Французский жених, или Рейтинг одиноких мужчин - Екатерина Гринева

– Смотрите, – вкрадчиво сказал он. – Истинные хозяева жизни. Вы не задумывались, как они себя ведут? Как звери. Они признают только силу и готовы сожрать слабого, безжалостно затопать его. Как будто человечество вернулось назад к каменному веку с его культом грубой силы. Приматы признают только вожака. Доминирующего самца. Понаблюдайте за их повадками, манерами, если вы как следует присмотритесь, заметите терзающий их животный страх – лишиться своего положения, статуса, денег… Кажется, даже окружающий их воздух отравлен этим страхом.

Этот мужчина стоял так близко ко мне, что у меня закололо в позвоночнике. «Надо уходить, – сигналило что-то в мозгу. – Он тебе не по зубам… Ты опять будешь выглядеть мелкой, жалкой, скуляще-несчастной, агрессивной… Этот мужчина крайне отрицательно влияет на твои умственные способности, Кристина».

Бежать! Бежать!

Я нарочно зевнула, прикрыв рот рукой.

– Я, пожалуй, пойду. Завтра вставать рано…

– Сбегаешь!

И от этого насмешливого «сбегаешь», от этой его уверенности, что ему все можно, все дозволено, моя спина невольно распрямилась, и подбородок вздернулся вверх.

– Нет! – отчеканила я. – Не сбегаю. Я могу остаться.

– И ладненько. Да поставьте же куда-нибудь вашу тарелку, – вдруг рассердился он. – Я хочу пригласить вас на танец.

– Меня?

– А что? Это невозможно? Или я – неподходящая партия?

У меня захватило дух.

– Ну… можно.

Он вновь рассмеялся:

– Вы так очаровательно говорите, как будто сомневаетесь сами в себе.

Я закусила губу: это было близко к правде, очень близко. Как в детской игре: холодно-горячо, стало очень горячо… Даже жарко.

Он взял мою тарелку и позвал пробегавшего мимо официанта:

– Возьмите.

Тот на лету схватил тарелку и умчался.

– Вам нужен бокал шампанского.

– Я уже пила, – обреченно сказала я.

– Выпейте еще. Вам нужно расслабиться.

Очередной официант материализовался из воздуха. Два бокала на трогательно-тонких ножках, наполненных шипучим напитком, стояли на подносе.

– Прошу!

Я покорно-обреченно взяла бокал. Вся моя злость и досада прошли, осталось чувство настороженности, и еще – ожидание. Я не знала, чего ожидать от этого человека. И мое собственное незнание странным образом волновало и будоражило меня, словно я оказалась на пороге каких-то волшебных, чудесных изменений, совсем как под Новый год, хотя я была уже взрослой девочкой и в сказки не верила. Или все-таки – в глубине души верила? Только боялась в этом признаться даже самой себе…

– За вас! – Его взгляд скрестился с моим.

И я поспешно отвела глаза. От глотка шампанского словно ток пробежал по телу, и я рассмеялась.

– Это уже лучше. Когда вы сердитесь, вы тоже очаровательны. Но смех вам идет больше.

– Вы намекаете на наше расставание в отеле? – вспыхнула я.

– Бог с вами, я никогда ни на что не намекаю. Я говорю открыто и прямо.

– Как же, как же! – пробормотала я.

Почему мне кажется, что этот мужчина – сплошная загадка, и, сколько я ни задам ему вопросов, он не ответит правдиво ни на один.

Я допила шампанское – легкое, сладкое, тающее на губах. Официант забрал у меня пустой бокал, и Андре протянул мне руку.

– Ну так как же обещанный танец?

– Я ничего не обещала.

Танцевать я не умела. И с мужчинами раньше не танцевала. Разве можно считать танцами посиделки под Новый год в моем родном музее, когда моя начальница как-то устроила праздник и завела музыку шестидесятых-семидесятых годов, чтобы «девочки» потанцевали с «мальчиками». И пригласивший меня «мальчик», доктор искусствоведения Марычев Борис Петрович, изображал из себя искусного танцора, постоянно наступал мне на ноги и рассказывал с пришепетыванием, как он бегал на дискотеки во времена своей молодости в Нескучный сад. Пару раз я танцевала с Пашей, на 8 Марта и на Новый год. Это был шутливый вечер – дурацкая музыка и дурацкий танец с Пашей, который скорее плясал, пародируя самого себя, высоко вскидывая ноги и изображая африканскую страсть. Света Чиж умирала со смеху, налегая грудью на стол, а я хотела, чтобы поскорее закончился этот наш «номер».

Никогда я не танцевала с мужчиной… в нормальной обстановке. Желая и танцевать, и одновременно – прекратить этот танец, не находиться в такой опасной, такой восхитительной близости от него. Хотелось убежать, спрятаться и вместе с тем – прижаться к нему еще крепче и почувствовать его тело. Как в ту незабываемую ночь!.. Мы оба старательно делали вид, что той ночи просто не было. Но это старание обходилось лично мне слишком дорого! Я была готова в любой момент сорваться и прильнуть к нему всем телом или обратиться к Андре на «ты» и сжать его руку… Но он танцевал не приближаясь ко мне: между нами оставалось некое расстояние, «тонкая красная линия», только наши руки крепко переплелись, и длинные пальцы Андре приятно согревали мою холодную кожу.

Моя голова так сладко, так приятно кружилась, губы растягивались в невольной улыбке. Я даже не понимала: какая играет музыка – медленная или быстрая? Я только старалась попасть в такт мелодии, хотя этого от меня и не требовалось. Андре вел в танце, и мне оставалось только подчиняться и не портить игру.

– Вы хорошо танцуете.

– Вот уж нет, – вздохнула я. – Моя бабушка всегда жалела, что не отдала меня в детстве в школу танцев.

– Вы очаровательно непосредственны.

– Звучит почти как ругательство.

– Наоборот.

Я по-прежнему не понимала, смеется он надо мной или нет.

Его губы почти касались мочки моего уха. В груди разливалась приятная сладкая тяжесть. Она бильярдным шаром ударила мне в ноги, и они неожиданно стали тяжелыми, ватными.

– Может быть, закончим наш танец? – прошептала-прохрипела я.

– Устали?

– Нет. Но…

Он отпустил меня, и я едва не упала от неожиданности, оттого, что оказалась одна – без поддержки.

Рядом раздался взрыв смеха – русалочий смех Алены Сивашовой грозил накрыть меня с головой. Казалось, еще немного – и я захлебнусь в этом смехе.

– Может, мы отойдем подальше? – предложила я.

Алена вынырнула из-за пальмы с мужчиной лет сорока, похожим на понурого бультерьера. Она взяла его под руку и направилась к нам.

– Как ты? – воскликнула она с неподдельным энтузмазмом, как будто я была главным человеком в ее жизни. Наверное, это называется «искусством светской беседы». Такой вот задорно-веселый тон, отметающий разом все переживания и печали. Человек, говорящий таким тоном, просто не имеет на них права.

– Ничего. Отдыхаю.

– Какое у тебя красивое ожерелье!

– Да. Фамильное…

Незнакомый мужчина что-то пробормотал, но слов я не разобрала.

– Как я поняла, твой француз по-русски ни бум-бум? Плохо. Мужчина – красавец. – А это Майкл Стависски. Независимый финансовый консультант. Говорит по-русски, – спохватилась Алена, представляя мне своего спутника.

– Очень приятно.

Стависски припал к моей руку и сказал, старательно выговаривая слова, по-русски:

– Вы хорошо танцевали.

– Я и французский понимаю.

– Очень хорошо. Русские, простите, ленивы и нелюбопытны. И к языкам, как я обратил внимание, не очень расположены. Я одно время работал в русском департамента крупного банка. Могу говорить русский и понимать.

Тут уж я не вытерпела:

– Не знаю, о каких русских вы говорите. Я знаю еще английский, итальянский, испанский и немецкий.

– Вау! – Стависски хлопнул в ладоши. – Очень приятно. Вы работаете переводчицей?

– Нет. Экспертом по искусству.

– Отлично!

Я перевела взгляд на Андре. Он откровенно смеялся.

– Как жаль, что он ничего не понимает, – понизив голос, сказала Алена.

– А ты учи языки, и будешь сама все понимать.

– Не могу. Не даются они, хоть ты тресни! Сколько раз принималась учить – и ни с места. Даже на дом ко мне ходила одна училка из Британского Совета, бабки я такие ей отваливала – будь здрав! Не получилось. Наверное, у меня нет способностей к языкам. Вот тебе они легко дались?

– Не знаю. Не задумывалась об этом. Меня бабушка учила.

– Вот видишь. А у меня такой бабушки не было.

Вся страна знала, что Алену изнасиловал в тринадцать лет ее собственный отец, а через год она сбежала из дома, из маленького городка в Зауралье, и двинулась покорять Москву.

– Попробуй займись еще раз. Надо, чтобы тебе интересно было самой их учить. Не из-под палки. А самой. Но что-то мы говорим на такую тему, которая нашим мужчинам абсолютна неинтересна. И Андре к тому же ничего не понимает из нашего разговора.

– А он уже «твой»? – И Алена посмотрела на меня с интересом.

– Ну, это я так сказала. Для обозначения.

– Что ты ломаешься? Мужик он – отпад! Или тебе еще каких-то принцев надобно?

Алена отличалась повышенной бесцеремонностью, которая в московских светских кругах считается особым шиком. Сразу решить, что любимый человек – свой в доску, и навешивать на него груз своих лично-сексуальных проблем – это было в норме. Насчет этого меня просветила Света Чиж.