Измена. Бес в ребро (СИ) - Полякова Лана

От Склифа до нашего дома идти всего ничего, но мы идём уже час, наверное, и мне не хочется, чтобы дорога заканчивалась. Невероятно комфортно и тепло мне было рядом с этим, ещё недавно чужим человеком.

Подходя к дому, я увидела привычно стоявшую на своём месте машину и Сергея рядом с авто.

— Леночка, нам нужно поговорить! — проникновенно сказал мой муж, глядя на меня воспалёнными, красными глазами и шагая навстречу.

Небритый, неопрятный, с потемневшим лицом и сжатыми губами он демонстративно не замечал Александра рядом со мной.

Да, потрепала тебя жизнь, Серёжа.

На секунду мне стало остро жаль его. Захотелось провести, как раньше, пальцами по морщинкам в углах глаз. Погладить по склонённой голове.

На одну секунду.

— Сергей, я понимаю, что тебе нужно срочно поговорить со мной. Тебе надо. Не обращая внимания на обстоятельства вокруг тебя. Хорошо. Мы поговорим. Но не сегодня. Приезжай завтра к обеду. Мы пройдём в парк и там поговорим. Сегодня у меня на разговоры нет сил и желания. — сказала я ему и отвернулась, успев заметить отчаяние в его глазах.

— Лен, я не уеду. Буду ждать тебя здесь, пока ты не согласишься и не выйдешь. — тихо сказал мне в спину мой почти бывший муж.

— Хотя я безумно устала и прошу тебя перенести разговор на завтра? — резко повернулась к нему.

— Я не могу отсюда уехать. Здесь мой дом. — прошептал он, склоняя голову.

— Сергей! Да услышь же ты меня, наконец! Не дави! — гневно ответила я.

Вот упёртый баран, то. Эгоист махровый. Сама такого выпестовала. Всегда было проще вначале всё для мужа. И выслушать, и помочь, и собрать, и накормить, а потом уже для себя и детей. Вот он и привык.

Неужели не понимает, что кроме раздражения и злости его настойчивость не вызывает ничего. Неужели он надеется, что я, как обычно, смирив своё недовольство, спокойно буду с ним разговаривать?

Закипая от негодования, я коротко простилась с Сашей и понеслась домой, словно ведьма на метле.

На реактивной тяге.

Ну каков дурак-то!

К чёрту лифт! Первые три этажа я пролетела не заметив. Потом остановилась, сжав похолодевшие ладони в кулаки. Боль стрельнула в правое запястье и немного отрезвила.

Но, блин! Как я жила всё время! Как не заметила настолько потребительского отношения к себе! Чёртов самовлюблённый болван!

А ведь я сама его таким сделала. Приучила к такому отношению к себе за последние годы. Ведь не был же он раньше настолько невнимательным. Я помню.

Приполз же прощения просить и назад в семью и комфорт проситься! А даже не потрудился, хоть для видимости, подумать и позаботиться обо мне! Так привык себя считать в центре моей вселенной.

А он, действительно, был центром моей жизни. Смыслом. Счастьем.

Я сосредоточенно и методично дыша поднялась по ступенькам на свой этаж. Постаралась успокоить расшалившиеся нервы.

Девочкам моим, умницам, родненьким моим красавицам и так досталось в последнее время. Сплошные качели. Не к чему им нервничать, гадая, что же меня так всполошило.

К двери я подошла почти нормальная. Во всяком случае крушить мир вокруг меня уже не хотелось.

Шагнув в тепло квартиры, я поняла, что у девочек гости.

Сороковая глава

В комнате Иришки при распахнутых дверях одногруппники дочери готовились к сдаче совместного проекта. Олег и ещё незнакомые мне мальчик и девочка.

Мальчишки излишне серьёзные. Очень хотят быть взрослыми. Олег, пожалуй, более расслаблен и свободен, чем другой молодой человек. А девчушка шебутная. С ярко-красными волосами и немного раскосыми азиатскими глазами. Худенькая, невысокая и подвижная, словно ртуть. Она что-то доказывала остальным звонким голосом, перемежая свою речь сленговыми американизмами. Жестикулируя и помогая себе мимикой. Очень органично смотрелось. Но абсолютно не понятно, когда я невольно решила послушать о чём там речь.

Покачав головой и хмыкнув, я прошла мимо. Такие интересные слова, такие живые молодые эмоции, как свежий ветер.

Нужно придумать перекусить ребятам. Голодные, наверняка. Бутербродов настрогать или пиццу замутить.

Оля на кухне шебуршала посудой.

— Мам, там папа у подъезда ждёт весь вечер. — сказала она выключая воду и поворачиваясь ко мне.

— Виделись. — ответила я.

— Он такой несчастный. Его так жалко. — заговорила наша девочка, теребя в руках кухонное полотенце.

— Мне тоже его очень жаль. — со вздохом сказала я, присаживаясь к столу.

— Ты его простишь? — тихо спросила Оля, устраиваясь напротив.

— Решение лежит не в плоскости простишь, или не простишь. — попыталась объяснить я.

Оля внимательно слушала меня. Значит, нужно сказать ей более подробно.

— Когда перемены естественный процесс, то это обеспечивает рост и жизнь в конце концов. Человеку комфортнее в привычном. Но нужно помнить, если не меняешься, то ты уже памятник. Или умер. Изменения это всегда неприятно. Особенно если эти изменения застали внезапно. Когда они ворвались в жизнь, разрушая все на своем пути. Это противоестественно. И больно. Но необратимо. Как эволюция и революция. — сказала я, глядя внимательно на свою так внезапно повзрослевшую дочь.

— Папа хочет вернуться обратно. Хочет, чтобы все было как прежде. А так не бывает. Нельзя ступить в одну и ту же реку дважды. Вода уже убежала. — продолжила я этот сложный разговор.

— Разве перемены это всегда хорошо? — тихо спросила Оля.

— Это почти всегда больно. Очень больно, если резко. От нас зависит — сможем ли мы сделать из лимона лимонад. — улыбнулась я ей.

— А ты смогла? — серьёзно спросила моя девочка.

— Не знаю ещё. Но надеюсь. Вы уже выросли. Жизнь дала шанс на резкую смену позиций. Но не даёт пока выдохнуть и осознать. Всё подсыпает и подсыпает мне испытаний. — честно ответила я.

— А папа? — спросила Оля.

— Не вижу, что он любит меня. Что он примет изменения, перемены во мне, которые сам же спровоцировал. — вздыхая сказала я.

— Ему плохо и мне так жаль его. И он мой папа. И он не перестанет им быть, даже если вы переругаетесь с ним как кошка с собакой. Такой потерянный там, одинокий. Хочется помочь ему. — с горечью в голосе проговорила моя нежная и добрая девочка.

— Ты понимаешь в чём мои ошибки? — спросила я.

— Что не следила? — удивилась Оля

— Следить за взрослым — не уважать ни себя не его, — ответила я ей и продолжила — ошибка в том, что слишком растворилась в муже. Сняла с него обязанности. Максимально облегчила его жизнь за счёт своей. И снизила требования. Слишком далеко отступила от себя.

— Колю как мне простить? — задала мучащий её вопрос Оля.

— Не знаю. Смотри на его действия. Слушай слова. Насколько совпадают? И если не можешь — не прощай. Только твой выбор. Ты важнее всего. Ты и твои решения. Не оглядывайся в этом на других. Только свой опыт, котичка — сказала я ей, протягивая руку через стол и чуть сжимая её ледяные хрупкие пальчики.

— Хочу на каникулах поработать волонтёром в центре помощи пострадавшим от насилия женщинам. — подняв на меня взгляд, проговорила Оля.

— После ЕГЭ?

— Угу…

— Послезавтра вдвоём к врачу? Ты сегодня ездила без меня. С Колей. Как? — с тревогой спросила я.

— Терпимо, мам. Я пока ничего не понимаю. Врач нравится. Наревелась у неё в три ручья, как дура. Коля, как увидел, дёрнулся в кабинет. Но быстро взял себя в руки. Он тоже к ней собрался ходить, представляешь? — рассказывала моя Олюшка.

Моя бедная девочка. Горло перехватило от жалости, и слёзы защекотали нос. Я бы забрала всю твою боль себе, если бы могла. Многое бы отдала, чтобы ты и дальше танцевала и смеялась. Мой котёночек нежный. Выпала тебе доля повзрослеть раньше. Отняли у тебя кусок детства.

Иголкой сердце кольнула вина. Не сберегла. Не сохранила. Не обеспечила. И, почти тут же, смывая яростью. Не я. Он. Они.

Вот тварррри…

Утром мне сняли ортез.

Вот оно — счастье!

По пути домой я поймала весенний ветерок в проходе между домами и стояла, чуть расправив руки в стороны, радуясь свободе движения и ветру в волосах. Запаху влажной земли. Весне. Обновлению. Жизни. Солнечному зайчику, стрельнувшему в глаза. Жизнерадостному щенку на поводочке у девочки и выгнувшему спину дворовому коту, что не сдвигается с места, заметив резвящегося щенка.