Журнал «Вокруг Света» №12 за 2007 год - Вокруг Света

Козима и Рихард Вагнер на своей вилле Ванфрид в компании Ференца Листа и Ханса фон Вольцогена. 1882 год

«Я остановил свой выбор на одном из небольших городов Германии , где не придется вступать в конфликт с большим театром или угождать привычкам избалованной публики», — писал Вагнер в 1862 году. Его выбор пал на городок Байрейт, жемчужину провинциального барокко, примерно равноудаленный от политических центров немецкого мира — Мюнхена и Берлина. Важно было и то, что административно Байрейт относился к личным владениям короля Людвига II Баварского — главного поклонника Вагнера , который, по отзыву самого композитора, «всегда защитит и поможет».

Муниципальный совет предоставил Вагнеру место для строительства театрального комплекса за городом, на склоне покрытого пышной зеленью холма. 22 мая 1872 года при сильнейшем ливне состоялась закладка этого «Дома торжественных представлений» («Фестшпильхауса»). Вместе с пресловутым «первым камнем» в тучную байрейтскую грязь легли поздравительная телеграмма от Людвига и четверостишие собственного вагнеровского сочинения, точный смысл которого до сих пор обсуждают историки:

«Здесь заключаю я тайну,

на многие сотни лет.

Пока хранит ее камень,

она будет являть себя свету»...

Справедливости ради заметим, что «здесь», в Байрейте, для самого автора четверостишия нашлось и место безопасного изгнания, пусть и комфортабельное. В Саксонии он, участник так называемой Дрезденской революции (восстания против абсолютизма — части общеевропейских волнений 1848—1849 годов) и друг анархиста Бакунина, долгое время числился среди разыскиваемых полицией преступников, в Париже его освистали, в Мюнхене ненавидели как «соблазнителя» короля Людвига: Вагнер действительно не только разорил своего мецената, но и сильно способствовал своими буйными идеями и разговорами его помешательству (а в конечном итоге смерти, больше похожей на убийство, чем на самоубийство). Кроме того, по всей Европе, от Кёнигсберга и Риги до Лондона, рыскали кредиторы — отдавать свои многочисленные долги композитор считал «не барским делом».

В порядке личного предположения выскажу и такую версию: полагаю, что веским аргументом в пользу Байрейта как места будущего «вагнеровского гнезда» стали его окрестности. Франкония — одна из самых живописных и, так сказать, одухотворенных областей Германии. Быстрые реки сбегают с отрогов Альп, густые леса покрывают мягкие холмы, древние церкви и руины замков хранят память о былом величии местного рыцарства. Вагнер немало путешествовал по округе, и несложно поверить, что именно уединенный замок Гёсвайнштайн, скажем, послужил прообразом замка Грааля в его опере «Парсифаль». Просматриваются и другие «ландшафтные прототипы»…

Вернемся, однако, к театральному проекту. Сам байрейтский Фестшпильхаус, вопреки расхожему мнению, был возведен не на деньги короля, а на заем, официально предоставленный Вагнеру баварской казной (этот кредит, кстати, был полностью возвращен вдовой композитора к 1906 году). Плюс — на строительство пожертвовали немалые средства музыканты — среди них Ференц Лист и Ханс фон Бюлов. Последнего от великодушного поступка не удержало даже то, что Вагнер увел у него жену — дочь Листа, Козиму. Более того, расторжение брака Козимы и Бюлова состоялось почти одновременно с закладкой Дома (к этому времени она уже успела родить Вагнеру троих детей). Впоследствии Бюлов стал и одним из первых дирижеров Фестиваля, «отомстив» его основателю лишь однажды брошенной где-то фразой: «В своих творениях он возвышен, а в поступках — низок»...

Винифрид Вагнер, сноха композитора, сопровождает близкого друга семьи Адольфа Гитлера по аллее виллы Ванфрид

Строился Байрейтский театр три с половиной года — при постоянных перебоях с деньгами и даже без заранее утвержденного проекта. За его сооружением стояли почти безрассудная решительность и невероятная энергия Вагнера, решившего «взять и просто из досок сколотить подобие большой конюшни». Даже верная Козима с некоторым ужасом писала в своем дневнике: «Они вырыли на холме яму, и из нее растет театр!» Образцом для Фестшпильхауса послужили, впрочем, не столько сельскохозяйственные постройки, сколько известный оперный театр в Российской империи, в Риге, где Вагнер однажды два года служил капельмейстером. Главные конструктивные особенности обоих строений: зал, сходящий вниз амфитеатром, «сценическая башня», в пространство которой сама сцена «укладывается» три раза (что позволяло быстро менять декорации), и «невидимая», низко упрятанная оркестровая яма со специальным полукруглым козырьком. Именно в силу этой последней особенности байрейтский оркестр звучит слегка приглушенно, «из мистической глубины». Эта специфика ставит непростую задачу перед дирижерами, но создает удивительный баланс между музыкантами и певцами, голоса которых оказываются «на равных» с музыкой, — к чему и стремился Вагнер.

К изначальной идее композитора восходит и минималистское внутреннее обустройство театра, действительно «сколоченного из досок» и лишь снаружи обложенного кирпичом. До самого недавнего времени публика сидела на жестких деревянных стульях — лишь пару лет назад их заменили чуть более удобными сиденьями (учитывая продолжительность опер Вагнера, это следует расценивать как акт высокого гуманизма). Впрочем, байрейтские завсегдатаи до сих пор приходят на спектакли с подушками, а элегантные дамы даже подбирают этот «аксессуар» в тон к платью.

«Праздник урожая»

Время проведения ежегодного фестиваля Вагнер назначил на август. Выбор не случаен: именно в этом месяце в окрестных франконских деревнях начинаются традиционные «праздники урожая», именуемые здесь «керва». В этакой музыкальной «керве», на которую потянутся «простые германцы» с корзинками свежего хлеба и фруктов, виделось Вагнеру и его великое действо: «зрители будут собираться в строго установленные дни представлений, причем приглашать я буду не только местных жителей, но и всех друзей искусства, ближних и дальних». Он даже допускал мысль, что исполняться на таких «музыкальных пикниках» будут не только его «мистерии», но и сочинения близких по духу коллег.

«Пейзанская идиллия», однако, так и не была реализована в Байрейте. Первый фестиваль открылся 13 августа 1876 года при большом и пышном стечении европейской знати… Среди журналистов, освещавших новое модное торжество, находились и два корреспондента из России, по профессии — композиторы: Цезарь Кюи и Петр Чайковский. Первый писал для «Санкт-Петербургских ведомостей», второй — для либеральной московской газеты «Русские ведомости». Ни тот, ни другой не принадлежали к числу вагнерианцев — Кюи, несмотря на личное знакомство с Вагнером, успел опубликовать статью «Лоэнгрин, или Наказанное любопытство» (о первой постановке этой оперы в Мариинском театре). Раздраженным недоумением дышали и нынешние его репортажи: «Весь Байрейт заинтересован теперь только и исключительно «Нибелунгами», ни о чем больше нет и речи».

Петр Ильич куда более серьезен, хотя от ощущения некоторой абсурдности происходящего не может избавиться и он. Так, открытие фестиваля он описывает следующим образом: «Перед моими глазами промелькнуло несколько блестящих мундиров, потом процессия музыкантов вагнеровского театра, потом стройная высокая фигура аббата Листа с прекрасной типической седой головой его, потом в щегольской коляске сидящий, бодрый маленький старичок с орлиным носиком и тонкими насмешливыми губами, составляющими характеристическую черту виновника всего этого космополитически художественного торжества — Рихарда Вагнера».

Таким предстал в глазах современников первый Байрейтский фестиваль. Итоги его были, мягко говоря, неоднозначны. «Кольцо», впервые исполненное, как того и требовал Вагнер, в качестве единого действа из «трех вечеров с прологом», — было принято публикой на ура, что не помешало антрепризе в целом потерпеть полный финансовый провал.

Лишь через шесть лет Рихард Вагнер сумел собрать средства для «второй попытки», ставшей в его жизни и последней. 13 февраля 1883 года отец-основатель Байрейта умер в Венеции от сердечного приступа.

Династия

Династический принцип «престолонаследия» установился после этого как-то сам собой. Сначала бразды правления взяла в руки та самая Козима Лист-Бюлов-Вагнер.

Уже через несколько дней после похорон мужа она взялась за дело и с риском для имиджа скорбящей вдовы денно и нощно выступала в роли антрепренера, финансового директора, специалиста по светским связям, а затем и режиссера. Несмотря на всеобщий скепсис, Козима довольно успешно устраивала на Зеленом холме многочисленные постановки опер покойного композитора, пересмотренные ею в разных городах. Лишь в 1907 году деятельная байрейтская вдова передала руководство фестивалем сыну Зигфриду, которому тогда уже исполнилось 38.