Я видела детство и юность XX века - Ирина Эренбург

— Мне так надоели все эти R да?! Все равно нам не решить.

— Что происходило в конце семнадцатого века во Франции?

— Ты по какому спрашиваешь? По истории или по литературе?

— Я помню только исторические анекдоты, а для башо надо знать даты. Я провалюсь.

— Внимание, у меня вечерний выпуск «Энтрана». Слушайте. Еще один случай. Госпожа Отмар сняла с себя опеку над дочерью. «Заплаканная, измученная, больная, она приехала к защитнику своей дочери и проклинала его…» Дальше. «Свидание госпожи Отмар с дочерью. Мари, увидев свою мать, бросилась на колени и стала целовать ей ноги. Мамочка, прости. Я тебя так люблю. Я так раскаиваюсь. Даю тебе слово, что я тебя не хотела отравить. Я ненавидела отца. Прости, не то покончу с собой. Мари несколько раз теряла сознание». А вот про студента, который брал у Мари ворованные деньги. Господин Мелон давал сыну сто франков в месяц. «Меня несколько удивляло, — показал он, — что сын ходит каждый день в танцульки. Но я не задумывался над тем, откуда он брал деньги. Я считаю, что ста франков в месяц вполне достаточно для молодого человека».

— Студент правильно делал, что брал деньги.

— Но ведь он был кот.

— Друзья мои, друзья мои, на одном кладбище я прочла надпись: «Жан такой-то, семнадцать лет. Он не выдержал экзамена и покончил самоубийством. Мы ему простили. Да простит ему Бог».

— Что ты хочешь сказать?

На некоторое время болтовня прекращается. Мы продолжаем чтение вслух. Башо — дело нешуточное. Школьников, не выдержавших экзамена, оставляют на лето в городе. Их запирают в «коробки» башо — летние школы по подготовке бакалавров. Это частные учреждения и, по-видимому, выгодные, судя по их количеству. Обычно родители должны платить за учебу детей только после того, как те выдержат экзамен. Понятно, что учителя в «коробке» башо стараются вовсю — директор им платит проценты с выдержавших.

Каждый день по какому-нибудь предмету устраивается пробный башо, часто приглашают в качестве экзаменаторов других учителей, чтобы приучить к чужой обстановке.

В течение двух месяцев будущие башелье сидят с восьми часов утра до поздней ночи в классе. Им не разрешаются развлечения. С ними обращаются как с полными идиотами, которых Бог послал в наказание родителям и обществу. Им вбивают в голову все то, что требуется для башо, учителя узнают возможные темы будущего экзамена и гоняют учеников по этим темам.

Мы не хотим попасть в «коробку» и работаем усердно.

Глава 16

Они живут за фортификациями. Я у них никогда не была. Клоду семнадцать лет, а Франсуазе пятнадцать. Они танцуют. Франсуаза учится у Бернак, но так как она не может платить, ей приходится выступать на вечерах Бернак. И та бьет ее. Клод и Франсуаза танцуют в кабаре. Они меня всегда зовут к себе.

Метро доходит до Орлеанских ворот. Дальше я никогда не ходила. Около конечной остановки часто бывает ярмарка. Здесь маленькое кафе. Деловые магазины. «Солдат-землепашец», «Унипри» — перед которыми лежат на столах чулки, штаны, бумазея, плохие игрушки. Продавцы посматривают, как бы роющиеся в этой куче покупатели не стащили чего-нибудь. Выкрики: «Моток шерсти, к нему премия кусок мыла. 6 франков, почти бесплатно».

На каждом углу жаровни с каштанами. Продавцы конфет и цветов. Шумно, грязно.

Немного дальше стадион женского клуба «Фемина». К досчатому забору прилипли зрители. Они любуются голыми ляжками женщин-спортсменок. Особенно им нравится, когда те прыгают через веревку.

Отсюда, чтобы попасть на улицу, где жили знакомые Жоржетт, нужно было пройти налево. Это были странные кварталы. Переулки и тупики с пышными названиями были грязны и пестры. Деревянные дома, бараки, цирковые фургоны, дети, играющие в лужах, висящее на веревках белье, маленькие огороды, разбитые перед домами. Тротуаров, конечно, нет. Страшная слякоть, по которой иногда проезжает такси, — здесь живет много шоферов.

После получасовой ходьбы мы наконец пришли. Это была семья в шесть человек — четверо детей. Отец — шофер. Мать — поденщица. Старшие дети тоже зарабатывают. Франсуазе 15 лет, но ей можно дать 10.

Когда мы пришли, взрослых не было. Они пошли в гости к соседям. Франсуаза возилась с маленьким братом. Ей не повезло: у матери родились близнецы.

В комнате было опрятно, но душно. Над столом висели фотографии — портрет отца, когда он был красивым и усатым, мать с первым ребенком.

Жоржетт встретили дружески. Клод предложил нам пойти к одному товарищу. «Сегодня его именины. Он ждет меня». Франсуаза осталась с детьми.

По дороге Клод рассказывает нам о своем друге:

— Вы знаете, какая у него странная мать! Она хочет сделать из него человека. А так он не человек, понимаете. Она отдала его в дорогую школу. Им приходится туго. Но они славные. Это — роскошный парень.

Придя, мы были поражены: это Молино.

— Как, вы знакомы?

— Да, мы учимся вместе.

Молино слегка смутился, увидев нас.

— Простите, мадемуазель, у нас немного тесно.

Мать Молино предложила нам чаю.

Она сидела и углу и шила. В комнату набилось человек десять гостей, товарищей Молино. Они не обратили на нас внимания и продолжали разговор, который велся до нас. Говорили, конечно, о спорте: о состязаниях, о футболе, о боксе, о радиоприемнике, который недавно смастерил для своей матери Молино. Мы с удивлением заметили, что молчаливый Молино, Розовый поросенок, был здесь необычайно разговорчив. Он говорил очень бойко и дельно. Жоржетт толкнула меня локтем:

— Поросенок здесь просто — душа общества.

Нам с Жоржетт было скучновато, вся эта молодежь была наших лет, но мы привыкли, что на наших собраниях танцуют, ухаживают. А здесь все было по-детски. Играли в мигалки. Кто-то рассказывал, как один его друг построил из железного лома автомобиль. Одна девочка рассказала какой-то анекдот, а потом высмеивались бой-скауты.

Молино поднял предостерегающе руку:

— Осторожно. Среди нас есть их сторонницы.

— Нет, Молино, мы больше не скаутки.

В разговоре часто упоминались какие-то «Маляры». Все хвалили их и даже спрашивали наше мнение, но мы не знали, что сказать.

Мы ушли раньше всех. Мы ведь горожанки, а остальные гости живут здесь же. Клод проводил нас до метро.

Он рассказывал по дороге о «Малярах».

Это — маленький художественный клуб ребят, организованный в одной рабочей лачуге. В нем двадцать членов. Они собираются по вечерам, и каждый делает что хочет: рисуют, лепят, красят, иногда делают игрушки, шарфы, исполняют заказы, которые достает Женевьев — единственная девочка в компании. Все вырученные деньги идут на материал: на глину, на бумагу, краски, материи и на покупку мест в театр для членов клуба.