Прощаю себе. В 2 тт. Том 2 - Лууле Виилма

Интеллигентное желание, чтобы все было хорошо, автоматически порождает желание, чтобы не было плохого. Это является желанием свести плохое на нет. Каким бы деликатным это желание ни было, по сути оно означает уничтожение, умерщвление. Человек, который желает добра, утрачивает способность мыслить философски, если его начинает одолевать страх опозориться, что само по себе является страхом обнаружить, что я не такой уж и хороший, как мне казалось. И человек автоматически принимается пристыживать плохое с тем, чтобы свести его на нет. Либо принимается его критиковать, что еще хуже.

Истребление плохого путем его осуждения есть признак интеллигентности.

Понимание и непонимание – это проявление разума. Если знаниям и чувствам приходится конкурировать между собой, победителем оказываются знания. Чувства первенствуют у того, кто принимает эмоции за чувства, и от этого человек может сойти с ума. Существует одно-единственное настоящее чувство – любовь. Любовь – это душевный покой и радость жизни. Все остальные чувства относятся к стрессам. Если кто этого не знает, не имеет смысла говорить с ним про чувства. Чувства умерщвлены страхом позора.

Поэтому доверяйте своим чувствам, однако проверяйте их подлинность. Если в них присутствует элемент оценочности, значит, чувства не подлинные. В этом случае они являют собой эмоции, стрессы.

Пристыживание – это самое верное воспитательное средство, поскольку оно умерщвляет эмоции. Если Вы скажете ближнему, что он трусливый, плохой, недостойный, виноватый, глупый, некрасивый, подлый, вороватый, жадный, высокомерный, агрессивный и тому подобное, то вызовете в нем возмущение. Чем менее он зависит от Вас либо его собственной интеллигентности, тем более остро и открыто он будет протестовать. Если же Вы скажете ему: «Позор!» — то протеста не последует. Вы низвели человека до нуля. Убили в нем нечто, не отдавая себе в этом отчета. Вы радуетесь тому, что сумели установить контроль над ситуацией, да так, что никто ничего не заметил. Теперь уже не нужно опасаться того, что подумают либо скажут люди.

Ближний также ничего не ощущает, поскольку умерщвленная энергия бесчувственна. Он даже не догадывается о том, что в нем появилось некоторое количество энергии мести. Месть – это оружие смерти, посредством которого она делает людей похожими на себя. Жажда мести возникает автоматически, когда человек соглашается с пристыживанием и тем самым убивает в себе нечто. В конечном счете месть принимается убивать смерть, чтобы жизнь могла жить. Это значит, что пристыженный начинает убивать пристыживающего, хотя этого и не желает. С последней каплей, переполнившей чашу пристыживания, пристыженный взрывается и уничтожает пристыживающего, чтобы уцелеть самому.

Стыд являет собой энергию смерти.

Человек, испытывающий стыд и его не высвобождающий, умерщвляет себя.

Человек стыдливый и застенчивый наполовину мертв.

Стыд, если его не высвободить, оборачивается пристыживанием.

Пристыживание есть убийство.

Пристыживание самого себя есть самоубийство.

Пристыживание ближнего есть убийство ближнего.

Вместо пристыживания высвободите чувство стыда и вместо умирания начинайте жить.

Если Вы будете подкалывать пристыженного человека, подзуживать да высмеивать, он даст волю своему желанию отомстить, уничтожить, убить. Поэтому не касайтесь позорных пятен. Пигментные пятна – клеймо позора. Вероятно, Вам известно на собственном опыте, сколь легко повреждаются родимые пятна и сколь обильно кровоточат. Это указывает на то, сколь быстро стыд способен превратиться в месть. Особенно важно знать, что пигментные пятна нельзя ковырять ногтями. Ноготь являет собой энергию видения мира. Чем хуже человек видит, тем толще у него ногти, и тем сильнее он желает переделать плохое в хорошее. Особенно же агрессивно он настроен по отношению к тому, что особенно плохо, и потому его ногтям не дают покоя особенно темные родимые пятна. Потемневшая от повреждения родинка при повторном повреждении способна разрастись в раковую опухоль. В противном случае человек, охваченный жаждой мести, сделался бы человекоубийцей.

Гордость и стыд – это две грани единого целого. В ком имеется стыд, тот видит свой стыд в ближнем и принимается ближнего пристыживать, чтобы уменьшить свой стыд. Маленькие дети не пристыживают своих родителей. Зато родители стыдят детей за любую мелочь, недоступную их разумению. Если бы родители понимали, что творят, они бы этого не желали. Если бы они сознавали, что стыд – это энергия смерти, а пристыживание есть убийство, они бы не убивали своих детей. Родители по неведению воспитывают детей хорошими, послушными, скромными, стыдливыми, не сознавая того, что тем самым они либо губят ребенка в целом, либо губят его чувства.

Чтобы призвать ребенка к порядку, его запугивают тем, что окружающим станет известно про его проделки. Более того, чтобы окончательно вытравить в ребенке интерес к жизни, его запугивают тем, что, дескать, если не послушаешься, я расскажу про тебя всем. Причем даже если ребенок слушается, позже выясняется, что родитель таки рассказал. Родительская подлость не только погубила чувства ребенка, но и веру в людей вообще. Хуже того, веру в дорогих людей. Торжествуя в открытую победу над слабым ребенком, родители вытравляют в нем все святое, а потом удивляются – почему вдруг у ребенка ничего нет святого.

Человек является на свет, чтобы познать земную жизнь. Для познания необходимы яркие впечатления. Яркие чувства позволяют развиваться без особенно больших отклонений от точки равновесия. Это значит, что нервная система, от которой зависят чувства, у человека здоровая. У хорошего человека нервная система больная, соответственно степени его положительности. Развитие человеческих качеств зависит от развития чувств. Всякое неверное отношение, оно же оценочное суждение, отягощает и повреждает нервы. Особенно головной мозг. Чем больше количество оценочных суждений, тем сильнее стыд и масштабнее смерть чувств.

Оценивание отягощает. Пристыживание убивает.

Обожествление и порицание, оно же великое посрамление, являют собой две грани единого целого. Сознавая, что двух богов быть не может, современный человек начинает обожествлять работу. Из поколения в поколение работе придается все большее значение, тогда как все прочее человеческое задвигается на задний план. Труд все больше становится делом чести и совести, а рождение детей и их подготовка к жизни неизбежно становятся делом все более постыдным. Даже если такое отношение отрицается, для семьи и детей остается все меньше времени, что доказывает несостоятельность прекрасных фраз, превозносящих значение семьи. Каким бы сдержанным либо, наоборот, агрессивным ни был превратившийся в рабочую машину человек, он говорит одно: «Кто не работает, тот ничего не имеет». И он прав. Действительно, не имеет. Он мог бы отдавать, но не умеет этого делать. Рабочая машина любит исключительно работу. Если работы нет, человек из сдержанного делается агрессивным. Чтобы этого не произошло, он придумывает себе всякие занятия. Хотя бы будет перетаскивать кучу земли с одного места на другое. Рядом с ним может находиться любящий человек и ждать, когда тот поймет, что его любят, но так этого и не дождаться. Так чувство любящего человека оборачивается ненавистью, и человек-машина может самоуверенно утверждать, что его и не любят вовсе. Ему кажется, что как семья, так и общество ждут от него только выполнения работы.

Чем больше человек работает, тем он бесчувственнее и равнодушнее к чувствам окружающих. Чрезмерное усердие в работе превращает женщину в рабочую скотину и мужчину – в машину. Если жена желает нравиться сверхдобросовестному мужу, если считает правильным лишь мужской образ мыслей, если делает все, чтобы превзойти себя, то она не умеет быть женщиной. Сверхдобросовестная женщина не порождает жизнь, а разрушает ее. Она является машиной, которая не рожает детей, и вещью, которую муж использует по своему желанию.

Чувство долга обращает любовь в ненависть.

Все, что делается из чувства долга, превращается в трудовую повинность. Например: что произойдет, если женщина рожает, поскольку обязана рожать? Можно быть уверенным в одном – у нее случится разрыв промежности. О других патологиях я говорить не буду. О разрыве промежности я заговорила потому, что беременные женщины спрашивают, как этого избежать. Чем в большей степени роды являются для женщины работой, тем масштабнее разрыв промежности. Чем сильнее испытываемая женщиной безнадежность, тем в большей мере роды воспринимаются женщиной как огромный страшный труд, и в итоге промежность у нее разрывается вплоть до прямой кишки. Теперь у женщины влагалище и прямая кишка, вместе взятые, являют собой огромное страшное зияние, опасное для жизни.

Был такой период, когда гинекологи и акушерки были обязаны разрезать промежность всем роженицам, поскольку считалось, что промежность рвется у всех рожениц. Прямая рана заживает лучше, потому что ее легче зашить. Старые акушерки помнят старые добрые времена, поэтому попасть под присмотр такой акушерки – везение для роженицы. Времена меняются, и протест как рожениц, так и медперсонала против этого приказа позволяет его не придерживаться, однако вместе с тем промежность у женщин, включившихся в соревнование по добросовестности, подвергается все большей опасности, какой бы умелой ни была акушерка. Какие боли приходится терпеть бедной женщине впоследствии, равно как и утрату чувствительности, – об этом знает только она сама. Если она не стесняется поделиться своей бедой с мужем, то с великим удивлением обнаруживает, что муж и слушать ее не желает. Почему? Он не желает ощущать себя виноватым. Женщины! Вместо того чтобы выдумывать обвинения, начните высвобождать свой стресс, и промежность у Вас заживет.