Джек Лондон. Собрание сочинений в 14 томах. Том 2 - Джек Лондон

Глас, и, раньше чем новичок успел сообразить, в чем дело, индейцы отвязали свои ремни и ушли, распространяя радостную весть, что цена за доставку груза на озеро Линдерман стала пятьдесят центов.

Толпа, стоявшая у склада, вдруг заволновалась. Люди возбужденно перешептывались, глаза всех обратились на трех человек, приближавшихся к складу. Все трое ничем не отличались от прочих золотоискателей. Они были плохо одеты, даже обтрепаны. Где-нибудь в другом месте они немедленно были бы задержаны полицейским и арестованы за бродяжничество.

— Француз Луи,— стало передаваться из уст в уста. — Имеет три заявки на Эльдорадо,— сообщил Фроне ее ближайший сосед.— Они стоят по крайней мере десять миллионов.

Вид француза Луи, шагавшего несколько впереди своих товарищей, совершенно не соответствовал этим словам. Где-то в дороге он потерял свою шапку и небрежно обвязал голову потертым шелковым платком. Несмотря на свои десять миллионов, он сам нес на широких плечах свой багаж.

— А тот с бородой — Билл Свифтуотер, тоже король Эльдорадо.

— Откуда вы это знаете? — недоверчиво спросила Фрона.

— Откуда я знаю?!—воскликнул ее собеседник.— Да его портрет был помещен во всех газетах, вышедших за последние шесть недель. Смотрите! — Он развернул газету.— Очень похожий портрет. Я так часто смотрел на него, что узнаю его рожу из тысячи.

— А третий кто? —спросила она, безмолвно подчиняясь его авторитету.

Ее собеседник поднялся на цыпочки, чтобы лучше видеть.

— Не знаю,— сознался он грустно и хлопнул по плечу своего соседа.— Кто этот худощавый, бритый, в синей рубашке и с заплатой на колене?

В то же мгновение Фрона радостно вскрикнула и бросилась вперед.

— Мэт! — позвала она.— Мэт Маккарти!

Человек с заплатой сердечно пожал ей руку, хотя не узнал ее, и посмотрел на нее недоверчиво.

— О, вы не узнаете меня! — растерялась она.— Нет, нет, не смейте говорить что узнали. Если бы здесь не было столько зрителей, я обняла бы вас, старый медведь!

— И вот Большой Медведь пошел домой к Маленьким Медвежатам,—размеренно начала она.—И Маленькие Медвежата были очень голодны! И Большой Медведь сказал: «Угадайте, что я вам принес, детки?» И один Маленький Медвежонок сказал, что это ягоды, а другой сказал, что это лосось, а третий сказал, что это дикобраз. Тогда Большой Медведь рассмеялся: «Уф! Уф! — и сказал:— Нет, это замечательный, большой, жирный человек!»

По мере того как он слушал, его взгляд прояснялся. А когда Фрона кончила, лицо его сморщилось, и он засмеялся каким-то особенным тихим смехом.

— Я вас определенно знаю,— сказал он,— но никак не могу вспомнить, кто вы такая.

Она указала на склад и робко посмотрела на него.

— Вспомнил! — Отступив на шаг, он осмотрел ее с головы до ног, и неожиданно на лице его отразилось разочарование.— Не может быть! Я ошибся. Вы никогда не могли бы жить в этой лачуге.

И он ткнул пальцем в направлении склада.

Фрона энергично закивала головой.

— Так это все-таки вы? Маленькая сиротка с золотыми волосами, которые я так часто расчесывал? Маленькая чародейка, бегавшая босиком по этим самым камням?

— Да, да! — радостно подтвердила она.

— Маленький дьяволенок, стащивший упряжку и отправившийся в самый разгар зимы через Ущелье, чтобы посмотреть, где конец света. И всему виной были волшебные сказки старого Мэта Маккарти!

— О, Мэт, милый старый Мэт! Помните, как я отправилась плавать с сивашскими девочками из индейского лагеря?

— Я вытащил вас за волосы из воды?

— И потерял новенький болотный сапог!

— Ну, конечно, помню. Это был возмутительный, бесстыдный поступок! А сапоги стоили десять долларов в лавке вашего же отца!

А потом вы отправились через Ущелье в глубь страны, и мы больше ничего о вас не слышали. Все думали, что вы умерли.

— Да, я помню этот день. И вы плакали на моих руках и не хотели поцеловать на прощание вашего старого Мэта. Но в конце концов вы все-таки поцеловали,— торжествующе добавил он.— Когда вы поняли, что я действительно ухожу. Какая вы были тогда крошка!

— Мне было только восемь лет.

— Двенадцать лет прошло. Двенадцать лет я провел в глубине страны, ни разу оттуда не выбравшись. Вам теперь должно быть двадцать лет?

— И я почти с вас ростом,— прибавила Фрона.

— Славная из вас получилась женщина — высокая, стройная...— Он критически осмотрел ее.— Не мешало бы вам только быть немного полнее, по-моему.

— Ни в коем случае,— запротестовала она.— Не в двадцать лет, Мэт! Пощупайте мою руку и вы увидите...— Она согнула руку и показала ему, как вздулся ее бицепс.

— Мускулы ничего себе,— с довольным видом согласился он, осмотрев.— Можно подумать, что вы зарабатывали себе кусок хлеба тяжелым трудом.

— О, я умею метать копье, боксировать и фехтовать!— воскликнула она, встав в соответствующую позицию.— И плавать, и нырять, и прыгать через веревку двадцать раз подряд, и ходить на руках. Вот!

— Это то, чему вас научили? А я-то думал, что вы уехали заниматься науками,— сухо заметил он.

— Теперь существуют новые методы обучения, Мэт. И вас уже не отправляют домой, когда вы нахватаетесь одних лишь знаний...

— И с такими слабыми ногами, что они не в состоянии поддержать вашу голову! Ладно, прощаю вам ваши мускулы.

— А как ваши дела, Мэт? — спросила Фрона.— Что вам дали эти двенадцать лет?

— Посмотрите на меня.— Он широко расставил ноги, закинул голову и выпятил грудь.— Перед вами стоит мистер Мэт Маккарти, один из королей благородной династии Эльдорадо. И всем этим он обязан своим собственным рукам. Мои богатства неисчислимы. У меня добывается в одну минуту больше золотого песку, чем я видел за всю свою жизнь прежде. Теперь я еду в Штаты, чтобы поискать своих наследников. Я твердо верю, что у меня таковые имеются. В Клондайке можно найти любое количество самородков, но хорошего виски вы тут не найдете. И я решил во что бы то ни стало выпить хоть раз настоящего виски до того, как я умру. А потом я вернусь в Клондайк, чтобы управлять своими владениями. Честное слово, я — один из королей Эльдорадо; и если вам когда-нибудь понадобится что-нибудь этакое, то я дам вам взаймы.

— Все тот же старый Мэт! Никакой перемены! — рассмеялась Фрона.

— А вы все та же настоящая Уэлз, хотя у вас мускулы призового борца и мозги философа. Ну, давайте догоним Луи и Свифтуотера. Говорят, Энди все еще заведует складом. Посмотрим, не забыл ли он меня.

— И меня тоже.— Фрона схватила его за руку. У нее была дурная привычка хватать за руку тех, кто ей нравился.— Уже десять лет прошло с тех пор, как я уехала.

Ирландец прокладывал себе дорогу сквозь толпу, точно машина для забивки свай, и Фрона легко пробиралась вслед за ним. Новички почтительно наблюдали за этими божествами Севера. В толпе снова поднялся гул.

— Кто эта девушка? — спросил кто-то.

И Фрона, переступая порог склада, услыхала первую часть фразы:

— Это дочь Джекоба Уэлза. Ничего не знаете о Джекобе Уэлзе? Где же вы были все эти годы?..

ГЛАВА II

Она вышла из березовой рощи, сверкающей своей белизной, и с первыми лучами солнца, позолотившими ее распущенные волосы, легко побежала по покрытому росой лугу. Земля, жирная от избытка влаги, казалась ей мягким ковром, а росистые травы били ее по коленям, рассыпая вокруг сверкающие брызги, похожие на жидкие бриллианты. На щеках ее играл утренний румянец, глаза сияли молодостью и любовью. Рано оставшись без матери, она выросла на лоне природы и любила страстною любовью старые деревья и ползучие зеленые растения. Глухой ропот пробуждающейся жизни радовал ее слух, и влажные запахи земли были для нее сладостны и желанны.

В конце луга, где начиналась темная роща, среди одуванчиков с голыми стеблями и ярких лютиков она нашла пучок крупных аляскинских фиалок. Бросившись на землю, она зарылась лицом в пахучие прохладные цветы и руками прижала пурпурные венчики к своей голове. Ей не было стыдно. Она долго блуждала среди трудностей, грязи и лихорадочных страстей большого мира, а вернувшись обратно, осталась все такой же простой, чистой и здоровой. И она была рада этому, лежа здесь и вспоминая те дни, когда весь мир для нее ограничивался линией горизонта и когда, перебравшись через Ущелье, она надеялась увидеть «край света».

Простая жизнь, окружавшая Фрону в детстве, зиждилась на немногих, но весьма суровых обычаях. Они заключались в словах, которые она где-то вычитала позже: «вера в пищу и кров». То была вера ее отца, думала она, вспоминая, с каким уважением произносилось его имя окружающими. Этой верой она прониклась, эту веру она унесла с собой в мир по ту сторону «края света», где люди отдалились от старых истин и создали себе эгоистические догмы, призвав на помощь казуистику. С этой верой она возвратилась обратно по-прежнему чистая, молодая и радостная. «И все это так просто,— думала она.— Почему же эти люди, живущие в большом мире, не верят в то же, во что верит она,— в пищу и кров? Почему же им не дано обладать верой в долгие скитания и в охотничьи стоянки, той верой, с которой сильные, честные люди смотрели прямо в лицо внезапной опасности и смерти на море и на суше? Почему? Верой Джекоба Уэлза, Мэта Маккарти, индейских мальчиков, с которыми она играла, индейских девочек, с которыми она устраивала сражения, и верой волкодавов, тянувших сани и бегавших с ней по снегу. Это была здоровая вера, жизненная, хорошая вера»,— думала она, чувствуя себя счастливой.