Евреи в России и в СССР (Исторический очерк) - Андрей Дикий

ЕВРЕИ В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ И КРИТИКЕ Участие евреев в русской литературе до самой революции было минимальным. И не потому, что авторов евреев не печатали или были какие-либо специальные на этот счет ограничения со стороны Правительства, или читатели относились предубежденно-отрицательно к евреям-авторам. Скорее наоборот. К произведениям очень немногих евреев, писавших по-русски, отношение было предупредительно-снисходительное, хотя их произведения и были более, чем посредственны. Ни среди русских классиков 19 и начала 20 столетия, ни среди писателей второразрядных, если можно так выразиться, евреев мы не видим. Только среди третьеразрядных, не оставивших заметного следа в русской литературе мы встречаем несколько евреев, как например, Семен Юшкевич, ШоломАлейхем, Бялика, Черниховского, Ратгауза, Брейтмана. Русская стихия была им чужда и непонятна, а потому они ограничивались беллетристическими или поэтическими произведениями почти исключительно на еврейские темы и из еврейского быта. При этом чуть не за личное оскорбление или "антисемитизм и черносотенство" принимали критику, исходящую от русских, даже критику весьма мягкую и доброжелательную. Хотя сами и стремились выступать на русских литературных собраниях и на страницах русской печати. Совсем иначе обстояло дело в области литературной критики, рецензий, "отзывов печати". Здесь почти безраздельно господствовали и создавали мнение широкого круга читателей журналисты-евреи, которые не могли отрешиться от своего, специфически еврейского подхода при оценке произведений русских авторов. Только такие крупные знатоки литературы как Венгеров, Айхенвальд, Гершензон - все три еврея - были выше чисто субъективных еврейских эмоций и своими литературно-критическими работами внесли ценный вклад в эту область русской культурной жизни. Подавляющее же большинство писавших рецензии, как литературные, так и театральные, синхронизировали свои рецензии с существующим мнением в кругах "передовой общественности". Как о личности автора, так и о теме произведения, равно как и о "чистоте риз" автора в смысле реакционности... Вопрос о том, кто написал или где раньше печатался автор не только влиял, но и предопределял успех или неуспех литературного произведения. Русские литераторы это отчетливо сознавали и учитывали при выборе тем и обрисовке отдельных персонажей. Это и была "невидимая и негласная предварительная цензура", не считаться с которой было трудно, если кто желал, чтобы его произведения доходили до читателя. Достаточно было, чтобы автор напечатал свое произведение в одном из органов печати, которые считались "реакционными", как для него автоматически закрывались возможности печататься во всех остальных газетах и журналах России, слывших "демократическими", "передовыми и Прогрессивными". А таковых в России было гораздо больше и тираж их во много раз превосходил тираж "правой" прессы. Может быть именно в этом надо искать объяснение того явления, что в беллетристических русских произведениях последней четверти века перед революцией 17-го года так редко можно встретить "положительного героя" среди лиц непрогрессивных, консервативных, патриотически (в лучшем смысле этого слова) настроенных. Безукоризненно честного полицейского или идейно боровшегося с антипатриотическими и антигосударственными течениями Государственного чиновника в русской беллетристике того времени вы не встретите. А ведь в жизни были же таковые. И не так уже мало. Немало их заплатило своей жизнью за верность долгу и данной ими присяге... Для каждой профессии, класса, должности, общественной группы существовали некие трафареты, твердо установившиеся, переступать которые и пренебрегать ими не рекомендовалось, если автор хотел, чтобы его произведения печатались. Не углубляясь в этот вопрос и не расширяя его, взглянем только на то, как в русской литературе, которая, как всякая литература, должна "отражать жизнь", отображен "еврейский вопрос", и отдельные персонажи-евреи. Еврея - типа отрицательного, аморального с точки зрения общечеловеческой, Шейлока или просто мошенника, в русской беллетристике того времени мы будем искать тщетно... А что таковые были среди шестимиллионной массы русского еврейства - вряд ли об этом надо говорить при серьезном и объективном изучении этого вопроса. Не результат ли это той "невидимой и незримой цензуры", которая тяготела над русской литературой последние четверть века в дореволюционной России?... "Цензура" эта оказывала свое влияние не только в настоящем, но и распространялась на прошлое, давая оценку крупным русским писателям уже давно умершим, зачисляя их в "юдофобы" (термина "антисемит" тогда не существовало). Гоголь, Писемский, Достоевский, Лесков не были на "хорошем счету" у тех, кто выносил суждение о русской литературе. Ведь Гоголь дал правдивый тип Янкеля (в "Тарасе Бульбе") и описание еврейского погрома. Писемский в "Взбалмученном Море" дал яркий образ откупщика - еврея Галкина (который "старательно и точно крестился") и его сыновей. Достоевский провидел роль евреев в России и вызвал этим ненависть всего еврейства. Лесков дал положительные типы русского духовенства. Лев Толстой тоже дал образ разжившегося еврея-подрядчика в свое романе "Анна Каренина": известного московского миллионера Полякова, назвавши его "Болгариновым". Меценат, в лучшем смысле этого слова, большой барин, с безукоризненными манерами, Болгаринов принимает Стиву Облонского, приехавшего к нему просить место. И ни черточки отрицательной черты читатель не найдет в "джентльмене" Болгаринове, но зато роль Облонского и его разговор с Болгариновым вряд ли кто сочтет особенно привлекательной и вызывающей уважение к представителю русской родовитой знати...

ЕВРЕИ - РУССКИЕ АДВОКАТЫ Судебная реформа императора Александра II вызвала к жизни создание русской адвокатуры, как свободной профессии. Адвокат - "Присяжный Поверенный" - законом был поставлен в положение совершенно независимое от органов власти исполнительной, что давало ему возможность, действуя, конечно, в рамках закона, вносить немало коррективов в судопроизводство, блюдя за тем, чтобы русский суд был действительно "скорый, правый и милостивый". Произносимые в судах речи присяжных поверенных, в силу Высочайшего Указа Правительствующему Сенату, не подлежали никаким цензурным ограничениям (даже во времена существования предварительной цензуры), что давало возможность печатать их полностью во всей повременной печати, даже в тех случаях, когда в речах присяжных поверенных были мысли и слова, которые не могли бы быть напечатаны, если бы они не были произнесены в суде. Этим преимуществом оппозиционно настроенные адвокаты нередко и пользовались, внося в свои речи элементы критики существующего порядка и социального строя. С другой стороны, адвокат сам договаривался с клиентом о высоте гонорара, а клиент выбирал адвоката по своему усмотрению. Выбирал того, кого он считал наиболее ловким и способным для защиты его интересов. Интересы же лица, которое обращалось к адвокату, далеко не всегда были в соответствии с нормами закона и морали. Новосозданная в России независимая адвокатская профессия открыла широкие возможности для лиц с юридическим образованием, каковое требовалось для зачисления в адвокатуру, в которой возможности для преуспевания в жизни были ничуть не меньше, если не больше, чем на государственной службе. И в адвокатуру устремились молодые образованные юристы, независимо от вероисповедания, племени, происхождения. Ни для кого никаких ограничений в этом отношении первые два с лишним десятилетня существования присяжной адвокатуры не было. Идеалистически настроенная молодежь шестидесятых и семидесятых годов составила первые кадры русских адвокатов и положила основы той высокой морали, которая была характерна для всего русского суда, как судей и прокуратуры, так и для адвокатуры. Евреи не составляли исключения. Ведь это были десятилетия, в которые среди образованных евреев господствовали ассимиляционные настроения; свое и всего еврейства будущее они не отделяли от будущего России. А конфликт начала 80-х годов еще не наступил. Свободная профессия адвоката - в известной степени профессия посредника между двумя сторонами. И очень часто от ловкого и умелого посредника зависело то или иное решение суда. Посредничество же два тысячелетия было основным занятием евреев, дававшим им средства к существованию. И в этой области они достигли высокого совершенства, почувствовали себя в родной стихии. - И устремились в адвокатуру, предпочитая ее государственной службе к поступлению на которую тогда не было для евреев никаких препятствий. Как пример можно привести совершенно добровольный отказ от государственной службы и переход в адвокатуру прокурора Одесского окружного суда еврея А. Пассовера, имевший место в 1872 году, т. е. задолго до того, когда появились ограничения для евреев при поступлении на государственную службу. Пассовер не был исключением. Немало евреев, поступивших на государственную службу, поступили так же. Зная все это, вряд ли можно безоговорочно согласиться с распространенным мнением, что юристов-евреев толкнули в адвокатуру ограничительные мероприятия русского правительства, наступившие, напомним, только в третьем десятилетии после реформы 1864 года. Кроме этих мотивов (отрицать их нельзя), были и побуждения другого порядка, как идеалистические, так и материалистические: возможность с позиций свободного адвоката принимать участие и влиять в вопросах политических и общественных; возможность лучше устроить свою жизнь в смысле заработка, чем пребывая на государственной службе. Было и еще два мотива, которые влияли на евреев-юристов, побуждая их предпочитать адвокатуру государственной службе. О них не говорилось и не писалось, но что они существовали вряд ли можно отрицать. Для еврея, воспитанного в бытовых условиях еврейской среды с соблюдением всех многочисленных и сложных обрядов еврейской религии, нелегко было психологически в среде русской, православной, каковой была среда русского чиновничества. Нелегко было и, будучи правоверным евреем, активно принимать участие в обрядовой стороне русского суда, каковая была неразрывно связана с христианством. Кроме того, выросшие в подавляющем большинстве в черте оседлости и хорошо знавшие настроения широких масс населения по отношению к евреям, молодые юристы при выборе своей карьеры не могли не учитывать и эти настроения. Должного авторитета и уважения в темных тогда массах полуграмотного населения, полного предрассудков и предубеждений к тем, кто, по их понятиям, являются "врагами господа нашего Иисуса Христа", они, как евреи, приобрести не могли, даже в мундире Министерства Юстиции. Невысказанно, в душе, они это сознавали и делали отсюда соответствующие выводы. Все это вместе взятое и толкало евреев в адвокатуру, ряды которой все больше и больше наполнялись евреями. Войдя в адвокатуру они, понятно, не перестали быть евреями и сохранили тот "внутренний облик", который отличает их от всех других народов, что не осталось незамеченным их коллегами не-евреями, хотя, как уже сказано выше, поднимать этот вопрос в адвокатской среде считалось неэтичным, оскорблением тех высоких принципов, которые были священны для русской интеллигенции и легли в основу Судебной Реформы. И когда, в 80-х годах, начался период разных ограничительных по отношению к евреям мероприятий правительства, выразившихся, в частности, в установлении процентной нормы для адвокатов-евреев, большинство русской адвокатуры отнеслось к этим мероприятиям определенно отрицательно. Такую же позицию заняло и подавляющее большинство русской общественности и печати. Но тем не менее процентная норма для адвокатов была введена: 15 % для адвокатов Варшавского, Киевского и Одесского судебных округов; 10 % - для округов Петербургского и Московского и 5 % - для всех остальных округов Российской Империи. Ограничения эти касались только лиц иудейского вероисповедания и не распространялись на евреев любого из христианских вероисповеданий. Это побудило немало евреев, относившихся индифферентно к вопросу религии, перейти в одну из христианских религий и тем сразу приобрести те права, в которых они были ограничены пока оставались в иудейской религии. Норма была введена на основании доклада министра Манасеина, утвержденного Государем, и считалась "временной" впредь до выработки и утверждения соответствующего закона. Выработка постоянного закона о евреях в адвокатуре была поручена особой комиссии, состоявшей из сенаторов, судей, профессоров и представителей адвокатуры. Комиссия эта работала очень долго (с 1894 до 1904 года) и всесторонне изучала и обсуждала этот нелегкий вопрос. Выработанный комиссией законопроект только в 1904 году был представлен Государственному Совету на утверждение, но так и не был утвержден в связи с настроениями кануна первой русской революции. И вопрос о проценте евреев в адвокатуре до самого 1917 года решался на основании, упомянутых выше, "временных правил". Вопрос этот действительно был нелегкий. И мнения отдельных членов комиссии были весьма различны: одни были против какой бы то ни было процентной нормы вообще; другие - за полное запрещение евреям быть в числе Присяжных поверенных в русских судах; третьи, наконец, ставили под вопрос целесообразность и логичность при установлении нормы руководствоваться только и исключительно иудейским вероисповеданием. К числу последних принадлежал и известный адвокат Ф.Н. Плевако, который при вынесении комиссией законопроекта, остался при особом мнении, каковое он и изложил письменно. Ограничения, основанные на религиозном признаке, по мнению Плевако, не могут быть признаны удовлетворительными, ибо нравственно неустойчивые люди могут обойти эти ограничения путем крещения. Евреи не могут обладать нравственными качествами, присущими русскому народу, и не могут быть носителями русского правосознания. Для принятия в сословие присяжных поверенных некоторых разрядов лиц должно служить не вероисповедное начало, а начало национальности, принадлежности к известному народу или племени. Поэтому, писал Плевако, уж лучше увеличить процент евреев-нехристиан, до 15 и даже 20%, но не открывать доступа в адвокатуру крещенным евреям. Точка зрения Плевако не была одобрена большинством членов комиссии. И до самой революции 1917 года в России существовали некоторые ограничения только для евреев иудейского вероисповедания и не распространялись на евреев крещенных. Таково было, в самых общих чертах, положение евреев-присяжных поверенных при русских судах. Но кроме "присяжных поверенных" существовал еще и институт "помощников присяжных поверенных" - юристов, работающих при одном из полноправных присяжных поверенных. Число их было неограниченно и множество евреев, обходя некоторые ограничения, заполняли собою их ряды, фактически ряды русской адвокатуры. Участие, значение и влияние евреев в русской адвокатуре было огромно и непрестанно росло, несмотря на все ограничения.