Трилогия Харканаса. Книга 1. Кузница Тьмы - Стивен Эриксон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не тебя одну.
Эмрал открыла дверь, и они вместе вошли в Зал Ночи.
Темнота ничего не скрывала. Матерь-Тьма восседала на троне. В нескольких шагах от нее, чуть в стороне, стоял азатанай Гриззин Фарл, который поклонился обоим и едва заметно улыбнулся.
Повелитель Аномандер не стал терять времени зря.
– Азатанай, заверяю тебя, что не питаю неразумной неприязни к чужеземным советникам при этом дворе. И все же мне интересно, что ценного ты можешь нам предложить. Ведь мы собираемся обсудить шаги, которые следует предпринять, дабы наше королевство не распалось на части. Наследие азатанаев в этом вопросе не менее сомнительно, чем если бы на твоем месте стоял яггут.
– Вынужден с сожалением согласиться, Первый Сын, – сказал Гриззин Фарл. – Хотя яггут мог бы оказаться мудрее меня, и если бы неподалеку нашелся такой, кто согласился бы занять мое место, – что ж, я дал бы несчастному созданию хороший повод подорвать мое самомнение.
– Тогда что же тебя тут держит? – спросил Аномандер.
– Я известен под титулом Защитника, но в том нет ничего радостного. Я появляюсь там, где во мне больше всего нуждаются, но при этом почти нет надежды. Увы, одно лишь мое присутствие здесь – печальный комментарий к нынешнему положению дел.
В его словах чувствовался вызов, но Аномандер лишь наклонил голову, будто увидел азатаная в новом свете и теперь внимательно разглядывал его.
– Мы нашли тебя, когда ты ухаживал за Кадаспалой. Похоже, уже тогда ты мог бы крепко схватить художника за запястья, превратив свои руки в кандалы, и не позволить ему столь ужасно себя искалечить. Но ты пришел слишком поздно.
– Это так, Первый Сын.
– Значит, теперь ты стоишь перед нами, чтобы объявить, что уже переступил порог?
Эмрал видела, как Матерь-Тьма переводила взгляд с одного мужчины на другого, и в конце концов в глазах ее вспыхнула тревога.
– Теперь ты знаешь правду обо мне, – поклонился Гриззин Фарл.
– Матерь-Тьма, – осведомился Аномандер, – ты это поняла?
– Нет, – ответила она. – Похоже, я задавала нашему гостю не те вопросы. Признаться, меня сбивали с толку мысли о предыдущей азатанайке, что стояла тут передо мной, Первый Сын.
– О таинственной азатанайке, о которой мы сами ровным счетом ничего не знаем, – кивнул Аномандер. – Эта Т’рисса выступала от имени речного бога? Ты, верно, торговалась с соперником и получила от него в жертву тысячу душ?
– Ты оскорбляешь нас обоих, – бросила Матерь-Тьма. – Мы договорились заключить мир.
– И чем же пришлось за него заплатить?
– Ничем существенным.
– Тогда что это за мир? Мне описать его? Лес на севере, возможно, еще горит, но в хижинах точно царит тишина. Можно счесть это своего рода благословенным миром.
– Мы не приглашали к себе смерть!
Эмрал увидела, как богиня буквально дрожит от ярости, но Аномандер, похоже, оставался невозмутимым.
– Гриззин Фарл, – поинтересовался он, – что ты знаешь об этой Т’риссе?
– Мне не известна ни одна азатанайка с таким именем, Первый Сын.
– Но тебе ведь описывали ее?
Гриззин Фарл пожал плечами:
– Это ничего не значит. Если бы я захотел, то мог бы порхать перед вами как птица или, может, как бабочка. – Он нахмурился. – Но вы называете ее рожденной Витром. Исследовать тайны этого ядовитого моря отправились двое азатанаев. – Он вновь пожал плечами. – Возможно, Т’рисса одна из них.
– А могущество, которое Т’рисса продемонстрировала, тебе тоже ни о чем не говорит?
– Лишь о том, что она поступила крайне неосторожно, что мало похоже на азатанаев. Против столь явного вмешательства существует запрет.
– Почему?
– Для азатаная считается опасным вызывать гнев других азатанаев.
– А эта самая Т’рисса его вызвала?
– Похоже на то, Первый Сын.
– Что-то ты не слишком гневаешься, Гриззин Фарл.
– Меня это не касается. Тисте мало волнуют меня.
Эмрал судорожно вздохнула, поняв, какие последствия могут иметь эти его слова. Взглянув на Матерь-Тьму, она, как ни странно, не обнаружила на ее лице ни малейших следов удивления.
Аномандер стоял, будто пригвожденный к стене, хотя его окружала лишь пустота. Эмрал вдруг почувствовала, как ее сердце сжалось от сочувствия к Первому Сыну, который не сводил взгляда с Матери-Тьмы.
– Наконец-то я обнаружил горькую истину в своем титуле, Матерь-Тьма, – произнес он. – Тебе хотелось иметь сына, но закутанного в пеленки и беспомощного, мечтающего лишь о сладком молоке из твоей груди.
– Я никак не могу заставить тебя повзрослеть быстрее, Первый Сын.
– И тем не менее тебе отвратительно мое кислое дыхание, да?
– Лишь те болезненные слова, которое оно несет.
– Уж не азатанайка ли ты, Матерь-Тьма, обманчиво принявшая облик женщины-тисте, которую мы все когда-то знали?
– Я и есть та женщина, – ответила она, – в чем нет никаких сомнений.
– Где же тогда твой хранитель? Или он превратил свою плоть в саму тьму?
– Все эти вопросы ничего не значат, – заявила Матерь-Тьма. – Я позвала тебя, Первый Сын, чтобы отправить к повелителю Урусандеру. Мы узнаем правду о том, что им движет… – Она помедлила. – Разве не этого ты хотел?
– Я и в самом деле готов выступить против Урусандера, – кивнул Аномандер. – Как только прибудет легион Хуста.
– Не жди их, – сказала она. – Поезжай к нему прямо сейчас, мой любимый сын. Ты должен встретиться с Урусандером.
– Если я окажусь рядом с ним, Матерь-Тьма, мне придется заковать себя в цепи, тяжелые, будто горы, чтобы не дать своим рукам дотянуться до меча. Но не будет ли тогда лучше, если я просто сложу оружие перед штабным шатром Урусандера, встану на колени и подставлю ему затылок?
– Я не верю, что он хоть сколько-нибудь виновен в убийстве повелителя Джайна и его дочери. Взгляни Урусандеру в глаза, когда он будет говорить тебе то же самое, и, возможно, вы вместе сумеете направить свой гнев против настоящих злодеев.
– Против отступников из распущенных подразделений? Или, может, мне следует считать, будто кровь высокородных пролили отрицатели?
– Похоже, мне ничего не остается, кроме как терпеть твое презрение. Вероятно, такова доля каждой матери.
Аномандер отвел взгляд:
– Во мне еще не пробудилось презрение, Матерь-Тьма. Собственно, ты видишь перед собой спящего, все еще блуждающего в ночи среди тревожных сновидений. И дрожь во сне лишь свидетельствует о моей беспомощности, а тяжкие стоны ничего не значат. Ничье касание пальцев не разбудит меня, и я мечтаю об ударе острого ножа. Остается лишь один вопрос: в чьих руках будет этот нож?
– Если ты полагаешь, что Урусандер настолько вероломен, – проговорила Матерь-Тьма, – то мы уже проиграли.
– Он дал убежище Синтаре, – ответил
