Жизнеописание Михаила Булгакова - Мариэтта Омаровна Чудакова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
23 августа 1937 года. «Встретила на улице Добраницкого, была с Ольгой (О. С. Бокшанская – сестра Е. С., секретарь В. И. Немировича-Данченко. – М. Ч.). Ольга говорит о нем дурно. Объясняю это тем, что Добр[аницкого] хотели одно время назначить в МХАТ и, конечно, Ольга встретила его в штыки»[317].
В дневниковых записях последующих двух недель Е. С. отмечает аресты председателя ВОКСа писателя А. Аросева, критика А. М. Эфроса, постоянного преследователя Булгакова – деятеля реперткома О. Литовского («Правда ли это – не знаю»; позже приписано в подлиннике – «Если бы!»; в позднейшей версии: «Ну, уж это было бы слишком хорошо!» – 6 сентября 1937 года[318]), самоубийство председателя Совнаркома Украины П. П. Любченко.
В доме Булгаковых вторая неделя сентября шла под знаком завершения либретто к задуманной Б. А. Асафьевым опере «Петр Великий»; на те же дни приходится болезнь младшего сына Е. С. – Сергея. 15 сентября она записывает: «За время его операции и лечебницы – сумбур дома, много телефонных звонков» (в печатной редакции запись, помеченная этим числом, сокращена, цитируемая фраза отсутствует[319]). Возможно, среди звонков были и не отмеченные в дневнике звонки Добраницкого. Среди очень многих визитеров этого неудобного для приема гостей месяца упомянут Г. Конский.
19 сентября 1937 года Дмитриев «говорит, что в Ленинграде видел Литовского». Не подтверждались, таким образом, слухи, «что он арестован»[320].
21 сентября 1937 года «Добраницкий просил его навестить – у него перелом ноги. Поэтому поехали к нему. Показывал Мише и дал почитать несколько книг по истории гражданской войны, которых у Миши нет в библиотеке»[321].
Это – последняя запись Е. С. о встречах Булгакова с Добраницким.
22 сентября 1937 года она описывает в дневнике впечатление от состоящих из десяти пунктов замечаний, присланных П. М. Керженцевым, на либретто Булгакова к опере «Петр Великий»: «Смысл этих пунктов тот, что либретто надо писать заново. Нет, так невозможно М. А. работать!»[322] На другой день: «Мучительные поиски выхода: письмо ли наверх? Откорректировать ли роман и представить? Ничего нельзя сделать, безвыходное положение!»[323]
Дневник показывает, что Е. С., во всяком случае, продолжает мстительно следить за оказавшимися в опасности официозными литераторами, которые до последнего года помогали вытеснению Булгакова из литературной жизни.
Характерный азарт и «досада» – в записи от 25 сентября 1937 года: «Слух о том, что Киршон арестован. М. А. этому не верит»[324]. Приведем здесь же запись от 6 октября 1937 года: «Разговор о драматурге Микитенко, карьера которого судя по газетам закончилась. Случай вроде Киршона!» (в печатной редакции вся запись за это число отсутствует). За краткими записями – домашнее обсуждение происходящего, попытки найти логику событий.
Общественная атмосфера наэлектризована ежедневными арестами и пронизана слухами, ожиданиями, странными надеждами. В «верхах» вдруг возникает интерес к давно отвергнутой пьесе «Бег».
3 октября. «Все время говорим с М. А. о „Беге“. Что это? Что-нибудь политически изменилось? Почему понадобилась пьеса? Ничего из этого не будет» (в печатной редакции весь цитируемый текст отсутствует).
5 октября: «Самосуд предлагает писать 1812 год по Толстому 〈…〉 Я в ужасе от всего этого. Это ужасно, что опять М. А. будет писать либретто! 〈…〉 Надо писать письмо наверх. Но это страшно»[325]. В течение 1937 года Булгакову, привыкшему писать «наверх», впервые стало страшно привлекать к себе насвеже внимание дирижировавшего массовым террором адресата.
* * *
Только через два месяца после ареста Жуховицкого, 2 октября 1937 года, были выполнены, как показывают материалы его следственного дела, необходимые формальности. Жуховицкому было предъявлено обвинение (на основании того, что он «изобличается в шпионской контрреволюционной деятельности») и было подписано постановление об избрании меры пресечения – «содержание под стражей в Бутырской тюрьме». В ней он, скорее всего, и содержался те два месяца, которые прошли после ареста. Протоколов допросов за это время в следственном деле нет. Возможно, он так и не подписал в течение двух месяцев нужных следствию показаний. И потому оперуполномоченный Каблуков – его следователь – в эти же дни (в документе указан только месяц – октябрь, но утверждающая подпись Фриновского датирована 4 октября), найдя, что «следствие надо 〈…〉 продолжать в связи с необходимостью дополнительных следственных операций, а срок содержания под стражей истек 1 октября 1937 г., 〈…〉 постановил: возбудить ходатайство перед Президиумом ВЦИКа о продлении срока содержания под стражей Жуховицкого Э. Л. сроком на 2 месяца до 1 декабря 1937 г.» (л. 13).
Чтобы представить себе, как воспринимал Булгаков обстановку поздней осени 1937 года (ставшей для него временем интенсивной работы над романом «Мастер и Маргарита», на котором сосредоточены были именно с этой осени главные его творческие помыслы), упомянем еще аресты (даты их установлены по следственным делам) двух людей, с которыми он приятельствовал, во всяком случае, в середине 1920-х годов.
В ночь с 1 на 2 ноября 1937 года был арестован И. Василевский-Не-Буква (известный в 1910–1920-е годы журналист, вернувшийся из эмиграции в 1923 году вместе со сменовеховцами, первый муж Л. Е. Белозерской; допросили – недатированные показания хранятся в его деле – и давно разведенную с ним Белозерскую, которая с 1924 года по август 1932 года была женой Булгакова). После нескольких месяцев упорной борьбы за жизнь Василевский-Не-Буква был расстрелян – 14 июня 1938 года.
22 ноября 1937 года был арестован сменовеховец писатель Ю. Н. Потехин. Следствие провели ускоренным темпом – 29 ноября, через неделю после ареста, дело рассмотрела тройка НКВД, он был обвинен в контрреволюционной агитации и 2 декабря 1937 года расстрелян (захоронен в Бутово – в сентябре 1987 года об этом сделана запись на обороте справки о приведении приговора в исполнение).
Добраницкий был арестован 19 октября 1937 года – за десять дней до приговора, вынесенного его отцу, и за 17 дней до расстрела Добраницкого-старшего (5 ноября 1937 года).
Кто же был этот человек, которого, видимо, так и не смогли разгадать в мае—сентябре 1937 года Булгаков и его жена?
Для восстановления его биографии мы вынуждены воспользоваться не самым адекватным источником – его следственным делом 1937 года.
Казимир Мечиславович Добраницкий родился в 1905 году в Цюрихе. О
