Москва Иная - Хеллфайр Файр

Ты взялся за висок и почти простонал:

— Но откуда уверенность, что квантовые эффекты оказывают влияние на мозг — макроскопическую структуру?

— Большая часть работы нашего мозга прекрасно объясняется с помощью законов классической физики, в частности, на уровне нейронных связей. Тем не менее, на уровне связей синапсов появляется нечто новое, — из кармана брюк девушка достала свой смартфон, открыла там картинку с нейроном в разрезе. И потыкала пальцем в любопытную трубчатую структуру. — Эти микротрубочки состоят из димеров тубулина — протеинов, которые меняют свою конфигурацию при изменении положения всего лишь одного электрона. Обладающие поляризационными свойствами белки превращают микротрубочки в нечто вроде клеточных автоматов, которые способны накапливать кубиты и осуществлять расчеты помимо тех, что обычно приписываются нейронной сети. Электрон может находиться в нескольких местах одновременно, поэтому и димер может быть одновременно в двух различных состояниях. Активность мозга — в существенной степени квантовый процесс, подчиняющийся закономерностям квантовой физики. При этом за счёт эффектов квантовой гравитации происходит процесс «объективной редукции» волновой функции частей мозга.

— И кто, в таком случае, наблюдатель? — нашёл ты изъян в теории, даже не цепляясь к теории квантовой гравитации, которую сам понимал плохо.

— Само сознание. Подожди возражать! — блондинка уже успела тебя изучить, поэтому поспешила прервать твои контрдоводы. — Знание, то есть информацию о чём-либо, мы получаем только в ходе взаимодействия, а любое взаимодействие, с позиций современной квантовой физики, это, прежде всего, обмен информацией. При этом в любом взаимодействии присутствуют как минимум два участника. Вот и получается, что любое знание мы получаем коллективно! Разве можно что-то узнать о себе или мире, ни с кем не взаимодействуя? Или не разделившись ради такого взаимодействия на части? Таким образом, сознание — это просто основа существования мира, а фундаментальная природа сознания состоит в обмене информацией, происходящим между участниками любого взаимодействия. Вокруг нас — информация, и ничего больше. Корпускулярно-волновой дуализм гораздо рациональнее объясним, если предположить, что корпускула — не частица и не волна, а информация о самой себе. Почти то же самое утверждал ещё Джордж Беркли в восемнадцатом веке: бытие может существовать лишь тогда, когда его воспринимают… а раз мир существует постоянно — значит, его каждый момент времени воспринимает высшая сущность, Бог, если угодно.

— Любопытная софистика — рассмотреть информационную модель как первоисточник реальности. Поменять причину со следствием. Ветер дует потому, что деревья качаются? — вспомнил ты к месту цитату из О. Генри. И встал из-за стола, чтобы показать, что дальше не намерен выслушивать подобную околесицу. Заодно собрал пустые чашки, чтобы их вымыть.

— Это твой ум качается, — ответила девушка резко, но без грубости в интонации, — я понимаю, тяжело поменять столь прочно утверждённую картину мира. Но на журфаке нас учат быть скептиками и верить лишь фактам. Вспомни об эксперименте с фотонами, проходящими через две щели. В зависимости от того, что хочет доказать экспериментатор, фотон может пройти через одну определённую щель, или случайную, или сразу через обе. Данные всегда сходятся с теоретическими предположениями, даже абсурдными и противоречащими друг другу. Всё бы ничего, но это подтверждено статистически, исключая фальсификацию. Почему фотон, корпускула с незыблемыми, казалось, законами поведения, вдруг начинает действовать совершенно иначе? Это может происходить, только если фотон вторичен по отношению к сознанию наблюдателя. Только если сам наблюдатель определяет параметры физического мира. Вот почему кот Шрёдингера может быть и живым, и мёртвым до того, как на него посмотрят. Параметр его «жизни» определяется человеком, который его впервые увидел. Его разумом, если быть точной. До вмешательства наблюдателя параметр не может быть определён — он ещё никем не установлен.

— Учёные должны придерживаться тех теорий, которые согласуются с экспериментальными данными, а не с их предвзятыми понятиями, — ты, конечно, выслушал длинную и абсурдную речь журналистки, знакомой с наукой лишь по сенсационным статьям из жёлтых изданий, но лишь из приличия, — несмотря на то, что кому-то это не по вкусу. Экспериментатор не хочет доказать что-то определённое, он хочет узнать истину. Если на то пошло, корпускулярно-волновой дуализм стал для просвещённого мира неожиданностью.

— Да ну, — Ирина не стала сдаваться так просто. — Ещё Ньютон выдвигал корпускулярную концепцию света. Хотя волновые свойства были очевидны задолго до него — первый опыт с интерференцией провёл Гримальди. В каком году — не помню, но точно до Ньютона.

— Это сейчас очевидны. Но постулировал и вывел формулу для электромагнитных волн, в том числе и для света, Максвелл. Попутно подарив высшей математике дивергенцию и ротер-градиент, — в ответ на фамилию малоизвестного учёного Гримальди ты огрызнулся терминами матанализа. Но девушка не стала состязаться с тобой на твоём поле и сменила тему:

— В любом случае, стоило бы провести официальный и, в лучших традициях физики, непредвзятый эксперимент по влиянию человеческого сознания на прохождение фотона через щели. Его итоги могут оказаться настолько шокирующими, что даже верящие лишь тому, что видят, учёные предпочтут сфабриковать иной исход, ничего не доказавший. А влиять на квантовые структуры собственным сознанием способен любой разумный, впрочем, зачастую лишь в ограниченных масштабах, в пределах своего мозга. Но если по каким-то причинам строения серого вещества человек сможет распространять контроль и на структуры вне мозга или даже вне организма… это уже маг, а не обыватель. Всё бы ничего, но такие люди действительно существуют. Я даже разговаривала с некоторыми из них и наблюдала их способности на собственном опыте.

— Вот бы и мне понаблюдать и поговорить, чтобы развеять последние сомнения в… «первичности сознания», — идея непредвзятого эксперимента действительно смотрелась здраво, почему бы тебе его не провести? — Только не с чёрными колдунами и демонами. У меня с ними отрицательный опыт общения.

— Не вопрос, — Ирина, наконец, тоже встала из-за стола, — можем уже завтра. Не «с улицы» же к ним заходить…

Я не сразу понял, что Мартос обращается уже ко мне. Только что она (или всё же считать по обстоятельствам — он? Интересная жизнь у «них» получается…) орала едва не матом в трубку телефона, как вдруг резко призвала «первый» облик. Смысл претензий к себе я вроде бы уловил. И что делать? Отправляться в руки какого-то «Мандо-лиона», имея за собой