Надежды, разочарования, мечты… - Виктор Тихонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вернемся, однако, на лед. Что там происходило? Кто был сильнейшим и кто, напротив, самым слабым? Подвели команду, как ни странно, опытные игроки. Те, кто выступал в ее составе не первый год. Слабость ветеранов проявилась прежде всего в волевой подготовке: они бросили играть задолго до конца матча. Сказалась та психологическая ущемленность, которая родилась после серии неудач в матчах против чехословацкой команды и которую, как теперь выяснилось, мы своей победой в розыгрыше приза «Руде право» преодолели не до конца.
Я с радостью заметил, что новички оказались более настроенными на жесткую, непримиримую борьбу.
Этот ужасный для тренеров матч стал новым подтверждением той очевидной для меня истины, что молодые игроки чаще проводят трудные поединки сильнее, ибо они не боятся соперника, который несколько раз подряд побеждал нашу команду. Не боятся, между прочим, может быть, и потому, что у них маловато опыта, чтобы оценить в полной мере силу соперника. Они не знают, что он непобедим, не верят в это, но отчаянно верят в себя, в свои возможности и потому ведут сражение до конца.
Поражение команда переживала болезненно. Проиграли в Москве, на глазах у своих болельщиков.
Разбирали тот матч жестко. В конце концов, сумели сделать правильные выводы, ведь и поражение может оказаться полезным. Мы увидели собственные сильные и слабые стороны, трезво оценили мастерство чехословацких хоккеистов, которых мы три месяца назад переиграли на их поле. Но увидели мы и негативные стороны в подготовке нашего главного соперника. И, наконец, главное – тренеры, да и некоторые игроки поняли, что наше уязвимое место – психологическая подготовка.
Обновляя сборную, я не менял «Иванова на Петрова», не менял игрока, который мне «не нравится», на того, кто «нравится», кто более послушен и вежлив, кто, как грубовато говорят в таких случаях, «смотрит в рот тренера». Нет, я приглашал в сборную мастеров с более сильным характером.
Может быть, кому-то из поклонников спорта покажутся несправедливыми, неверными, даже жестокими мои замечания, но я твердо убежден, что воля, как и физические силы спортсмена, стирается, слабеет. Воля, неистовое прежде стремление великого чемпиона к победе со временем сходит на нет.
Четвертые олимпийские игры в жизни спортсмена – величайшее исключение. Редчайшее исключение. Чемпионов с неиссякаемой волей, таких, как, скажем, Виктор Санеев, трижды выигрывавший Олимпиады в тройном прыжке и завоевавший серебряную медаль на четвертых Играх, – единицы. В хоккее к числу таких бойцов можно отнести, не опасаясь обвинения в преувеличении, пожалуй, только Владислава Третьяка да Бориса Михайлова.
Опытные спортсмены пресыщены успехами и победами. Они уже не рвутся в бой с прежним горением. Кстати, ведущие мастера, многократные чемпионы, знают, что и в случае неудачи они не будут виноваты в поражении. Они увенчаны такими лаврами, их репутация так высока, что они уже вне критики. И если молодой хоккеист, не умеющий – по неразумению своему – оценить верно силы свои и соперника, отчаянно борется за победу, то искушенный в борьбе в сотнях матчей мастер знает, что сегодня ему соперника не одолеть.
После турнира в Москве до чемпионата мира, первого моего чемпионата мира, оставалось четыре месяца.
Четыре месяца напряженной работы, рассказ о которой в следующей главе.
И вот – апрель.
Мой первый экзамен «на высшем уровне».
Просматриваю старые записи. Возвращаюсь в солнечную весеннюю Прагу 1978 года.
Схема в подарок тренеру
Парк культуры и отдыха имени Юлиуса Фучика. Дворец спорта.
Балдерис, тяжело перевалившись через борт, зло выдохнул:
– Бьют…
Я «не услышал» реплику. И только спустя минуту, когда уже и следующее звено вернулось со льда, подошел к Хелмуту. Поймал его взгляд и сказал только одно слово:
– Терпи!
Тренерам тоже тяжело, тоже в конце матча не хватает дыхания. И тренерам больно, когда бьют их хоккеистов. Но что еще мог сказать я Балдерису?
И после второго, и после третьего выхода звена на лед Хелмут повторял: «Бьют! Прицепился ко мне и бьет… Что делать?…» И снова я просил, уговаривал: «Терпи! Терпи и ищи выход… Сыграй, попробуй так…»
В предыдущем матче, с командой Швеции, Балдерис действовал превосходно. И, видимо, потому канадцы сегодня с самого начала игры «приклеились» к опасному и удачливому нашему форварду. Не просто не давали ему играть. Били. Не стесняясь, били. Едва шайба приближалась к нашим воротам, едва судья матча убегал вслед за хоккеистами на другую половину площадки, как канадцы снова и снова «цепляли» Хелмута, били по самым болезненным местам.
Люди – не ангелы, и терпение не безгранично.
Первым взорвался Борис Михайлов, которому тоже порядочно досталось в этом матче. Едва я вошел в раздевалку – я обычно не спешу, даю мастерам возможность остыть, успокоиться, самим разобраться в происходящем, – как наш капитан крикнул:
– Может, хватит? Может, пора постоять за себя? Ведь перебьют всех…
Я понимал Бориса. Понимал Хелмута. Понимал их партнеров, которым пришлось испытать на себе в этом втором матче с канадцами всю грубость профессионального хоккея. Сильного, интересного хоккея, но слишком жестокого. Я все это понимал, сочувствовал игрокам всей душой, и однако… Как разрядить страсти? И что в конце концов ответить Борису?
– Хорошо, Борис! Хорошо. Тебе одному, как самому опытному, я позволяю действовать как хочешь. Отмахивайся, давай сдачу. Можешь отвечать на любую грубость. Но только ты один. Надо, чтобы остальные твоему примеру ни в коем случае не следовали. Проигрывать нам больше нельзя, а почему мы проиграли команде Чехословакии, ты знаешь ничуть но хуже меня…
Причину неудачи в матче с чемпионами мира знали не только капитан и тренеры Тихонов и Владимир Владимирович Юрзинов. Знали все. Видеозапись самого трудного для нас поединка показала, что играли мы не хуже, играли так же интересно, как и могучий соперник. Игра шла на равных до того момента, когда в нашем составе начались удаления, когда снова и снова оставались мы в меньшинстве. Не знаю, поверят ли мне читатели, но хоккеисты сборной страны в тот день, даже проигрывая 4:6, были уверены, что они сумеют спасти матч, смогут отыграться, сил хватало и настроение было подходящим. Но когда уже казалось, что наша команда берет инициативу в свои руки, несдержанность какого-нибудь игрока снова приводила к удалению с поля.
Вот почему вместе с Юрзиновым мы напоминали, настаивали и требовали строжайше соблюдать дисциплину, говорили, что недопустимы ни малейшие намеки на попытку дать сдачу с нарушением правил игры.
На мое неожиданное предложение наш капитан, успокоившись, ответил:
– Будем терпеть, а рассчитаемся голами… Нам надо серьезно подготовиться к матчу со шведами.
То была важнейшая победа капитана, драгоценная победа команды. Нравственная победа, которая не замедлила превратиться и в победу на льду. 5:1 – с таким убедительным счетом закончился матч между сборными СССР и Канады.
«Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны» – эта знаменитая реплика из «Витязя в тигровой шкуре» приходит на память всякий раз, когда кто-либо – тренер, или спортсмен, или журналист, разбирая игру команды – хоккейной, футбольной или, скажем, баскетбольной, – находит в действиях тренера великое множество просчетов и промахов и замечает осторожно или, напротив, изрекает безапелляционно: «Я бы на его месте…»
В венском «Штадтхалле», огорчаясь неудачам нашей команды, я не спешил с критическими замечаниями. Понимал, как трудно руководить командой, которая многое упустила в своей подготовке. Тогда же, в Вене, я понял, как трудно будет тренеру сборной (не зная еще, что этот пост суждено занять именно мне) быстро изменить настроения в главной команде страны.
Сомнения мои, к сожалению, не были лишены оснований и подтвердились позже наблюдениями специалистов-психологов. Команда не была сплоченным коллективом, единым в своих устремлениях.
Игроков высокого класса было в общем достаточно. Но не было команды в том высоком смысле этого слова, когда можно говорить, что общая цель, стремление к этой цели объединяют хоккеистов в коллектив, готовый решить самые ответственные задачи. Видимо, этим во многом и объяснялся тот «комплекс неполноценности», о котором я говорил выше.
В сборной страны по хоккею спортсмены по-разному относились к своему спортивному долгу. Одни, как, скажем, Борис Михайлов, приглашение в сборную, не первое и само собой разумеющееся, воспринимали как сигнал к усиленной работе – они стремились подняться к вершине. Другие, чьи имена называть мне сейчас не хотелось бы, довольствовались самим фактом включения в сборную – цель им казалась достигнутой. Они, эти хоккеисты, согласны были находиться и у подножия высокого пика. Разумеется, им тоже хотелось стать чемпионами, они прекрасно понимали, что золотая медаль более почетна, чем серебряная или бронзовая, но вот трудиться через «не могу», заставляя себя, им хотелось уже меньше.