10 вождей. От Ленина до Путина - Леонид Млечин

Не знаю, знал ли о том Горбачев, но во время правления второго вождя методология сохранения «нравственного здоровья» советского общества была такой же. Только масштабы и методы более внушительные. Например, в феврале 1940 года Берия подобным образом предлагал «очистить» столицу (к слову, с ним в Кремле согласились).

«1. Арестовать и решением Особого совещания НКВД заключить в исправительно-трудовые лагеря сроком до 8 лет нелегально проживающих в Москве и области 5–7 тысяч человек уголовно-преступного элемента.

2. Решением Военной коллегии Верховного суда СССР расстрелять 300 человек профессиональных бандитов и грабителей, имеющих неоднократные судимости…

Народный комиссар внутренних дел

Л. Берия»{1074}.

Конечно, с размахом второго вождя трудно сравняться. Но здесь, в 1985 году, приемы те же: без суда за «антисоветские настроения подвергнуть аресту».

Горбачев, как и все мы, был рожден ленинской системой, и «выскребать» большевизм из своей души и ему, и нам придется долго.

Генеральные секретари всегда опекали спецслужбы, органы безопасности и верили прежде всего им. В мае 1986 года в Москве состоялось Всесоюзное совещание руководящего состава КГБ. Генсек принял в нем участие, благословив «органы» на «эффективную» защиту государственной безопасности. Сохранилась фотография Горбачева в президиуме совещания в окружении главных жрецов всемогущего КГБ. Подпись на обороте В. Чебрикова: «Дорогому Михаилу Сергеевичу. На добрую память от верных и преданных Вам чекистов. 27–28 мая 1986 г.».

Любовь – не знаю, но верность и преданность у всех генсеков и чекистов была взаимной.

Через год, когда Горбачев получил очередную регулярную записку от того же Чебрикова «О подрывных устремлениях противника в среду советской творческой интеллигенции», генсек был уже более сдержан и осмотрителен. В записке перечислялись фамилии многих известных советских писателей, которых настойчиво «обрабатывают» империалистические разведки. Чебриков сообщает, что «Рыбаков, Светов, Солоухин, Окуджава, Искандер, Можаев, Рощин, Корнилов и другие находятся под пристальным вниманием спецслужб противника». Вновь упоминаются Солженицын, Копелев, Максимов, Аксенов как «вражеские элементы». Генсек реагирует вроде нейтрально: «Разослать членам политбюро ЦК КПСС, кандидатам в члены политбюро и секретарям ЦК КПСС. Тт. Лигачеву Е.К. и Яковлеву А.Н. переговорить со мной. Горбачев. 16 июля 1986 г.»{1075}.

Сегодня известно, что уже тогда Горбачев не хотел полностью соглашаться с предложениями КГБ, а был намерен добиваться более гибкой работы с творческой интеллигенцией, чтобы влиять на нее в «нужном направлении». Вскоре Горбачев принимает смелое, важное решение: позвонить Сахарову в Горький и предложить тому вернуться к научной работе.

Хотя до возвращения Сахарова из ссылки, в чем решающая роль принадлежит Горбачеву, в августе 1985 года он со своими соратниками обсуждал вопрос: как поступить с просьбой Сахарова о разрешении на выезд его жены Боннер за границу для лечения.

Как тут ополчились мужчины из политбюро против свободолюбивой дамы!

Чебриков заявил, что «Боннер влияет на Сахарова на все 100 процентов» и вообще все «поведение Сахарова складывается под влиянием Боннер». Горбачев в этом месте бросает реплику:

– Вот что такое сионизм.

А Н.И. Рыжков оказался терпимее:

– Я за то, чтобы отпустить Боннер за границу. Это гуманный шаг. Если она там останется, то, конечно, будет шум. Но и у нас появится возможность влияния на Сахарова{1076}.

Горбачев, однако, скоро смог понять, что, освободив Сахарова из ссылки, режим выиграет неизмеримо больше, нежели если будет продолжать удерживать его в городе, закрытом для иностранцев.

На Западе, где стало известно о высоком звонке правдолюбцу, рейтинг Горбачева просто подпрыгнул вверх: «Такая доброта, щедрость души, гуманизм нового советского лидера». Все как-то сразу забыли, а почему он был сослан, на основании какого закона? Почему Горбачев не извинился перед Сахаровым за произвол властей? Как может генеральный секретарь возвращать одним своим звонком человека из ссылки?

Как-то все это осталось в стороне. А по большому счету царственный звонок, подтвердивший начало перелома отношения к диссидентам, одновременно подтвердил глубинное беззаконие системы. Однако именно с этого времени имидж Горбачева в глазах западной общественности стал быстро меняться. Не хватало только нимба.

После звонка было «продолжение». Президиум Верховного Совета СССР принимает указ о прекращении ссылки и помиловании его жены Боннер Е.Г. В ЦК, к генсеку приглашают президента Академии наук СССР Г. Марчука, инструктируют его и посылают к Сахарову в Горький. В своем докладе после поездки в ЦК, подписанном 22 декабря 1986 года, Марчук, в частности, писал: «Существенным моментом в беседе была идея, которую поручил мне развить на встрече с Сахаровым Горбачев М.С., что он поверил в искренность письма Сахарова. Реакция на это оказалась самой сильной. Сахаров в течение длительного времени молчал, пытался что-то сказать, но не смог».

Я уже отмечал выше, что Горбачев умел убеждать людей. Сахаров, обложенный КГБ со всех сторон, с трудом мог допустить, что первый коммунист страны был способен поверить его честному письму. Сама эта возможность его поразила.

Марчук далее пишет: «Мое впечатление от двухчасовой беседы с Сахаровым следующее. Сахаров находится в состоянии шока и полной растерянности от телефонного разговора с Горбачевым М.С. Он явно не ожидал такого оборота дела и еще долго будет переосмысливать изменившуюся ситуацию. Понимая, что его письму к Горбачеву поверили, он оказался в новом и очень ответственном положении. Он начинает понимать, что ему предстоит в Москве борьба прежде всего со своей женой и антисоциальным (?! – Д.В.) окружением, и он просто устал от всего этого и хотел бы спокойной научной работы»{1077}.

История с Сахаровым свидетельствует не только о том, что Горбачев способен на обычное человеческое сострадание, может прислушаться к движениям своей души, но и о другом. Горбачев не уставая говорил о том, что «демократизм – не просто лозунг, а суть перестройки»{1078}. Он хотел, чтобы ему поверило все общество. Поверил же ему Сахаров?! В свою очередь, царственный жест в сторону опального академика, по мысли Горбачева, был способен повысить степень доверия к нему не только внутри страны, но и за рубежом. И генсек здесь не ошибся.

Летописцу проще фиксировать события и факты, пытаясь проникнуть в их суть. Горбачеву, как человеку, от которого многое зависело, приходилось с трудом, в муках освобождаться от того, что было им позже осуждено. Генсек почти до самого путча в августе 1991 года безоговорочно верил спецслужбам, в основе своей враждебно принявшим реформы, инициируемые Горбачевым. Говоря о гласности, демократии, правах человека, генсек продолжал читать донесения КГБ, которые, по сути, дезавуировали его демократические устремления. Еще в 1988 году генсек продолжал изучать донесения В. Чебрикова, председателя КГБ, «О итогах работы органов госбезопасности по розыску авторов анонимных материалов враждебного характера». Например, 21 марта 1988 года Горбачеву доносилось, что «увеличилось на 9,4 процента лиц, участвовавших в изготовлении и распространении этих материалов. Выявлены 1312 авторов листовок, писем и подписей антисоветского характера». Скрупулезно подсчитано, сколько из числа разысканных авторов являются рабочими, служащими, студентами, пенсионерами; сколько из них «профилактировано» и сколько лиц «привлечено к уголовной ответственности…»{1079}.