Брак по любви - Хиби Элсна

— Фанни говорила о Каро, — сказала леди Мельбурн. — Похоже, она очень привязана к вашей дочери. Она сказала мне, что очень рада за Уильяма. А еще она вспомнила, что Каро была влюблена в него еще тогда, когда ей было всего четырнадцать.

— Да, она уже тогда его любила, — с улыбкой подтвердила Генриетта.

— Жаль, что я раньше не особенно старалась узнать ее получше, Риетта, но я постараюсь исправить свою оплошность. Мне вовсе не хочется, чтобы Каролина относилась ко мне с неприязнью.

— Каро, — серьезно сказала Генриетта, — никогда не выказывает неприязни к тем, кто относится к ней с искренней добротой и любовью.

Глава 5

Несколько недель после своей помолвки с Уильямом Каролина была счастлива, не только счастлива, но и удивительно спокойна и уравновешенна. Но через некоторое время бесконечные хлопоты, визиты, приемы и вечеринки изрядно утомили ее.

Она похудела, выглядела бледной и изможденной и все чаще плакала, предвидя неизбежную разлуку со своей семьей.

Когда леди Мельбурн объявила, что предоставляет в распоряжение молодых весь первый этаж фамильного особняка, Уильям с радостью согласился с матерью, даже не подумав о том, что у Каро могут возникнуть какие-нибудь возражения.

Поначалу так оно и случилось: ослепленная счастьем, Каро спокойно приняла эту новость, как и все остальное, что предлагал ей Уильям.

Но чуть позже, когда первая эйфория слегка угасла, ее стали мучить плохие предчувствия, а когда она поделилась своими опасениями с Уильямом, оказалось, что уже слишком поздно что-либо менять.

В огромных комнатах уже полным ходом шла переделка, а для обустройства и украшения апартаментов семья презентовала Уильяму новую мебель, картины и всевозможные безделушки.

Уильям говорил Каро, что его мать, да и вся семья, будут оскорблены, если он сейчас заявит, что они решили жить отдельно; кроме того, они и на самом деле будут жить отдельно, так как леди Мельбурн обещала, что не станет вторгаться на первый этаж без специального приглашения. Он пообещал, что у них будут собственные слуги, да и вообще, они будут жить своей, независимой от остального семейства жизнью.

Каролине ничего не оставалось, как согласиться, но с тех пор она часто впадала в меланхолию и время от времени заявляла Уильяму, что, хотя она очень любит его, ему не следовало на ней жениться, так как она совершенно убеждена, что только испортит ему жизнь.

Генриетта нервничала почти так же, как и ее дочь, и даже Фанни, которая почувствовала, что в семье творится что-то неладное, пришлось на некоторое время оставить свои занятия с книгами.

Один лишь Уильям, как и обычно, был на удивление спокоен. Не обращая внимания на ревность своей матери, он проводил большую часть времени с Каро, пытаясь развеять ее опасения и убеждая ее в том, что ничто не сможет помешать их счастью.

Наконец, когда обустройство апартаментов в Мельбурн-Хаус было доведено до совершенства, за несколько дней до свадьбы, Каро все-таки согласилась взглянуть на свое будущее жилище в сопровождении Уильяма, леди Бесборо и Фанни.

Не было никаких сомнений в том, что леди Мельбурн не пожалела ни времени, ни денег на отделку семейного гнездышка для своего сына — все было по высшему разряду. Она не стала спорить с Каро, когда та заявила, что привезет с собой из дома некоторые предметы обстановки, и, более того, даже предложила будущей невестке самой выбрать расцветку ливрей для своих слуг.

Леди Мельбурн была решительно настроена сделать своего сына счастливым и проявляла к Каро лучшие чувства, на которые только была способна: заваливала ее дорогими подарками, старалась потакать любым ее капризам и прихотям и при всяком удобном случае восхищалась ее умом и красотой. Она знала, что наградой за ее лояльность к невестке будет любовь и признательность Уильяма, и старалась изо всех сил.

В день свадьбы Каро пребывала в полном смятении чувств. Всю ночь она не могла сомкнуть глаз, и, так как церемония была назначена на восемь часов вечера, врач решил дать ей настойку опия, чтобы она смогла немного поспать и набраться сил.

В конце концов Каро все-таки уснула, но сон ее был неспокойным, и когда Фанни около семи часов вечера вошла к ней в комнату, чтобы разбудить ее, то обнаружила ее беспокойно мечущейся во сне, с лицом, залитым слезами.

Проснувшись, Каро прижалась к Фанни и сказала, что ей приснился кошмар. В ее сне леди Мельбурн, одетая в облегающее серебристо-зеленое платье, жестоко насмехалась и глумилась над ней, а когда Каро попятилась и попыталась убежать прочь, под странными одеждами леди Мельбурн что-то зашевелилось, и из выреза ее платья показалась змеиная голова. Леди Мельбурн прижала змею к груди и стала что-то ласково нашептывать ей, не сводя неподвижного взгляда с Каролины, а потом — о ужас! — они обе высунули длинные раздвоенные языки и набросились на Каро.

— Это все опийная настойка, — сказала Фанни, нежно поглаживая Каро по волосам. — Ну, успокойся, это был всего лишь дурной сон, кошмар.

— Это знак, — прошептала Каро. Она все еще дрожала, и слезы по-прежнему текли у нее по щекам. — Меня пугает будущее. У меня такое предчувствие, что должно случиться что-то ужасное и это будет связано с этой женщиной, с леди Мельбурн. Ты же знаешь, что о Ней говорят: она не выносит чужого счастья и всегда старается его разрушить.

— С тобой этого не случится, дорогая. Она слишком любит Уильяма.

— Вот именно! Она слишком любит его и не позволит, чтобы его любил кто-то еще! — безутешно зарыдала Каро.

Понадобились усилия нескольких слуг, чтобы привести Каролину в надлежащий вид для свадебной церемонии, и все это время она не прекращала рыдать. Фанни уже порядком выбилась из сил, утешая невесту и то и дело вытирая ей слезы, и когда в комнату вошла одетая для торжества леди Бесборо, она наконец-то улучила минутку, чтобы ускользнуть к себе и переодеться в свое скромное платье.

Никогда еще Фанни не испытывала к Каро такой любви и нежности, как сейчас, в тот день, который должен был стать для них обеих началом какой-то новой, совершенно другой жизни.

«Какое это, должно быть, блаженство — любить Уильяма и быть любимой им, — думала Фанни, — по сравнению с этим счастьем даже проблемы с его матерью должны казаться сущими пустяками».

Она и в самом деле не видела в леди Мельбурн ничего злодейского. Мать Уильяма была достаточно умной, но вместе с тем ограниченной и пустой женщиной. Она жила в тесном мирке своих собственных интриг и пеклась лишь о том, чтобы, потакая своим мелочным желаниям, не выглядеть дурно в глазах высшего света.