Русские на снегу: судьба человека на фоне исторической метели - Дмитрий Панов

Тимоха Лобок сразу смекнул, что для нашего бравого следователя не суть важно, кого расстрелять, лишь бы скорее найти виновного. Тимофей крутил указательным пальцем перед носом следователя и категорически заявлял: «Не выйдет». Следователь опрашивал всех подряд, в том числе и меня. Однако наше алиби было слишком очевидным. Журнал боевых действий полка, результаты переговоров с командным пунктом воздушной армии, опросы свидетелей — все показывало, что мы свой долг исполнили честно. Следователь повздыхал и подался в соседнюю дивизию — к нашим сменщикам. По-моему, командира эскадрильи, сменившего нас, улетевшего вдоль Вислы, после суда расстреляли. До сих пор ломаю голову и не нахожу ответа: почему именно так повел себя тот парень солнечным августовским днем над сверкающей Вислой?

Но война шла вперед, и дня через два над теми же переправами мы встретились с «Мессерами», которые пытались проложить дорогу «Лаптежникам». В короткой схватке старший лейтенант Бритиков поджег «Лаптежника», и немцы повернули назад.

Хочу добавить, что когда мы два дня назад уходили с переправ, то услышали по радио, что немцы бомбят их. Однако ничего не могли поделать — горючее было на исходе, и приходилось идти на свой аэродром. После всех этих переживаний наши летчики обозлились и не давали немцам спуску. Дня через три немцы подтянули к Сандомирскому плацдарму до тринадцати своих дивизий, в том числе танковые части, оснащенные «Тиграми». Бои вокруг плацдарма закипели. К тому времени наши расширили его до шестидесяти километров по фронту и до пятидесяти в глубину, обеспечивая снабжение при помощи двух десятков переправ. Подбросил противник и авиацию. Нам приходилось до четырех раз в день летать на прикрытие штурмовиков, которые своими ударами притормаживали немецкое наступление.

Кроме того, начались воздушные бои с противником, которых я не видел с зимнего наступления, когда мы гнали немцев от Сталинграда. Немецкие истребители все норовили проложить дорогу «Лаптежникам» к нашим переправам, и нам приходилось вылетать к ним навстречу всем полком. Так и 16 августа по периметру плацдарма шел яростный огневой бой, во время которого наши «Тридцатьчетверки» и самоходки чертом крутились, противостоя ломившим вперед «Тиграм». А в воздухе пятнадцать «Мессеров» решили открыть путь двадцати пяти «Лаптежникам», которые, конечно же, разбили бы добрую половину наших переправ и поставили наши войска в очень тяжелое положение в разгар ожесточенного сражения. Но мы были, тут как тут, и над Сандомирским плацдармом на глазах всех наших войск, да и на глазах немцев: и те, и другие посматривали в небо, ведь воздушный бой — это еще и увлекательный, захватывающий спектакль, — на вертикалях и горизонталях гонялись друг за другом, исступленно визжа моторами и гремя пушечной стрельбой, несколько десятков истребителей и бомбардировщиков. Нашлась всем работа: я снова поймал «Лаптежника», пытавшегося пикировать на наши переправы, и поджег его несколькими пушечными очередями. Еще по одному «Ю-87» сбили Тимоха Лобок, Миша Мазан и Вася Ананьев. Это простая по устройству но очень опасная машина — «Ю-87», была неплохой добычей. Наша пехота больше всего не любила этот пикирующий бомбардировщик, укладывающий бомбы с точностью до метра.

Тем временем Толя Константинов зажег форсированный «Мессер». Увидев такое дело, «Лаптежники» кинулись, кто куда, бросая бомбы наугад. Но «Мессера» выходили из боя организованно, соблюдая порядок и пытаясь прикрывать «Лаптежников». Чувствовалось, что вся группа грамотно управляется при помощи радиосвязи. И вдруг на высоте примерно ста метров мы увидели начало дуэли: наш «Як» повис на хвосте «Мессершмитта», и, мотаясь за ним в глубоком вираже, явно не собирался от него отставать. Судя по огромному крокодилу, нарисованному на борту нашего самолета — животное широко раскрывало пасть с белыми зубами, имело желтые глаза, и растопыренные лапы с белыми когтями, это был самолет Миши Мазана. Этот двадцатипятилетний, хваткий украинский парень, по-моему, из-под Запорожья, как будто оживший персонаж из повести «Тарас Бульба», смелый, напористый и хваткий славянин, все более уверенно выходил в первые ряды асов нашего полка. К тому времени он сбил уже около десятка самолетов, причем, реально на наших глазах, а не так, как порой было принято писать в наградных листках «в группе». Я, будучи по природе человеком осторожным, решил помочь Мише взять «Мессера» в клещи. Но он по радио закричал мне в диком боевом возбуждении: «Не мешай, мать-перемать, я его, гада, сам вгоню в землю». Смертельный хоровод, в котором кружился Миша с немцем, все сужался — затягивался как удавная петля. Было ясно, что кто-то из пилотов живым из этого боя не выйдет, а уцелеет тот, кто первым поймает в прицел противника и успеет нажать гашетку. Игра была опасной, но Миша сам выбрал именно ее. Через минуту-две, когда противники находились на высоте двухсот метров, Мазан мастерски довернул свою машину и пушка «Швак» брызнула огнем. Не выходя из крутого виража, «Мессер» врезался в мягкий песок вислинского пляжа, и мгновенно взорвавшись, сгорел дотла. Мазан набрал высоту и сделал победную бочку. Крокодил на борту его «Яка» хищно кувыркнулся.

Вообще многие ребята по немецкому примеру разрисовали свои машины. В сетке прицела, нарисованного на борту самолета Тимохи Лобка, «Тимуса», была полуобнаженная девушка, как он сам объяснял, ростовчанка Лена, на которой он собирался жениться, и таки женился, но потом бросил или она сама от него ушла — вышла замуж за артиллериста и была счастлива. На борту старшего лейтенанта Миши Гамшеева вели поединок на шпагах два нарядно одетых графа. Самого Гамшеева в воздухе звали «Граф». С борта самолета Алексея Бритикова устрашающе разевал пасть тигр. Но я хочу поговорить о «Крокодиле», сбившем немало немцев, на бортах которых были обнаженные русалки, свирепые древние арийские воины, английские острова, взятые в прицел.

Миша Мазан был знаменит не только боевыми делами в воздухе. Он еще славился большим размером своего полового члена, при помощи которого не раз отстаивал честь нашего полка. Так было совсем недавно, когда в Киеве во время отдыха Роман Слободянюк — «Иерусалимский казак» — подвел нас всех. Как он сам печально рассказывал, женщина, с которой познакомился Роман, заявила, что так и не поняла, то ли она оказалась в постели с пилотом, то ли ей делали клизму, да и вообще, евреи-обрезанцы явно не производят на нее впечатления. Услыхав о подобном позоре для всего полка, летчики категорически потребовали, чтобы в бой вошёл Миша Мазан, богатство которого не раз наблюдали в бане. «Иерусалимский казак» познакомил «Крокодила» со своей случайной подругой и, судя по всему, Миша смыл позор с нашего полка: ненасытная киевлянка даже просила пардону. Надо сказать, что Мазан, видимо вдохновленный рисунком на борту своего самолета, бросался как крокодил, не только на женщин, но и на немцев. Помню, в Венгрии, в местечке Чаба-Чуба, на аэродроме, неподалеку от красивого помещичьего имения, я стоял на командном пункте полка, наблюдая, как на фоне гаснувшего заката шло шесть «Илов» корпуса Каманина и сопровождавшие их шесть наших истребителей под командованием Мазана. И вдруг на фоне ярких красок заката четко обозначился «Мессершмитт», прижимающийся к земле и подкрадывающийся к нашей группе. Я был руководителем полетов и сразу закричал по радио: «Сзади, снизу Мессер!!» Миша резко дал глубокий вираж с левым разворотом, развернулся на 180 градусов и с великолепной реакцией и решительностью фронтового летчика сразу послал пушечную очередь в сторону немца. Тот кинулся наутек, прижимаясь к земле, укрываемой сумерками. Миша за ним. Через полчаса вернулся, совершив посадку уже в темноте, раздосадованный Миша: «Утек, гад! Не мог догнать даже на полном газу!» Здесь же в Венгрии, взлетая с аэродрома Чаба-Чуба для сопровождения штурмовиков, которые долбали немецкие танки, вклинившиеся было в нашу оборону, Миша за один день сбил два самолета противника: до обеда «Мессера», а после обеда «Лаптежника», тоже пробовавшего бомбить наши танки. Вскоре район сражения между Сарвашем и Туркеве перешел в наши руки. На тех местах, где указал Миша, мы нашли обломки сбитых самолетов, — к тому времени к сообщениям о боевых результатах стали относиться крайне осторожно, после чего вход в нашу столовую украсил транспарант: «Воюйте так, как воюет товарищ Мазан! За один день он сбил два самолета противника!». Миша постоял напротив транспаранта, усмехнулся и отправился на обед, где его ожидала тройная порция водки — одна своя и по одной за каждого сбитого противника. Это был настоящий герой, хотя при жизни и не успел получить Звезду Героя. Неизвестно, какой дурак установил валовой показатель: для того, чтобы получить звание Героя, нужно было сбить пятнадцать самолетов противника, а штурмовикам провести 25 успешных боевых штурмовок. Как всякие рамки, устанавливаемые в реальной жизни, это требование оказалось на редкость идиотским и открывало широчайшие перспективы для приписок, очковтирательства и всякой другой гадости. Да бывали бои, когда за один сбытый самолет противника можно было давать Героя, а случалось, что у летчика значились десятки сбитых самолетов, а реальность всего этого была весьма зыбкой.