том, что он, после всего пережитого, вновь едет за границу. Утром он будет на границе, там контроль паспортов. Потом Рига, и ему предстоит встреча с людьми, которые недавно действительно были его единомышленниками.

Теперь он думал о них - "они", а ведь еще не так давно это было для него "мы". То, что ему доверили Дзержинский, Артузов, Пилляр, Старов сложную задачу - проникнуть в Высший монархический совет, - довершило перемену во взглядах. Якушев думал о монархистах "они", "они", то есть враги, и это после всего, что он пережил и передумал. Он понимал трудность задачи - не все же в белой эмиграции так легкомысленны, как Артамонов, не все ослеплены ненавистью к Советам, как какой-нибудь Щелгачев. Якушев понимал, что ему придется столкнуться и с опасными противниками, к тому же видевшими в каждом приезжем из России агента ЧК.

Две ночи в вагоне были почти бессонными. Якушев размышлял, как повести себя с первой встречи. Артузов и Пилляр правы - надо держать себя независимо, не поддакивать, а вступать в спор, показать себя представителем мощной подпольной организации, заговора, за которым стоят десятки, сотни влиятельных, самоотверженных заговорщиков. "Они хотят вам верить и поверят, - говорил Артузов накануне отъезда Якушеву, - для эмигрантов сильная подпольная организация внутри Советской страны - это козырь. "Трестом" можно козырять перед иностранцами, да и все иностранные разведывательные отделы штабов тоже пожелают поставить на эту карту..."