Любовь красного цвета - Салли Боумен

– Та, с четырьмя злобными псами и как всегда беременная? Да, это она.

– О, Касс! – Майна сняла форменную школьную курточку и аккуратно повесила ее на вешалку. – Мы должны были с ней поздороваться. Она – хорошая. Она так помогла моей маме…

– Конечно, конечно, хорошая, – нетерпеливо отмахнулась Кассандра. – Только болтливая. А у нас нет времени, Майна. К тому же она все время пристает с расспросами: как твоя мамочка, где твоя мамочка? Зачем врать чаще, чем в этом есть необходимость!

– Не знаю. – На бледном личике Майны читалась нерешительность. – Я чувствую себя виноватой. К тому же мои родители сегодня вечером идут к ней в гости. А вдруг она скажет, что встретилась с нами?

– Ну и что? Даже если скажет? Они и так знают, что ты собралась ко мне.

– Но не так рано. Если она проговорится о том, в котором часу встретилась с нами, моя мама сразу почует неладное. Она поймет, что мы слиняли из школы.

– Да ладно тебе! – беззаботно бросила Кассандра. – Она и не вспомнит, что видела нас. А если твоя мама станет тебя завтра допрашивать, придумаешь что-нибудь. Скажешь, что одна из учительниц заболела. Кому какое дело! К тому времени это уже не будет иметь никакого значения.

– А если мама позвонит сюда сегодня вечером?

– Если позвонит, наткнется на автоответчик. Надеюсь, ты не забыла: мы поехали в Бас, в театр. С моей мамой. Путь туда неблизкий, после спектакля встретили друзей и поужинали с ними, а потом мама привезла нас обратно. Твоя мать считает, что раньше полуночи мы не вернемся. Ну, хватит, Майна, мы все это уже сто раз обсуждали. У нас – идеальное алиби, его не сможет расколоть даже твоя мама.

– А если кто-то из гостей у Шарлотты Фландерс проговорится, что твоя мама – в отъезде? Вдруг она сказала кому-нибудь, что уезжает в Нью-Йорк?

– Черта с два! Она плевать хотела на соседей, – дернула плечиком Кассандра, – и называет их всех «крестьянами». Тем более, что она улетела неожиданно. И вообще, Майна, кончай трепаться и поторопись! Займись северным крылом, а я возьму на себя южное. Задерни везде шторы, включи свет. Дом должен выглядеть так, будто в нем кто-то есть. Потом – поедим и переоденемся. Расслабься, Майна. Встречаемся на кухне через пять минут.

Кассандра побежала по широкой лестнице наверх. Майна, еле передвигая ногами, последовала за подругой. Она пыталась убедить себя, что и на этот раз все обойдется. В конце концов, Кассандре уже приходилось бывать на подобных сборищах: прошлым летом – в Глэстонбери, накануне Рождества – под Челтенхэмом. Сегодняшнее у Кассандры – третье, и, по ее словам, каждый раз это было просто классно!

Впрочем, Кассандре было проще – с такой-то матерью. Ее мать никогда не интересовало, куда ушла дочь, во сколько она вернулась, она спокойно оставляла ее без присмотра в огромном загородном доме, никогда не звонила, чтобы выяснить, дома ли дочка, а на шестнадцатилетие дочери подарила ей прагматичное наставление: «Старайся избегать сильных наркотиков. Используй презервативы. И помни: большинство мужчин – дерьмо».

Майна поднялась по лестнице и оказалась в анфиладе роскошных спален. Они словно рекламировали мастерство хозяйки дома, являвшейся известным дизайнером интерьеров. Майна послушно включила все лампы, задернула дорогие портьеры. Ее собственная мама никогда в жизни не дала бы ей подобного совета. Она, похоже, даже забыла о том, что дочери через несколько месяцев тоже исполнится шестнадцать, и продолжала обращаться с Майной так, будто та все еще была десятилетней девчонкой. Она переживала по поводу всего: парней, вечеринок, транспорта, курения, выпивки. Она рассматривала окружающий мир, как полное опасностей пространство, в котором ее дочь подстерегают тысячи ловушек. Несколько раз она пыталась объяснить Майне природу этих опасностей, но в конце концов всегда краснела и умолкала смущенно. Больше всего она боялась секса и наркотиков, боялась даже самих этих слов и поэтому предпочитала говорить о «мальчиках» и «всякой дряни». Время от времени она вырезала из газет заметки о нежелательной беременности или последствиях пристрастия к героину и втихомолку подкладывала их на письменный стол дочери. Эти уловки были столь наивными, что просто бесили Майну. Она комкала найденные вырезки и швыряла их в мусорное ведро, не читая.

И все же девушка терпела эту опеку, поскольку любила мать и знала, что та желает ей только добра. Затем ее отца перевели в Англию, Майна стала ходить в академию Челтенхэма, подружилась с Кассандрой. А потом, за несколько недель до рождественских каникул, когда они с матерью находились в доме вдвоем, Майна, намереваясь позвонить Кассандре, сняла трубку параллельного телефона, стоявшего в ее комнате, и невольно услышала разговор матери. Ее мать говорила с каким-то англичанином, голос которого был ей незнаком. Девушка уже собралась положить трубку, но рука ее замерла в воздухе, когда она услышала слова матери:

– Дорогой, я отчаянно хочу увидеться с тобой, но сейчас не могу – Майна дома. Нам придется подождать до следующей недели.

Сначала Майну пробрал озноб, потом ее бросило в жар, и она почувствовала, как к щекам прилила горячая кровь. Не в состоянии пошевелиться, она стояла, сжимая в руке телефонную трубку. Она дослушала разговор до самого конца – все эти задаваемые шепотом вопросы, клятвы в любви, разные гадкие детали, из-за которых выглядывали ложь и предательство. Затем девушка осторожно опустила трубку на рычаг, пошла в ванную, и ее стошнило. Ложь, ложь, ложь, думала она. Сплошная ложь окружала ее, заставляя одновременно злиться и страдать. Мысли теснились и путались в ее голове.

После этого случая Майна и сблизилась с Кассандрой, стала подражать ей. Ну, и что, если ради этого приходилось обманывать мать! Теперь, когда она знала, что мать – сама обманщица, это уже не имело значения.

В последней из череды умопомрачительных спален Майна задержалась перед огромным зеркалом в подвижной раме и с головы до ног окинула свое отражение холодным придирчивым взглядом: худенькая девчонка в блеклой форменной юбке и свитере. Как ненавидела она свои рыжие волосы, бледное лицо, плоскую грудь! «Я выгляжу на двенадцать лет», – сокрушенно подумала Майна, и в тысячный раз ей захотелось быть похожей на Кассандру – высокую, золотоволосую, беспечную и неустрашимую, которую природа наградила такими потрясающими грудями.

Еще не поздно передумать, подумалось ей. Вполне возможно, что никакого любовника у ее матери нет, а подслушанный ею разговор носил самый что ни на есть невинный характер. Возможно, весь последний месяц, наполненный болью и разочарованием, был одной большой ошибкой.