Убить Герострата - Татьяна Рябинина

И вот однажды, войдя в кафе, мы буквально остолбенели. За столиком мило ворковали Милка и какой-то малый кавказской наружности. Чтобы не осталось никаких сомнений, он нежно гладил ее по щечке. Произошла немая сцена. Мила с кавалером спешно удалились, у нас тоже общение не клеилось.

Я не очень боялась, что Милка наябедничает Мишке, хотя мне этого и не хотелось. Андрей тоже не выглядел особо расстроенным. “Я вообще не собирался на ней жениться, - сказал он. - Так, ляпнул как-то сдуру, по пьяни, она и обрадовалась. Очень уж хотела замуж, а почему-то никто не брал. Хотя, конечно, в постели она...” Я поняла его. Мишка пару раз тоже намекал, что от некоторых женщин пахнет лесом - потому что они в койке лежат, как бревна. А у меня темперамент отнюдь не африканский, да и с Михаилом мы друг у друга первые, опыта набраться было неоткуда. С Андреем я тоже получала больше морального удовлетворения, чем физического, но особенно из-за этого не огорчалась.

Каково же было мое удивление, когда Милка позвонила на следующий день и предложила встретиться. Со слезами на глазах она умоляла меня никому не говорить о ее свидании. Оказывается, она собралась замуж, но не за этого кавказского Ромео, а за вполне приличного мужичка из Питера. И если он узнает... Я радостно поклялась, что буду нема, как могила, мы обнялись, поцеловались и расстались подругами.

А через пару дней Мишка швырнул мне в физиономию отпечатанное на принтере анонимное послание, в котором красочно живописались наши с Геростратом взаимоотношения. Кафе в нем не упоминалось, а вот походы к нему - очень даже.

“Это правда?” - спросил супруг.

“Да”, - ответила я.

Наоравшись, Мишка собрал чемодан и отбыл к родителям. А я позвонила Корнилову с радостным сообщением о разводе - и нарвалась на вежливое предложение пойти куда подальше. А Милка замуж так и не вышла. Через полгода она уехала в Москву.

- Ты думаешь, это была она? - спросил обалдевший Герострат. - Она написала анонимку?

- Если честно, то нет. Милка написала бы про кафе, ну, что мы там встречаемся. Это раз. Она не могла не понимать, что если пойдут разборки, то и до нее дело дойдет. Это два. А в-третьих... Скажи, ты хранил мои фотографии и открытки отдельно от других?

- Кто тебе сказал такую глупость? - очень тактично заржал Андрей, но, посмотрев на мое лицо, осекся. - Фотография у меня твоя одна, со всеми вместе на “Дагомысе”, она в альбоме. А открытки... Открытки лежали со всеми другими в коробке.

- А адрес? На листочке?

- Адрес я записал в книжку, листочек выбросил. Книжку ношу с собой. А открытки и письма у меня украли.

- Как?!

- Так. На Новый год. Я думал, это одна борзая девочка, которая считает, что переспать - это повод для знакомства.

Я проглотила последнюю фразу. Сделала вид, что не слышу.

- Так вот. Как могли в милиции узнать мой адрес?

- А что, для милиции это проблема? - удивился Корнилов.

- Я уехала из Сочи как Алла Увалова. А в Питере потеряла паспорт. Не просто потеряла, а утопила вместе с сумкой в Фонтанке. Случайно. Мне нужно было подписывать бумаги на покупку квартиры. И мамина знакомая, она в паспортном столе работает, быстренько сделала мне новый. На Аллу Мартынову. Нигде в Питере я как Алла Увалова не фигурирую.

- А зачем ты фамилию поменяла обратно?

- Потому что Алла Увалова - язык вязнет, как муха в киселе. И вообще... Короче, менты знали, что ты приедешь к Алле Уваловой, и знали, что Алла Увалова - это Алла Мартынова. Откуда?

- Да отвяжись ты! - вскипел Андрей. - Я почем знаю!

- Тихо! - прошипела я. - Слышишь?

                                      * * *

Окно мансарды выходило на крышу веранды и на крыльцо. Вот там-то, на крыльце, что-то тихонько возилось. Я свесилась по пояс и вслушивалась, рискуя сломать уши. Снова тихий шорох. Кто-то ходил на веранде.

Стараясь ступать как можно тише, я подошла к двери и выключила свет.

- Так нас, по крайней мере, не застрелят.

- А “ночники” на что? - хмыкнул Корнилов. - Ничего себе тихое местечко.

- А что ты хотел собственно? - огрызнулась я. - Нам теперь нигде тихого  местечка не будет. Разве что на кладбище. Давай вниз!

- Куда?

- В подвал.

До войны дедушка Женя успел стать довольно-таки крупным милицейским начальником и дачу выстроил под стать занимаемой должности - большую и дурацкую. Комнаты, комнатки, чуланчики, лестницы, коридорчики, перильца, завитушечки. Во время войны дом просто чудом каким-то уцелел. За столько лет все, разумеется, здорово обветшало, но периодически подкрашивалось и подновлялось. Апофеозом великолепия был подвал. Теоретически в нем можно расположить гараж или небольшой бассейн, наверно, Валерка со временем так и сделает. А пока в подвале хранился хлам, который, как водится, не нужен, а выбросить жалко.

Мы спустились по лестнице, вышли в прихожую, и я начала открывать тяжеленный, обитый железом люк в полу. Корнилов с интересом наблюдал за моим кряхтением. Наконец мне удалось поднять крышку, и он нырнул вниз. Грохот и сдавленные ругательства внушили мне чувство глубокого удовлетворения.

Аккуратно нащупывая ногой узенькие ступени, я спустилась в подвал и пощелкала выключателем. Но свет не зажигался.

- Закрой люк! - скомандовал Корнилов.

- Сам закрой!

- Я хребтом треснулся.

- Ну и что?

Ответа я не дождалась, активных действий тоже, вздохнула и, поднявшись на несколько ступенек, потянула за вделанную в крышку скобу. Люк захлопнулся, стало совсем темно, только из нескольких вентиляционных окошечек в блюдце величиной сочился слабенький свет белой ночи.

Что-то больно стукнуло меня по ноге, и я вскрикнула.

- Что ты орешь, припадочная? - поинтересовался Корнилов. - Я тебе палку даю, заклинь люк.

Сделать это я смогла только с третьей или четвертой попытки. Сначала не могла нащупать палку, потом не могла вставить ее в скобу, а потом - заклинить как следует. Наконец я сползла вниз и ощупью добралась до Герострата. Мы устроились на каких-то пахнущих пылью тюках и стали ждать. Неизвестно чего.

Время шло. Ничего не происходило. Наверху было тихо. Глаза постепенно привыкли к темноте, и я уже могла в двух сантиметрах от носа различить пальцы руки. Если, конечно, у амбразуры.

- Андрей, - позвала я, но ответа не получила.

Герострат привалился к стене и элементарно спал, тихонько похрапывая.

Что-то зашебуршало прямо над нами, на веранде. Натыкаясь на какие-то ящики, я пробралась обратно к лестнице, вскарабкалась повыше и попыталась приложить ухо к люку, впечатав противоположное в плечо. И услышала царапанье в дверь и собачьи подвывания!

Миннезингер фон Как-там-его!

Видимо, насытившись, он вышел во двор, а дверь захлопнулась. Нагулявшись вдоволь, пес соскучился и начал проситься в дом, воспитанно воздерживаясь от лая. А мы приняли его за передовой отряд нападения и начали организованно отступать.

Я попыталась растолкать Корнилова, но он буркнул что-то невежливое и продолжал храпеть. Вытащить палку тоже никак не удавалось. Спускаясь в очередной раз вниз, я сильно поцарапала руку. Ну просто тридцать три несчастья! В конце концов я плюнула, устроилась в уголке, на какой-то вонючей тряпке и уснула, свернувшись калачиком.

- Подъем! - рявкнул в ухо Мишка, стаскивая с меня одеяло.

Я открыла глаза и увидела Герострата. Именно увидела: через круглые окошки лился свет. Лучи были толстыми и ровными, казалось, их можно нарезать ножом, как колбасу. Углы подвала терялись в темноте, но рядом с отдушинами было вполне светло.

- Угадай, какую приятную новость я могу тебе сообщить, - бодро потребовал Корнилов.

- Не знаю. Говори!

Разве можно заниматься гаданьями утром без чашки кофе?!

- Мы еще живы!

Была такая забавная юмористическая передачка под названием “Каламбур”. И там ведущий так сочно и емко говорил про своего помощника: “Идиот!”, что просто душа радовалась.

- Я думаю, можно вылезать. Просто в дверь ломился герр Миннезингер.

- Уверена? - деловито уточнил Корнилов.

- Вполне! Иначе нас уже давно попытались бы отсюда выудить.

Когда мы выбрались из подвала и со всеми предосторожностями выглянули за дверь, Минька, вольготно развалившись, спал на веранде. Услышав шум, он проснулся, поднял голову и зевнул во всю пасть.

- Вот ведь паразит! - возмутился Андрей. - Он тут дрыхнет, а я всю ночь промучался на ящиках в грязном холодном подвале!

Ага, видели мы, как ты мучался в грязном холодном подвале! И слышали. Дрых, как сурок, и храпел, как бульдозер. У Мишки, кстати, было просто неоценимое достоинство - он никогда не храпел.

- Ладно, псина, - сказала я, присев на корточки и почесывая его лохматый двухцветный бок. - Будем считать, что ты проверил нашу бдительность. И за это тебе полагается награда в виде миски “Педигри Пала”. Пойдем на кухню.

- Интересно, а от чего пал Педигри? - затасканно пошутил Корнилов.