Из давних времен Христианской Церкви - Алексей Петрович Лебедев

из лучших благ – образование. Что же нужно было делать христианам при таком положении вещей, когда с одной стороны они желали дать своим детям надлежащее образование, а с другой должны были опасаться вредного влияния школ на тех же детей? Открывать свои школы, школы христианские? Но легко это сказать и пожелать, но не легко было сделать. Христиане действительно стали открывать свои школы, с христианскими учителями и христианским преподаванием, но таких школ в первое время было немного. Это зависело главным образом от того, что слава языческих школ не вдруг померкла; христиане сочли более целесообразным противодействовать вредному влиянию языческих школ на учащихся в них христианских детей другим способом: они устроили дело так, что христианские дети, учась в школах языческих, выносили отсюда все полезное, отстраняясь от всего вредного, усваивали лучшее и отметали худшее. Каким образом происходило это, по-видимому, мудреное дело, разъяснение этого и составляет предмет нашего очерка. Поставив себе такую цель, мы в тоже время в возможно ясных чертах изобразим состояние языческих школ, чтобы таким образом видеть, какое влияние оказывало язычество на питомцев школ и какое, напротив, христианство на тех же питомцев. Мы увидим, что язычество не давало питомцам школ того, чего можно и должно требовать от школ; оно извращало и представления питомцев и пагубно действовало на их нравственность; с другой стороны увидим, что христианство и только христианство могло спасать питомцев этих школ от вредного влияния на них язычества, одно христианство просветляло их мысль и давало твердые устои для их нравственности. Мы берем для своего исследования II, III и IV века, потому что в это время особенно ясно выступает та сильная борьба между воззрениями языческими и христианскими, какая имела место в святилищах науки, труднее всего поддававшихся влиянию христианских начал – в греческих и латинских училищах римского государства.

Уже сама цель, с какой отправлялись в школы дети язычников и дети христиан, была в значительной степени неодинакова. Отправляя своих детей в школы, родители язычники желали одного, а родители христиане – другого; сами дети, если они были язычники, искали и ожидали от школы одного, а если христиане – другого. В те времена, о которых мы говорим, в языческом обществе и в языческих семействах на науку, как науку, смотрели как на нечто второстепенное и служебное, вся цель воспитания заключалась в том, чтобы доставить детям материальное обеспечение в будущем и подготовить их к общественной жизни; и отцы с нетерпением ждали того времени, когда дети их сделаются способными к занятиям, обещавшим богатство и славу. Об истинном образовании и знании, приобретаемых через школы, мало заботились. Из школ спешили броситься в жизнь. (Шлоссер. Всемирная история. Рус. пер. 1862. Твор. IV, стр. 330–331. См. также: Кожевников «Нравственное и умственное развитие римского общества во II веке», стр. 106. Козлов, 1874).

Язычники держались грубо-житейских взглядов на задачу школы, а потому вот с какими напутствиями и внушениями отпускали своих детей в школу: «Учись, – внушали они мальчику при отправлении его в школу, – чтобы сделаться славным, особенно старайся отличиться в искусстве красноречия, ибо это искусство ведет к приобретению почестей и богатств». Это было «единственным правилом» для неопытного мальчика, это было последней «целью, с какой отдавали в школу» язычники своих детей. (Блаж. Августин. Исповедь, кн. 1, гл. 9).

Язычники, отдавая своих детей в школу, желали, чтобы из мальчика вышел «изящный человек». Но что разумелось под именем изящного человека? Пустой щеголь, гостинный болтун. Вот как понимали язычники изящного человека: «Изящный человек тот, кто искусно причесывает свои волосы, тот, от которого всегда пахнет корицей, кто насвистывает мелодии из александрийских и испанских танцев, кто расставляет свои гладкие руки, как будто собирается танцевать; изящный человек тот, кто целый день сидит между креслами дам и постоянно напевает какой-нибудь из них на ухо, кто пишет и получает записочки, кто знает, кто в какую девицу влюблен; изящный человек – тот, кто беспрестанно перебегает от одного пиршества к другому и кто выучил наизусть родословную знаменитых бегунов в цирке. Вот что значит быть изящным человеком» по представлению язычников. (Фридлендер. Картины римских нравов. Том 1, стр. 214. Перев. СПб., 1873. См. Августин. Исповедь, кн. 1, гл. 10).

Видеть таким своего сына желал каждый отец, каждая мать языческого семейства. К этой цели должны были вести наука, образование и школы. По сознанию одного языческого учителя, школа и действительно в особенности бралась отучать питомцев от провинциальных манер и приучать их к светской ловкости: «вместо вяхирей, делала голубями». (Письмо Ливания к Василию Вел. Творения Василия Вел. в рус. пер. Том VII, стр. 340).

Родители, понимая по-своему цель науки и задачу школы, не считали возможным обойтись без того, чтобы со своими неразумными требованиями не обращаться и к учителям, которым они вверяли образование детей. Такая неразумная притязательность нередко выводила из терпения учителей и они «жаловались на несправедливое притязание и глупое тщеславие родителей»; а один из таких учителей (Орбилий) написал «целую книгу жалоб на суетность и неразумие родителей». (Фридлендер. Картины римских нравов, стр. 153, 155).

Не то видим у христиан. Христиане совсем не с той целью посылали своих детей в школы, с какой язычники; совсем не то внушали своим детям, когда отдавали их в школы, и если выражали свои желания перед учителями своих детей, то это были желания, совсем непохожие на неразумные желания и требования языческих родителей. Посмотрите: есть ли что общего между тем напутствием, с каким отпускали в школу язычники своих сыновей, и теми святыми благожеланиями, с какими благочестивый христиан IV века отправлял своего сына в школу того времени? Благочестивый отец говорит своему сыну: «Следующая песнь да будет тебе от меня напутствием. Вождем и в слове и в жизни своей имей Христа – Слово, которое превыше всякого слова. Не дружи с человеком порочным и негодным: зараза проникает и в крепкие члены. Добродетели своей (пожалуй) не сообщишь другому, а срамота его жизни падет и на тебя. Избери себе товарищем целомудрие, и им одним увеселяйся, чтобы преступная любовь не изгнала из тебя любви добродетельной. Одно предпочитай превосходству в слове мудрый навык всегда быть совершенным». (Письмо Никовула отца к сыну. Твор. Григ. Богослова в рус. пер. (1-е изд.). Том V, 290-1).

Тот же благочестивый христианин обещает своему сыну на прощанье, что молитва родительская всегда и везде будет сопутствовать сыну: «положившись на свои собственные и родительские молитвы, внушает отец сыну, усердно неуклонно и с лучшими надеждами стремись, сын, куда желаешь. На нашу жизнь