На качелях между холмами - Михаил Самарский

За этим разговором мы и не заметили, как пришли домой.

По дому бегала сияющая Лилька. В обед приехал Игорь с громадным букетом цветов. Лилька дулась недолго. Да и чего дуться? Приехал, значит любит. Но Машке он почему-то не понравился. Дискуссионные качели поскрипывали, Машка отмахивалась от комаров.

— Мне кажется, он не совсем искренний, — вдруг говорит она.

— Кто? — Я сразу и не понял, о ком речь.

— Игорь, Лилин муж.

— С чего это ты взяла? — удивился я.

— Почему он вчера не приехал?

— Ну, может, какие дела, может…

— Если любовь, никаких дел быть не может. Понимаешь? Девушка уехала, он должен был все бросить и примчаться, хоть в три часа ночи.

— Ну, это если девушка, — возразил я, — а они ведь уже муж и жена.

— Это не имеет никакого значения, — твердила Машка. — Поссорились, мужчина должен не оттягивать перемирие, а мириться сразу.

— Да ну, ерунда все это, — не согласился я. — У меня иногда папа перед командировкой поругается с мамой и уезжает на три дня. Что ж ему теперь, все бросить и возвращаться домой? Так и с работы уволят…

— Так мама же не уезжала.

— Вот именно, — говорю. — А зачем она уехала от Игоря? Что-то мои родители ругаются, мама никуда не уезжает. А Лилька бабах, и к маме с папой. Ничего себе жена называется. Нет, тут я с Лилькой не согласен.

— Разве тебе ее не жалко? — удивилась Маша.

— Жалко, конечно, но и она должна себя правильно вести. Чего она бегает от мужа?

— Ничего ты не понимаешь, — пыталась убедить меня Машка.

— Да все я понимаю. Дед говорит, если вышла замуж, держись за мужа. Поругались, помирились, никто не должен знать. Есть такая пословица «Нельзя сор из избы выносить». Все думают, что это мусор. Нет, если бы мусор из избы не выносили, то дом превратился бы в свалку. Я выкопал в Интернете объяснение. Пословица говорит о другом: «Нельзя выносить из избы не сор, не мусор, а ссор». Понимаешь, ссоры должны оставаться в доме, в семье. А Лилька не успела поругаться, тут же приметелила домой, к маме и папе. И бабушка, и мама пьют лекарства, волнуются. Ну, скажи, и зачем все это нужно? Поругалась она. А теперь помирилась. Восемнадцать лет, а ведет себя как в детском саду.

Машка больше не стала спорить со мной. Какое-то время мы сидели молча.

— Миша, — прервала молчание Мария, — а ты любил кого-нибудь?

— Даже не знаю, — растерялся я. — Девчонка нравилась в классе. Но… разонравилась.

— Почему?

— Да не знаю, — пожал я плечами. — Разонравилась, и все. А ты? Любила кого-нибудь?

— Нет, — Машка покраснела, — тоже нравился мальчик, но он оказался подлецом. Дима Карпенко.

— Почему? — вот это интересно.

— Мы с ним однажды гуляли вечером, и он предложил мне поцеловаться…

— И что? — меня словно кто-то ужалил. — И что ты?

— Ну, поцеловались, — Машка опустила глаза и тихо добавила: — Один раз. А он на следующий день рассказал об этом всему классу.

— Идиот, — заключил я. — А зачем он это сделал?

— Не знаю, — ответила Мария, — мама сказала, что он, видимо, хотел перед друзьями выглядеть взрослым.

— А ты что, матери рассказала? — удивился я.

— Маме учительница рассказала.

— И что дальше? — Мне было ужасно интересно узнать, что было дальше.

— Ничего, — усмехнулась Маша, — один мальчик, одноклассник, вызвал Карпенко на дуэль и побил его.

— Ни фига себе, у вас школа, — рассмеялся я. — На дуэли вызывают. И на чем они дрались?

— На кулаках, — сказала Мария и улыбнулась. — А ты что подумал, на пистолетах, что ли?

— Ну, дуэль же все-таки.

— Нет, просто этот Сережа Дягилев сказал Диме, что он подлец и негодяй, и бросил ему под ноги свою перчатку. Поэтому все назвали это дуэлью.

— И ты теперь дружишь с Сережей? — предположил я.

— Да, мы друзья. Но у него есть своя девушка.

— И как та девушка относится к тому, что вы друзья? — удивительные вещи рассказывает Мария.

— Нормально, мы даже вместе в кино ходим.

— Втроем, что ли? — удивился я.

— Да.

— Долго так не протянется, — заявил я. — Скоро подружка твоего Сережи потребует от него: или я или она, в смысле ты.

— И пусть говорит, я не обижусь. У них ведь любовь.

— А сейчас ты никого не любишь? — вдруг спросил я, и мне стало неловко.

— Пока нет, — грустно ответила Маша.

— Что значит пока? — спросил я изумленно.

— Мама говорит, что любовь жертвенна. Понимаешь?

— Не понимаю, — честно признался я.

— Чтобы кого-то любить, нужно уметь чем-то жертвовать. Теперь понимаешь?

— Например? — Я действительно не понимал, что она имеет в виду.

— Ну, к примеру, своим комфортом, благополучием…

Я мысленно подумал, что мне для Машки не жалко. Что у меня есть самое сейчас ценное? Ноутбук, наверное. И мобильник.

— Мария, — говорю, — а хочешь, я тебе свой мобильник и ноутбук подарю?

— Ты что? — опешила Машка. — Зачем?

— Хочу пожертвовать для тебя…

— Пожертвовать? — открыла рот Машка.

— Ну да, — я опустил глаза. Неужели она не понимает, что я уже почти ее люблю и проверяю свои чувства.

— Нет, Миша, ты извини, я не могу принять от тебя такой подарок.

— А полюбить меня сможешь? — Я уставился в ее глаза, чтобы она не приняла меня за труса.

— Ой, Мишка, — прыснула Машка в кулак. — Я не знаю. Мы так мало знакомы еще. А ты что, влюбился в меня?

— Кажется, да…

— Мне нужно подумать, — тихо сказала Маша и спрыгнула с качелей.

— Погоди, — крикнул я ей вслед, — ну хоть скажи, я тебе нравлюсь?

Машка, так ничего не ответив, направилась в дом. Я смотрел ей вслед и кусал губы. Вдруг она остановилась, резко обернулась и, послав мне воздушный поцелуй, скрылась за углом дома.

Кокетничает, подумал я. Значит, полюбит.

Я еще долго сидел на качелях в одиночестве. Затем, когда мне это бесцельное сидение надоело, я разыскал свою возлюбленную и предложил ей поехать в кино. Она с радостью согласилась и пошла в спальню собираться. Узнав, что мы хотим ехать в Москву, помирившиеся молодожены предложили нас подвезти. Но мы отказались. Лилька с Игорем, как мне показалось, даже обрадовались и уехали вдвоем, счастливые и улыбающиеся. Бабушка-поговорщица напоследок их успокоила: «Милые бранятся — только тешатся» — и перекрестила. И чего она их крестит, они же еще не обвенчались.

Глава 18

Чтобы попасть в кинотеатр, нам нужно снова проделать путь от нашей ж/д платформы до Курского вокзала. Там, прямо рядом с вокзалом, расположен торговый центр «Атриум», в котором несколько кинотеатров. Вернее, кинотеатр-то один, но с несколькими залами.

Где-то на середине пути мне позвонил Баталин Ромка. Мы с ним учимся в одной школе, но он на класс старше меня. Вообще-то он пацан нормальный, мы с ним часто ходили в кино, гуляли по Арбату, бузили на «Патриках», но в тот день он позвонил мне зря. А если по правде, то я сам дурак. Взял и ляпнул, что мы с Машей идем в кино. Запомнится мне этот день навсегда.

— Классно! — говорит Ромка. — Может, меня с собой возьмете?

— Присоединяйся, — говорю. Вот это и было моей дуростью. Какой же я идиот! Но все по порядку.

Ромка встретил нас на вокзале, ему на метро от дома до Курской ехать минут пятнадцать. Я познакомил их с Машей. Купили билеты, до начала сеанса решили подкрепиться в суши-баре. Как выяснилось, Мария ни разу даже не пробовала суши. И мне очень хотелось угостить ее заморским блюдом. И все было бы ничего, но Ромка — очень большой болтун. Несет всякую чепуху, причем не останавливаясь. Скабрезные анекдоты сыплются из его незакрывающегося рта, как горох из разорванного пакета. Однажды баба Лиля на кухне неосторожным движением разорвала пакет с горохом. Мы полдня всей семьей собирали горошины, выуживая их из всех уголков кухни. И чего я так удивляюсь, словно не знал, кого пригласил? Однако я не думал, что болтовня моего приятеля станет меня так раздражать. Честное слово, даже предположить не мог. Но в какое-то мгновение я понял, что Машка забыла о моем присутствии. Вот когда я и вспомнил заплаканную Лильку, хотя виду не подал. А Ромка меры не знает, все балагурит и балагурит. Машка хохочет, как дурочка. Но больше всего раздражало, что Маша, которая все уши мне прожужжала разговорами о нравственности и добропорядочности, слушала всю эту пошлятину с упоением и даже не пыталась остановить зарвавшегося рассказчика.

— Слушай, — не выдержал я, — надоел ты своим треском. Можешь немного помолчать? У меня уже голова от твоей болтовни болит.

Но Ромке мои слова, как об стенку горох. А тут еще моя «благоверная» Маша встревает:

— Мишенька, ну зачем ты так? — и делает невинное лицо. — Послушай, это же смешно.

— Делу — время, потехе — час, — сумничал я, вспомнив жемчужину из бабушкиной коллекции присказок и поговорок.