Охотник за шпионами - О. Пинто

Мне казалось странным, что Кинг Конг никогда не навлекал на себя подозрений со стороны товарищей по оружию. Все оставшиеся в живых, с кем мне пришлось разговаривать, хвалили его за смелость и изобретательность. Но ведь рано или поздно кто-нибудь должен был заметить, что Кинг Конгу всегда удавалось спастись? Очевидно, слава этого человека была надежным щитом для прикрытия его предательской деятельности. Маленьким, неизвестным людям Кинг Конг с его храбростью и расточительностью казался истинным героем, сверхчеловеком, бессмертным существом. Они преклонялись перед ним и ради его улыбки шли на смерть. Сам он был ранен в легкое и однажды попал в руки гестаповцев.

Этот факт заставил меня задуматься. Может быть, Кинг Конг, несмотря на все улики, был честным человеком? Вряд ли толстый герр Штраух из немецкой разведки в Голландии стал бы рисковать жизнью такого ценного агента ради того, чтобы он приобрел еще большую популярность.

Я курил сигарету за сигаретой несколько часов и все время думал о Кинг Конге. Один-единственный факт сбивал меня с толку. Он фактически отрицал его виновность. Все же остальные говорили, что Линдеманс — предатель. И вдруг я нашел объяснение этому факту. Мысленно исследуя все звенья в цепи улик, я дошел до места, где графиня рассказывала о Мии Зейст и Маргарите Дельден. Чтобы узнать их адреса, мне пришлось звонить в Антверпен, хотя сам я находился в Брюсселе — городе, где жили эти девушки. Их адресов не знала ни местная полиция, ни штаб голландской контрразведки. Только разведка союзников смогла дать мне их адреса. Все мы были на одной стороне, воевали за общее дело, но разведывательными сведениями не делились. Это объяснялось завистью, соперничеством и желанием удержать наиболее ценные сведения в своем штабе, что, конечно, отрицательно сказывалось на работе в целом.

Но люди везде одинаковы, и можно предположить, что такое же соперничество существовало и между тремя различными органами немецкой разведки — гестапо (государственная тайная полиция), абвером (военная разведка и контрразведка) и СД (зихерхейтсдинст — служба безопасности). Я подозревал, что Линдеманс состоял на службе в абвере, ведь обе его приятельницы были агентами именно этой службы, но гестапо и СД могли не знать об этом. Кинг Конг был ранен совершенно случайно. И лишь через некоторое время после этого гестаповцы узнали, что выдающийся руководитель Движения сопротивления работал на них.

И благодаря такой счастливой случайности этот человек еще увереннее шел по проторенной дорожке, предавая товарищей, и никто не знал, сколько английских и бельгийских агентов выдал он нацистам.

Косвенных улик против Линдеманса было более чем достаточно, и я, пожалуй, имел все основания устроить ему перекрестный допрос. Я послал письмо в штаб голландской разведки, который располагался в замке Виттук, куда Линдеманс обещал пожаловаться на мое бесцеремонное поведение. Но он, конечно, не выполнил своей угрозы. В письме я упомянул, что хотел бы встретиться с Линдемансом. Но среди друзей этого прославленного руководителя Движения сопротивления было много высокопоставленных лиц, поэтому я скрыл, какую цель преследовал, желая встретиться с ним. Я просил его в одиннадцать часов следующего утра приехать в Брюссель в отель «Палас», где размещались офицеры штаба верховного главнокомандующего, в том числе и я. В это чудесное теплое утро воздух был напоен свежестью и ароматом, и под теплыми лучами солнца, казалось, может царить только мир и спокойствие. Но война была всего в нескольких километрах, и везде, даже в гостиных этого роскошного отеля, она оставила свои следы. В отеле теперь жили военные. Походные складные столы и грубые деревянные стулья заменили красивые и удобные кресла, сидя в которых высокопоставленные лица высшего общества Брюсселя когда-то сплетничали за чашкой кофе.

Часы мягко пробили одиннадцать часов, но Линдеманса еще не было. Я, однако, не волновался. Очевидно, он считал ниже своего достоинства прийти точно в назначенное время.

Я обдумывал вопросы, которые собирался задать Линдемансу. Непроизвольно моя правая рука потянулась к рукоятке вальтера, который находился в отстегнутой кобуре. Курок взведен. Легкое нажатие — и раздастся выстрел. Линдеманс, конечно, еще не знал, что для него эта встреча — вопрос жизни или смерти. По сравнению с этим гигантом я казался карликом и в невооруженной борьбе не продержался бы и минуты, если бы Линдеманс схватил меня своими волосатыми ручищами. Но не случайно нью-йоркский писака Дамон Раньон назвал автоматический пистолет испытанным «уравнителем силы». Вальтер уравнивал наши силы. К тому же природные способности и долгие часы тренировки сделали меня блестящим стрелком. И если Кинг Конг станет слишком бурно возражать мне, я вряд ли промахнусь, стреляя в такую огромную цель.

Минуты шли, но Кинг Конга все еще не было. Я ждал, что прославленный герой опоздает минут на десять — пятнадцать, даже на полчаса, если уж он так хотел отомстить мне за унижение, которое он вынес в Антверпене. Но пробило двенадцать, а Линдеманса все еще не было. В голову стали лезть всякие мысли. Может быть, я недооценил его самолюбие. А вдруг Линдеманс, пользуясь своим положением и дружбой с людьми, имеющими политический вес, решил умышленно не подчиниться мне?

Так я ждал почти два часа. Вдруг в вестибюль отеля, весело болтая, вошли два молоденьких голландских капитана. Они были одеты с иголочки, а их яркие нарукавные повязки говорили о том, что они из голландского генерального штаба. Они подошли ко мне и отдали честь.

— Сэр, вы ждете Линдеманса? — спросил меня один из них.

— Да, вот уже почти два часа.

— Мы очень сожалеем, сэр, что вы зря теряете время… Дело в том, что Линдеманс не мог явиться к вам. Он получил боевое задание.

— Боевое задание? Чье же? — Я старался скрыть волнение.

Лощеные молодые люди вытянулись, а в голос говорившего вкрался тон благоговения.

— Линдеманс отправился на выполнение задания сегодня утром.

У меня перехватило дыхание, я не мог говорить. Я надеялся, что наша встреча положит конец предательской деятельности Линдеманса, даже если мне сразу не удастся доказать его виновность. Но на этот раз он ускользнул от меня, и вполне вероятно, что в этот самый момент Линдеманс вел смелых людей Движения сопротивления в хитро устроенную ловушку.

— Он ушел с партизанами? — спросил я.

Оба капитана сначала замялись, а затем приняли важный вид, какой бывает почти у всех людей, когда они знают большой секрет, о котором их собеседник не имеет ни малейшего представления.

— Нет, сэр. Он был направлен в распоряжение канадцев для выполнения специального разведывательного задания, но мы не имеем права рассказывать, сэр, что это за задание.

(Позже я узнал, что случилось. Канадцам действительно понадобился человек, на которого можно было положиться и который мог бы тайно проникнуть в Эйндховен, все еще находившийся в руках немцев, и установить связь с руководителем Движения сопротивления данного района. В его задачу входило информировать этого руководителя о том, что крупные воздушнодесантные силы высаживаются к северу от Эйндховена в следующее воскресенье, семнадцатого сентября, утром, и руководство Движением сопротивления должно было подготовиться к этому, чтобы оказать помощь парашютистам и воспользоваться паникой, которая неизбежно поднимется среди немцев в самом начале выброски десанта. Канадцы обратились в голландский генеральный штаб, где сразу же вспомнили о Линдемансе, как о человеке, который как нельзя лучше подходил для выполнения такого задания, но в штабе не знали, что Линдеманс был предателем и что я уже занимался им. Я до сих пор не могу понять, как могло случиться, что они не подозревали его в измене. Ведь многочисленные факты — безрассудная расточительность Кинг Конга и то, что он неизменно оставался жив при налетах, хотя все его товарищи погибали, — о которых знали в штабе, говорили сами за себя, и мне понадобилось всего несколько дней, чтобы собрать их воедино. Послать Линдеманса с таким заданием было все равно, что объявить по Би-би-си в сводке новостей о предстоящей воздушнодесантной операции.)

Но тогда я ничего не знал об этой операции, и только надеялся, что задание, данное Линдемансу, не обойдется нам слишком дорого. Все, что я мог сделать при тех обстоятельствах, так это написать официальный рапорт и послать его в штаб верховного главнокомандующего.

Что произошло тремя днями позже, хорошо известно всему миру, поэтому я расскажу об этом лишь в нескольких словах. Ранним утром семнадцатого сентября был выброшен самый крупный в истории воздушный десант. Десять тысяч парашютистов 1-й английской воздушнодесантной дивизии выбросились у Арнема, а двадцать тысяч американских парашютистов и три тысячи польских — у Граве и Неймегена. Их задача состояла в том, чтобы захватить и удерживать плацдармы на Маасском канале, на реках Ваал и Реп, в то время как бронетанковые соединения главных сил ринутся вперед, чтобы соединиться с воздушным десантом и форсировать водные рубежи с ходу. Это был смелый план. Все зависело от того, насколько внезапной окажется для немцев выброска парашютистов за линией их фронта. Подсчитано, что если бы немцы были застигнуты врасплох, им потребовалось бы несколько дней, прежде чем они смогли бы перегруппировать свои силы, чтобы предпринять какие-либо серьезные действия против воздушнодесантных войск, захвативших намеченные плацдармы. За это время главные силы продвинулись бы на значительное расстояние, и если бы парашютисты, которым с воздуха сбросили бы продовольствие и боеприпасы, продержались, была бы достигнута блестящая победа.