Последняя бурская война - Генри Хаггард

Оказалось, что при первой встрече с Лобенгулой между ним и капитаном Паттерсоном состоялся далеко не дружеский разговор. Здесь я должен поставить читателя в известность о том, что у этого племени был реальный наследник, претендент на престол, человек по имени Круман. По каким-то причинам он покинул родину и некоторое время жил в Натале и служил садовником у сэра Шепстона. В дни, когда капитан Паттерсон и м-р Серджент прибыли со своей миссией в Матабелеленд, он проживал, насколько мне известно, в Трансваале. Капитан Паттерсон, которому был оказан далеко не теплый прием и который плохо разбирался в характерах туземных вождей, к несчастью для себя, — было ли это нечаянно или с умыслом, — в ходе беседы с Лобенгулой обронил несколько слов о Крумане. С этого момента отношение Лобенгулы к гостям круто меняется: оставив свой прежний тон, он становится нарочито вежливым; с этого же момента он принимает решение во что бы то ни стало избавиться от них, вероятно, из опасений за свою собственную судьбу, поскольку он мог полагать, что появление этих людей связано с планами осуществления переворота, в результате которого сам он будет низвергнут, а его место займет Круман, к которому большинство представителей его племени относится как к достойному преемнику.

Сделав дело, капитан Паттерсон сообщил вождю о своем намерении перед возвращением посетить замбезийские водопады, на что вождь отреагировал вполне доброжелательно, но вначале не хотел отпускать с ними юного Томаса, сына священника, однако после настойчивых уговоров капитана все же уступил. Нет никакого сомнения в том, что вождь питал добрые чувства к парню и не хотел включать его в список предполагаемых жертв.

Капитан Паттерсон являлся крайне педантичным человеком и среди прочих вещей имел привычку вести дневник. Этот дневник был найден и отправлен вместе с другими личными вещами в Преторию. В нем были обнаружены записи, которые он сделал накануне путешествия, где указывалось общее количество носильщиков и даже были записаны их имена. Мы также обнаружили подробные записи первых трех дней путешествия и утра четвертого дня, но далее записи обрывались. Последняя запись, очевидно, была сделана за несколько минут до гибели; здесь следует заметить, что в дневнике не было ни одной строчки о том, что будто бы партия в течение нескольких дней оставалась без воды, а затем нашла источник и он якобы оказался отравленным. Сами по себе эти факты мало что доказывают, но вот наступает любопытный момент всей истории, подтверждающий правоту старой пословицы — «Как веревочке не виться, а конец будет».

Оказывается, когда повозка, в которой ехал переводчик, подъезжала к Претории, где-то неподалеку от границы с землями Лобенгулы ей навстречу попались несколько кафров, — кажется, из племени бечуанов, — которые, приблизившись, попросили немного табаку и, разговорившись с возницей, поинтересовались, почему сюда он ехал полностью загруженный, а возвращается пустым. Возница стал жаловаться, рассказал о смерти своих хозяев, которые отравились водой, на что один из кафров отреагировал весьма своеобразно и рассказал ему следующую историю. Его брат со своими товарищами охотился неподалеку от этих мест на страусов; услышав прозвучавшие поблизости выстрелы, они поспешили туда в надежде встретить белых охотников, у которых можно было бы попросить немного мяса убитых животных. Очутившись у небольшого озера, они увидели тела трех белокожих мужчин и двух туземцев — готтентота и кафра, — лежащих на земле, вокруг которых стояла группа вооруженных кафров. Они сразу же спросили кафров, зачем те убили белых людей, но им приказано было помалкивать, поскольку сделано это было по «распоряжению вождя». Затем они узнали, как все произошло. В полдень белые люди устроили привал на берегу озера; один из носильщиков, подойдя к воде, неожиданно закричал, что видит в ней огромную змею. Капитан Паттерсон подбежал, склонился над водой и тут же был убит наповал ударом топора. Остальных туземцы перестреляли и закололи ассегаями. Далее кафр описал одежду, которую его брат видел на телах убитых, а также некоторые вещи, подаренные им убийцами, что не оставляло почти никаких сомнений в подлинности его рассказа. Вот так и закончилась миссия в Матабелеленд.

Этот случай обошел внимание общественности по той простой причине, что не представлялось возможным призвать Лобенгулу к ответу; кроме того, не так-то просто было предъявить законные улики, опровергающие ловко придуманную историю с отравленной водой, поскольку любой человек, рискнувший добраться до места побоища, вероятнее всего стал бы жертвой похожего несчастного случая.

Остается искренне надеяться, что рано ил и поздно справедливость восторжествует и виновные в этом злодейском убийстве получат по заслугам.

Начало нового 1879 года ознаменовали два события: были развязаны боевые действия в Зулуленде и пришло известие об ужасной трагедии в Изанзлване, обрушившееся на Преторию как гром среди ясного неба. Однако для тех, кто был мало-мальски знаком с тактикой зулусов и планом наступления, разработанным английским командованием, эти события не являлись чем-то неожиданным. Мне же доподлинно известно, что лорду Челмсфорду было передано уведомление через одного командующего офицера в Претории, предостерегающее его о возможных последствиях, если он намерен придерживаться своего плана наступления; автором его был некий джентльмен, чье положение, богатый опыт общения с зулусами и знание их тактических приемов имели определенный вес. Если это послание вообще попало лорду в руки, то, вероятнее всего, он не обратил на него никакого внимания.

О надвигающейся катастрофе знали несколько человек, большая же часть гражданского населения и военнослужащих понятия не имела о том, что их ждет; преобладало общее настроение, что справиться с Кетчвайо не составит большого труда; велико же было потрясение, когда пришли известия из Изанзлваны, тем более что они были сильно преувеличены, когда дошли до Претории. Я никогда не забуду, как выглядел город в то утро: деловая жизнь в городе замерла, на улицах можно было видеть небольшие группы разговаривающих между собой людей с испуганным выражением на лицах, и не удивительно — ведь почти каждый тогда (после этого кровавого побоища) потерял близкого ему человека или друга, многие недосчитались своих сыновей и братьев. В числе этих людей был и сэр Т. Шепстон, у которого погиб сын; одно время ему казалось, что он потерял всех троих.

Вскоре после этого события сэр Теофил отбыл в Англию для обсуждения с государственным секретарем ряда проблем, связанных с ситуацией в Трансваале, увозя с собой уважение и любовь всех, кто его знал, в том числе и большинства недовольных буров. Его преемником стал полковник Оуэн Лэньон, назначенный исполняющим обязанности администратора на время отсутствия сэра Шепстона.

Известие о нашем поражении буры восприняли с великой и нескрываемой радостью — по крайней мере, более упорная и непримиримая их часть. Когда Англия находилась в беде, буры не упустили возможность воспользоваться этим. Так, среди населения были распространены приглашения принять участие в массовом митинге, который планировалось провести 18 марта в местечке в тридцати милях от Претории. К туземным вождям направились эмиссары, которые уговаривали их последовать примеру Кетчвайо и истреблять всех англичан, попадающихся под руку; самым активным из них был человек по имени Соломон Принсло. Однако туземцы, несмотря на угрозы в их адрес, как один отказались от этого предложения.

Не следует считать, что все буры, участвующие в подобных митингах, поступали по своей воле; напротив, очень многих из них принуждали к этому силой, поскольку было очевидно, что английские власти не в состоянии защитить их. Уклоняющимся грозили разного рода наказаниями и расправами: им говорили, что когда англичане будут изгнаны, из них сделают билтонг (т.е. разрежут на кусочки и повесят сушить на солнце). Немногие, к счастью для самих себя, оказались достаточно мужественными, чтобы, искушая судьбу, отказаться прийти на митинг, те же, кто не смог устоять, вынуждены были, как только началась война, покинуть страну.

Так или иначе, но в результате своей бурной деятельности бурам удалось собрать на митинг вооруженный отряд из трех тысяч человек, которые, по всей видимости, затевали недоброе.

Приблизительно в то же самое время в Претории был сформирован кавалерийский корпус, состоящий в основном из джентльменов и известный под названием «Преторийская конница». Ему следовало подойти к зулусской границе и расположиться там лагерем, поскольку в этом районе срочно требовалась конница, хорошо ориентирующаяся на местности. С учетом чрезвычайной обстановки должностных лиц тоже принимали в этот корпус, чем незамедлительно воспользовался и я, после чего был выбран на одну из лейтенантских должностей24. Но в конечном итоге корпус не был направлен в Зулуленд по причине надвигающейся угрозы со стороны буров, поэтому он и был оставлен, чтобы сдерживать эту угрозу. Как офицер корпуса я получил задание налегке с небольшим отборным отрядом из прекрасных наездников обеспечивать постоянную связь между лагерем буров и администратором. Для меня это было интересное и захватывающее дело. Мой штаб располагался на постоялом дворе в двадцати пяти милях от Претории, куда наши агенты прибывали каждый вечер с докладом о положении дел и откуда, если на дороге не было опасности, я отправлял письмо в ставку; в случае, если у меня возникали опасения за посыльных, которых мог на дороге схватить и обыскать бурский патруль, я вместо письма отправлял разноцветные ленточки в зависимости от того, что хотел передать. Через каждые шесть миль почти круглосуточно на дороге дежурил свежий конный разъезд, скрывающийся среди деревьев и камней, в задачу которого входило принятие пакета или ленточки и быстрая доставка их следующему разъезду; таким образом, нам удавалось доставлять донесения в город менее чем за полтора часа.