Юбер аллес (бета-версия) - Юрий Нестеренко

- Не надо читать мне лекцию по теории дезинформации, - поторопил Фридрих. - Кого ты выбрал мишенью?

- Сын Бобкова Сергей - человек опасной профессии. Он, видишь ли, поэт. Нет, никакого диссиденства, наркотиков и гомосексуализма. Ну, выпивка и девки, конечно, наличествуют, но в разумных пределах...

Фридрих раздраженно поморщился: единственным действительно разумным пределом для подобных вещей, по его твердому убеждению, был строгий математический ноль. Но момент для отвлеченных идейных споров был неподходящий.

- Но согласись - услышав слово "поэт", ты подумал в первую очередь обо всяких богемных гадостях, - продолжал Хайнц. - И подобные гадости, особенно с политическим душком, обернулись бы временным отстранением от дел Бобкова-старшего - до окончания расследования. Русские правила на сей счет не многим менее строги, чем наши. Скорее всего, генералу порекомендовали бы уйти в длительный отпуск... Добыть образцы голоса не было проблемой, сфабриковать на их базе правдоподобные застольные беседы... вот тут имеется загвоздка. Есть масса рехнерпрограмм работы с речью, но эксперты сумеют отличить их продукцию от реальных разговоров. Требовалась новая, более совершенная программа. Вообще говоря, я подумал о ее необходимости еще до того, как решил соорудить компромат на Бобкова. Подумал еще в начале русской фазы операции. И принялся искать человека, который мог бы такую программу написать. У русских попадаются очень талантливые программисты, этого у них не отнять... Мне, впрочем, нужен был человек, обладающий рядом специфических достоинств помимо профессионального уровня. То есть не задающий лишних вопросов, не болтливый и вообще имеющий как можно меньше родных и друзей вне Сети.

- Дабы потом его проще было убить.

- Да, я с самого начала просчитывал этот вариант, - невозмутимо подтвердил Эберлинг. - Сам понимаешь, оставлять подобного свидетеля было бы рисковано - впрочем, это зависело от того, для чего использовалась бы программа. Компромат на Бобкова был еще не столь страшен, а вот после смерти Вебера оставлять программиста в живых было бы уже непростительной глупостью. Да, я понимаю, о чем ты думаешь. Что я, увлекшись своим планом, убиваю невинных людей направо и налево. Но, в конце концов, это наша работа, Фридрих. Мы с тобой офицеры, наша профессия - убивать людей во имя интересов нашей страны, и, как правило, невинных людей. В чем виноват солдат неприятельской армии, особенно если она комплектуется по призыву - только в том, что его угораздило родиться на территории недружественного нам государства? На войне гибнет куда больше народу, чем в ходе моей операции, и это счастье, что для спасения Райха достаточно лишь нескольких жертв... К тому же я нашел такого программиста, которого ты бы уж точно не стал жалеть.

- Максима Кокорева.

- Да. Но тут, признаюсь, я допустил промашку. Пошел по легкому пути. Искать специалиста подходящей квалификации можно было через плацы и форумы профессионалов в REIN. Но узнавать прочие качества кандидатов... мне не хотелось устраивать собеседования с кучей народу и наводить потом дополнительные справки о каждом. Это могло привлечь внимание, не сразу, так потом, и было слишком хлопотно. Я предпочел воспользоваться любезностью русских союзников и поискать среди тех, о ком уже имелись данные в архивах ДГБ. У молодых рехнерспециалистов случаются проблемы с законом, ты знаешь - от распространения самиздата до хакерства. Обычно, правда, попавшийся на чем-то подобном и не без труда избежавший тюрьмы становится крайне пуглив и осторожен, но это делу не помеха - скорее наоборот. Можно намекнуть ему на свою принадлежность к спецслужбам - и он сделает для тебя все, а можно, напротив, предложить якобы легальную работу, а потом признать ее нелегальный характер - и он опять-таки будет покорной овечкой, уже из страха перед разоблачением... Кокорев попал в поле зрения ДГБ еще во время учебы в МГУ. Он написал донос на своего приятеля и соперника по амурным делам, небезызвестного тебе Грязнова. Донос был правдив, Грязнова из университета выперли, но Кокореву это счастья не принесло. Девица, служившая яблоком раздора, по старой русской традиции сделала выбор в пользу гонимого, и что еще хуже - информация об авторстве доноса каким-то образом просочилась наружу. Может, топорно сработал какой-нибудь дуб в погонах, продемонстрировавший Грязнову показания Кокорева, или же в самом доносе было что-то такое, что мог знать только он... короче, вскоре об этом знали все. Большинство студентов подвергло sstukatscha остракизму, и даже члены РОМОСа не особо за него заступались, понимая, что истинные кокоревские мотивы лежат на поверхности и на пример беззаветного патриотизма как-то не тянут... Естественно, с такой репутацией интереса в качестве осведомителя он уже не представлял, хотя ДГБ еще некоторое время на всякий случай вел на него досье. Кокорев и прежде посещал занятия нерегулярно, полагая, очевидно, что собственные таланты ставят его выше дисциплины, а в атмосфере всеобщей неприязни и вовсе почти перестал появляться в университете. В итоге был отчислен за непосещаемость и академические задолженности. На постоянную работу так и не поступил, перебивался разовыми заказами, но программистом, судя по всему, и впрямь был хорошим, причем специализировался как раз на работе со звуком. В последний раз попал в поле зрения ДГБ, когда работал на некую контору, торговавшую пиратскими музыкальными записями. Записи делались прямо в зале во время концерта, а задача Кокорева была - восстановить качество до студийного уровня. К ответственности привлечен не был, поскольку само по себе написание программы для улучшения качества звучания преступлением не является. Да и вообще, в России на авторские права смотрят сквозь пальцы... Департамент заинтересовался этим делом только потому, что среди записей были композиции американских и полуподпольных российских рок-групп. Далее Кокоревым не занимались, а зря. Когда я, проведя переговоры по электронной почте, впервые встретился с ним лично, то сразу понял, что передо мной наркоман со стажем. Конечно, это вызывало большие сомнения насчет его способности работать быстро и качественно, зато в остальном подходило идеально. Смерть наркомана от передозировки никого не озаботит, да и держать его на крючке, имея запас зелья - а мне таковое выделили из числа конфискованного - дело нехитрое. Вскоре я решил, что мои сомнения напрасны: получив дозу, он мог работать чуть ли не круглые сутки. Потом, конечно, наступал "otkhodniak", как это здесь называют... Возможно, он и втянулся-то потому, что использовал наркотики в качестве стимуляторов.

- Он употреблял штрик?

- Нет, конечно, на штрике много не наработаешь, тем более головой, да и достать его в Москве сложно. Но если бы он умер именно от штрика, никто бы не удивился. Для наркомана обычное дело переходить на все более тяжелые наркотики, особенно в последней стадии - а он был уже явно в невыводимом штопоре. А добыть - ну мало ли где добыл...

- Так в чем была твоя промашка? Ты переоценил работоспособность наркомана?

- Ну, в общем, это тоже сказывалось. Работал он достаточно быстро, но крайне неряшливо. В каждой версии программы была куча ошибок, он исправлял старые и тут же лепил новые... Да и паузы между версиями становились все длиннее, похоже, его мозг окончательно исчерпывал свой ресурс. Но я не мог больше ждать и решил использовать очередную версию - в отношении которой он клялся, что уж теперь все работает - для создания компромата на Бобкова. Но я не был уверен в качестве результата и попросил Вебера провести неофициальную экспертизу записи, сказав, что получил ее от источника в демократических кругах - что, кстати, было вполне правдоподобно, учитывая содержание. Неофициальность тоже понятна, Бобков - серьезная фигура, преждевременный скандал ни к чему, особенно если окажется, что он на пустом месте... Мне казалось, я ничем не рискую. Если эксперты не заметят подделку, компромат можно пускать в ход, а Кокорева, наконец, убрать - признаться, я ждал с нетерпением, когда смогу избавиться от этого гнилого типа. Если заметят - ну что ж, свалю все на грязную игру демократов, которые, понятно, Бобкова ненавидят лютой ненавистью. Экспертиза показала, что записи подлинные. Однако в это время я уже был вынужден уехать из Москвы улаживать бургские дела. Вебер настоял, чтобы этим занялся именно я. Формально потому, что мне уже приходилось работать там. Но, кажется, истинной причиной было то, что он на тот момент уже что-то заподозрил, хотя не имел никаких доказательств... Все-таки, он был отличным профессионалом. И ошибся только один раз.

- "Бургские дела" - это выкрадывание у фрау Рифеншталь книги, принадлежавшей князю цу Зайн-Витгенштайну?

- Да, твое расследование и впрямь продвинулось... Хотя, строго говоря, я ничего не крал. Гельман выкрал книгу из сейфа Фрау еще до моего визита. Моя задача была лишь договориться с ним и забрать ее. К сожалению, это только копия. Первая и, вероятно, последняя, но копия. Оригинал князь, очевидно, прятал где-то в Москве. Скорее всего - в банковской ячейке; во всяком случае, при осмотре его тела в кармане был найден ключ соответствующего типа. Естественно, на ключе нет никаких опознавательных знаков - банки не облегчают задачу потенциальному вору, так что оригинал мы, видимо, никогда его не найдем. Но не найдет и кто-то другой - когда истечет оплаченный срок хранения, содержимое ячейки просто уничтожат, что тоже неплохо. В общем, эта тема моими усилиями была признана закрытой...