Крепость на дюнах - Герман Иванович Романов

артдивизиона. Там еще пара взводов сапер и невооруженная рота стройбата была — ее направили к Руцаве. Их задача прикрыть огнем дорогу на Дарбенай — туда отходят строители, гражданские, саперы и еще какие-то мелкие подразделения. В самом городке разведбат и один из батальонов 67-й дивизии — твой сосед слева.

— Разрыв великоват, товарищ дивизионный комиссар — десять километров выходит.

— Чуть больше семи, ты опушку леса учитывай. Зато телефонная линия до Швентойи есть, на ней наши связисты. Середину отряд из Рудачей прикроет, отойдет, как только немцы на него надавят. Вот здесь хотя бы до вечера продержаться нужно, затем отойдете ночью к Руцаве.

— Сложно будет удержаться с двумя батальонами, товарищ дивизионный комиссар.

— А ты уж постарайся, товарищ подполковник. Всех отходящих бойцов в свои подразделения вливай, только специалистов, если есть танкисты, связисты, артиллеристы — дальше отправляй, к Либаве — нам они очень нужны. Остальных в пехоту — вот тебе и пополнение, потери будут неизбежны, и большие. На тебя усиленный полк пойдет — четыре батальона, не меньше, и с артиллерией. Зато позиция удобная, дорога одна, и та по лесу идет. С этой позиции отойдешь, когда немцы нажмут сильно, и артиллерию в дело введут. Хорошее у нас здесь местечко, для обороны удобное.

Действительно — на обширном открытом пространстве, за которым шла зеленая кромка леса, а справа виднелась обширная синяя морская гладь, стояли бараки и домики сейчас уже безлюдных пионерских лагерей. Наступление здесь, как и по дороге, было чревато для немцев большими потерями от пулеметного и артиллерийского огня. Так что шанс остановить здесь врага имелся, и весомый — без поддержки гаубиц даже такую наспех импровизированную оборону не проломить, а орудия еще подвезти надобно, да и не факт что они огневые позиции дивизиона 30-го артполка подавят…

— Половину состава потеряли, здесь все, кто с боем вырвался из Паланги. С нами отошла 25-я застава 12-го погранотряда и моряки с наблюдательного поста из Кунигишки. Отвел бойцов по приказу, когда доты были уничтожены, а нас обошли с левого фланга.

Начальник штаба 1-й комендатуры 105-го ПО капитан Спирин, с серым от усталости лицом, чуть пошатнулся — через разорванный рукав гимнастерки проглядывались окровавленные бинты. Однако подтянутый, и, главное, духом не сломленный пограничник смотрел уверенно.

— Свою задачу вы выполнили — три часа выиграли, а этого достаточно. Раненых бойцов направим в Либаву на грузовиках, благо их обратно отправили — всех в одну ходку увезем. Пока занимайте позиции на левом фланге — в лесу вам будет драться сподручнее. Вы командовать сможете, капитан, или вас лучше в госпиталь отправить?

— Пустяки, товарищ дивизионный комиссар, зацепило вскользь. С такими царапинами в госпиталь не обращаются.

Николаев внимательно посмотрел на бойцов с зелеными петлицами на гимнастерках, и такого же цвета тульями фуражек. Из трех застав прорвалась почти сотня пограничников, включая десяток раненых, которых вывезли на лошадях, ведя их в поводу. Имелись и овчарки — собаки лежали на траве, только уши стояли торчком, настороженные — видимо, животные ошалели от всего пережитого, от взрывов снарядов и мин…

— Айзсарги напали, товарищ дивизионный комиссар. Но мы наготове были — я приказал три заставы от побережья в Руцаву стянуть. Уничтожили с десяток диверсантов, частью они скрылись. Отправил наряды со служебными собаками — выловим, никуда они не денутся.

Начальник штаба 12-го ПО майор Черников, прибывший из Либавы в Руцаву час назад, действовал энергично, имея приказ всячески содействовать частям 41-го укрепрайона, державшим оборону на приморском направлении. На небольшой станции стоял под парами эшелон, уже вернувшийся обратно из города — на нем должны было отправиться увозимое имущество и раненые бойцы, а также отступившие из укрепрайона невооруженные красноармейцы из строительных подразделений и саперы.

— Твои пограничники СВТ освоили, особенно те, что с оптикой?

— Так точно, товарищ дивизионный комиссар, у нас на заставах из винтовок половина самозарядных.

— Это хорошо, трехлинейки отдай стройбатовцам. Милиционеров в город отправь — там от них польза будет, а то айзсарги голову поднимают. А вот комсомольцев себе возьми — два десятка бойцов не помешают, к тому же потери восполнить будет кем — проверенные товарищи. Только обмундировать их нужно.

— Сделаем, товарищ дивизионный комиссар. Форма запасная имеется, фуражки тоже, на всех хватит.

— Вот и хорошо. Здесь, я смотрю, твоих пограничников с роту, да у Швентойи еще столько же, от Паланги отошли — капитан у них толковый. Выдвигайся туда с подкреплением, будешь командовать сводным батальоном. Прикрывай левый фланг, пулеметы у вас имеются свои — так что не дам, хватит СВТ. Высылай конные разъезды на Дарбенай — важно знать, что там происходит. Подполковник Горобец командует сводным отрядом — так что поступаешь со своими пограничниками в его распоряжение. А мне в Либаву ехать надо, ситуация видишь какая — война началась…

Курмачай

46-й укрепрайон

204-й строительный батальон

командир отделения

ефрейтор Зуев

— Только бы выжить, жить, жить, жить…

Алексей не понимал, говорит ли он эти слова, или так думает. Сверху сыпалась земля, стенки окопа, вырытые на скорую руку, ощутимо тряслись — дощатые стенки просто не успели поставить. А еще он боялся за Рамуне, прикрывая ее своим телом и прижимая ее голову к своей груди — все же у него на голове надет стальной шлем, хоть какая-то защита от ударов комьев сухой земли и увесистых камней, что казалось, сами росли из негостеприимной литовской земли.

— Я люблю тебя, люблю…

Девушка горячечно шептала ему в ответ, и старалась поцеловать шею. А он, оглохший от взрывов, со слезящимися от пыли глазами, гладил ее щеку грязной ладонью и хотел, чтобы этот обстрел прекратился. По всей видимости, у немцев либо была хорошая разведка, или кто-то из литовцев, а непримиримых врагов советской власти было среди них много, как и хватало ненавидящих русских — так что враг знал, что здесь возводятся укрепления и нанес по ним превентивный удар артиллерией.

Неожиданно стихло, Алексей отряхнул с себя землю, наклонился и чмокнул девушку в сухие потрескавшиеся губы, прошептал:

— Я люблю тебя. Надо оглядеться!

Встав в окопе, он осторожно посмотрел в замаскированную бойницу. Увиденное ему очень не понравилось — из Кретинги выехали два броневика с тонкими стволами пушек, что торчали из башен. Их сопровождало несколько мотоциклов с колясками — три их, или четыре, разглядеть было трудно — над дорогой стояла густая пыль. А еще выехало два грузовика, за каждым из которых, как пес на привязи, следом катилась и подпрыгивала маленькая пушка, очень похожая на советскую «сорокапятку».

— Плохи дела, ефрейтор,