Под знаком тигра - Олег Вороной

Потом, когда я в больнице лежал, анализировал всё это, то решил, что всё-таки слабый был тигр. То ли от голода, то ли от болезни… Был бы здоровый, от его удара по шее я бы на месте помер. А может, помогло то, что боксёр я бывший. Успел немного пригнуться и с первого удара тигру нокдаун сделал. Однако, слабый нос у тигра, слабый…

Противостояние

То, что человек способен простоять, не двигаясь, несколько часов, — это само собой разумеется. С детства: то митинги, то праздники, а то и церковная служба — все люди могут подолгу стоять время от времени. Особо стойкие ухитряются стоя спать и ставят рекорды своей стойкости, попадая даже в книгу рекордов Гиннесса. Но чтобы вместе с человеком долго стояло дикое животное?! Тем более такое, как тигр?! Оказывается, и такое бывает…

— На охоте я был. Полдня ходил за кабанами, даже стрелял, но всё впустую! Шёл по тропе — и тут навстречу… тигр! Мы увидели друг друга и остановились одновременно. Я как раз успел перед этим посмотреть на часы: было без пяти два. Значит, до наступления темноты успеваю пройти по соседнему кедрачу. Увидел я тигра и про всё забыл! Помнил только, что нельзя убегать, а надо кричать и ругаться, — забыл даже, что ружьё на плече висит. И вот стоим мы, не шевелясь, друг напротив друга, друг другу в глаза смотрим. Между нами всего пять метров. Я что-то говорю: кричать не получается — горло перехватывает. О чём говорил вначале — не помню. Скорее всего просил уйти. Да, ещё помню, что хотел потихоньку пятиться, но не смог — ноги как в землю вросли. Говорил я, говорил что-то и замолчал — выдохся. И тут тигр, стоявший совершенно неподвижно и глядящий мне в глаза, стал нервно хлестать хвостом по кустам то слева, то справа. Заговорил снова — перестал хлестать хвостом. Тут уж я стал просто рассказывать о себе, о своей жизни. Где родился, как учился, на ком женился, где ошибался. Всё рассказал ему, как на духу. Так, наверное, исповедуются перед священниками. Долго говорил и замолчал, потому что горло перехватило. Тигр сразу же опять стал хлестать хвостом. Пришлось уже запеть. Хорошо, много песен знаю, когда-то у костра в походе мог ночь напролёт петь под гитару, не повторяясь. Пел, пел, сначала потихоньку, вполголоса, потом вообще тихо — сообразил, что тигр и так хорошо слышит, а голос надо экономить. А когда запел почти шёпотом, тигр… зевнул, повернулся и… ушёл!

Я испытал огромную слабость: ноги вроде двигались, но сам был такой, как будто только что разгрузил железнодорожный вагон с гвоздями в ящиках — помню это состояние, приходилось подрабатывать, когда студентом был. Но хуже всего было от того, что я напрочь забыл про ружьё на плече: мог бы выстрелить вверх, отпугнуть тигра и не чувствовал бы себя таким слабаком. И не было бы этой трёхчасовой дуэли.

Правда, потом я себя за это хвалил: неизвестно ещё, как бы среагировал тигр на выстрел. А так — выдержал настоящее противостояние с самим тигром!

Танк

— И чего это вы, мужички, такие побитые? — поздоровавшись, сразу же спрашиваю бригаду шишкарей, окружившую костёр плотным кольцом.

Все как один тянут руки к огню, хотя день тихий и очень тёплый, а шишкари тепло одетые. Молчание.

— Не иначе бревном по кедру промазали? — продолжаю, вспомнив известную всему Приморью историю с бригадой заготовителей орехов.

Ну ту, когда мужики стали бить с разгону по кедрам бревном-тараном, стряхивая таким образом не упавшие шишки. А потом, будучи в подпитии, эти «рационализаторы» не рассчитали, промахнулись мимо ствола и, по инерции, понеслись вниз по склону через заросли колючих элеутерококка и аралии. Причем бревно они почему-то не бросили и остановились только на дороге, исцарапанные, в разодранной одежде, где их, всё ещё сидевших на злосчастном бревне, и обнаружил корреспондент одной из газет, решивший в отпуске немного подзаработать на орехах и огласивший на весь мир этот курьёз.

Молчат. Чувствую — не просто молчат. Что-то случилось. Иначе отчего все они в свежих синяках и царапинах? Вроде не пьяные.

— Земляки, а можно на вашем костре чайку заварить, а то спички бракованные попались — не загораются, язви их, тить-теревить. Дома, не глядя, сунул в рюкзак, а теперь хоть плачь! — как можно искренней постарался выразить своё отчаянье, словно заставляя себя забыть, что есть ещё в запасе коробок нормальных спичек.

— Да, чего там — садись с нами, мы сейчас всё одно обедать будем, — поднял ко мне своё исцарапанное лицо седой бородач.

— Садись, садись, — загудели наперебой вдруг очнувшиеся от оцепенения шишкари.

Засуетились, собирая домашнюю ещё снедь на таёжный «стол» — кусок брезента.

Над костром повис на натянутом тросике большущий чайник, который сразу же тихонько запищал, словно от щекотки: и приятно, и терпежа не хватает. А огонь полыхает, старается, щекочет огненными пальцами круглые чайничьи бока, пока тот не задрожит мелкой дрожью от едва сдерживаемого смеха, а потом вдруг расхохочется от всей души, вскипев. Эх-ма! Благодать-то какая вокруг! Таёжная! Низкое и неяркое октябрьское солнце льёт такой блескучий свет, что блестит вокруг всё: красно-коричневый, цвета старой меди, блеск у кедровой коры; стальной блеск дамасской узорчатой стали у дубовых стволов; россыпными золотниками блестят павшие листья, вперемешку с рубиновым блеском кленовых красных звёзд. Всё сухое, а блестит!

А есть ли где ещё такие опьяняющие запахи? Человек когда-то давным-давно надышался этой пьянящей осенней сладкой терпкостью и стал экспериментировать: придумывать специи для еды и… благовония для женщин.

— Будешь с нами? А что так? Только чай? Ну — смотри.

— Ну, слава Богу, живые! — поднял свою кружку бородач.

Вразнобой чокаясь, шишкари вдохновенно гудели: «Живы! Живые!» Потом минутное затишье, сопровождаемое стуком ложек, шумом жующих мужчин. Снова призыв: «За нас!» Кружки уже разом сдвинулись, напряжение ушло, раздались смешки.

— А чего ты, Петруха, своей Настюхе скажешь, когда домой с расцарапанной репой нарисуешься? Не иначе, оправдаешься: мол, шишки собирал?

— Ха-ха-ха! — всколыхнулся огонь от дружного хохота.

— Не, он скажет, что тигрица страстная попалась.

— Хо-хо-хо! — отшатнулся от кострища терпкий дымок и, словно тоже смеясь, сизо и весело заклубился ввысь, пританцовывая.

— Да не, он честно признается, что не знал, что в тайге доярки дикие.

— Хи-хи-хи! — со всеми вместе запищал, мелко дрожа, вновь закипающий чайник.

Вдоволь насмеявшись, мужички понемногу утихли, завздыхали, стали снова смотреть на огонь.