Мир приключений 1964 - Георгий Кубанский

Пообедав, решила немного погулять и вечером сходить в мюзик-холл. Прошла пешком весь город до самого вокзала. Вокзал совершенно своеобразный. Представь себе мост в виде гиперболы. В фокусе на нитях из стеклобетона подвешен трехосный эллипсоид — там всякие помещения. В ветвях гиперболы- лифты, пакгаузы, таможня, камера хранения и пр. А снаружи — открытые площадки, окруженные легкими перилами из какого-то серого сплава. Стоишь себе на такой площадке и любуешься солнцем. Оно голубоватое, как спиртовое пламя, и ласковое. А внизу под тобой проносятся бесконечные гремящие ленты составов. На этой площадке все и случилось!

Я спокойно прогуливаюсь, дышу свежим воздухом, любуюсь панорамой города. Он весь какой-то лунный и полупрозрачный, точно тающий в голубой дымке. Вдруг слышу внизу какой-то грохот. Гляжу и глазам своим не верю. Ни с того ни с сего переворачивается одинокий отцепленный вагон-рефрижератор. Потом что-то как засвистит и трахнет по вокзалу! Все так и загудело. Перила дрожат, как струны. Не успела я опомниться, как рядом со мной очутилось какое-то синее страшилище. Какое оно, я так и не разглядела. Наверное, из-за дыма. Оно все дымилось. Помню только какой-то резкий запах, что-то похожее на хлор. У меня даже рот раскрылся. Хочу крикнуть и не могу. А страшилище ко мне лапу протягивает, лохматую и тоже дымящуюся. Да так осторожно и ласково, точно погладить хочет. А мне страшно! Я так и обмерла вся.

Ой, Володька, что дальше было! Помнишь ли ты мою сверкающую брошку? Хрустальный шар с зеленой креветкой? Ту, что Федя на Венере поймал? Помнишь? Ну, так вот, страшилище как схватит ее, да как рванет! Платье, конечно, порвалось. Я упала от неожиданности и ушиблась.

Страшилище начало подбрасывать и ловить брошку, точно мячик. Играет себе, радуется, а я от страха ни жива ни мертва.

И вдруг страшилище брошку упустило. И полетела она прямо вниз. А там как раз состав проходил с диоптазом. Это минерал такой драгоценный, зеленый-зеленый и блестящий. Раньше его только в Конго добывали, а теперь и в Антарктиде нашли. Правда, он есть у австралийцев, но они его продают во все страны.

Ну, моя брошка и полетела на этот самый диоптаз. Разбилась, конечно, и унеслась неизвестно куда. Жалость какая — слов нет. На всей Земле только у меня одной такая брошка была. И как она шла к моему голубому платью! Тому самому, с отделкой у левого плеча, помнишь?

Чудовище тоже, наверное, огорчилось страшно и как закричит! Потом — раз! — и исчезло. Точно в воздухе растаяло. Ну, что ты скажешь о моем Приключении? Может быть, еще и не поверишь? Только посмей! Я тебе покажу!

Для подтверждения моего рассказа посылаю тебе несколько американских газет. Из них, кстати, ты узнаешь и кем на самом деле было напавшее на меня страшилище. Я ужасно рада такому удивительному Приключению. Только креветку жалко…

Ой, Володька, родной, мне уже на работу пора! Опаздываю. Пиши мне каждый день, Володенька, скучно страшно. В среду я тебя вызову обязательно. Целую крепко-крепко.

Твоя Глафира”.

Сначала взорвались ректификационные колонны. Желтый коптящий язык взлетел в ночное небо и слизнул звезды. Через какое-то мгновение лопнули змеевики азеотропных смесителей. Задрожав, как испуганный пес, рванул бак с циклогексаном. Жутким зеленым огнем полыхнули окна восьмого цеха. Завод перестал существовать.

Очнувшись от оцепенения, Борис впился пальцами в красные кнопки тревоги. В башне дистанционного управления стояла глубокая тишина. Но ему казалось, что вокруг все ревет и звенит; мечутся окровавленные языки медных колоколов и глохнут в гиеноподобном визге сирен.

Борис утопил в пазах панели девятнадцать клавишей, но экраны были пусты. Все девятнадцать цехов погибли. Дымилась земля, ветер шевелил какие-то съежившиеся хлопья. И тут он впервые почувствовал страх. Как будто что-то холодное осторожно дотронулось длинными пальцами-сосульками до сердца. Он не мог поверить своим глазам. От огромного завода не осталось ничего, ничего в самом полном смысле этого слова.

Испарились многотонные плиты и тюбинги из железобетона, растаяли в воздухе стальные двутавры и швеллеры.

Борис поставил максимальное увеличение, но не мог нигде обнаружить даже обрывок проволоки или осколок кирпича.

Он бросился к сейсмопотенциометру. Повернул ручку и рванул ее на себя. Прибор не открывался. Мятущиеся, растерянные руки начали шарить по карманам в поисках ключа. На голубой пластик пола посыпались какие-то протертые на сгибах бумажки, канцелярские скрепки, библиографические карточки и прочая чушь. Ключа нигде не было. Почему-то этот ключ вдруг показался ему совершенно необходимым. В этом кусочке металла для Бориса сосредоточилась вся бессмыслица минуты. Как будто, открыв прибор, можно было спасти исчезнувший завод.

Затрещал видеофон. На экране появилось заспанное лицо директора. Левая ноздря у него почему-то дрожала. Это было странно и смешно.

— Что там у вас случилось? — спросил он, аккуратно и терпеливо откручивая пижамную пуговицу.

По тому, как он спросил, Борис понял, что он уже все знает. А Борис мучительно старался вспомнить, куда дел ключ от потенциометра.

— Что вы молчите? — тихо спросил директор и, внезапно вспыхнув, заорал: — Какого черта вы молчите?! У вас там все полетело к чертовой бабушке, а вы молчите! Да знаете ли вы, что произошло?

Голос его срывался на высоких нотах и по-бабьи дрожал. Борис слышал, как он тяжело, с сухим присвистом дышит. Потом он опять начал кричать, через каждое слово поминая черта.

И тут Борис вспомнил, что вчера положил ключ в ящик стола. Он хотел что-то сказать, но, махнув рукой и выключив аппарат, побежал к себе в комнату. Выдвинув ящик стола, он побросал на пол переплетенные отчеты, оттиски статей, пачку бумаги. Ключ нашелся довольно быстро. Он скромно устроился между коробочкой с кнопками и логарифмической линейкой. Борис схватил его, зажал в кулаке и вдруг забыл, что собирался делать дальше.

Несколько секунд он лениво, в какой-то сонной одури, пытался сообразить, что нужно делать. Так ничего и не придумав, он вернулся в диспетчерскую.

Видеофон надрывался и дрожал, точно хотел оторваться от стенки и улететь. Борис подошел к аппарату и нажал кнопку. Яркая звезда на экране расширилась, и в лучевых пересечениях возникло лицо Володи Корешова, инженера-дозиметриста и начальника районного управления общественного порядка.

— Как это произошло? — тихо спросил он.

— Не знаю. Все случилось за какую-то секунду. От завода не осталось ничего. Совсем ничего…

— Люди были?