Три мужа и ротвейлер - Наталья Александрова

И она даже спросила меня о чем-то, как же это, ах да… «Лариса, а вы никогда не…». Никогда не… — что? Не видела, не встречала, не задумывалась, не пыталась… Я тогда дала волю своему раздражению и вот теперь пожинаю плоды. Если бы тогда я продержалась еще немножко, то возможно узнала бы кое-что важное, и сейчас мне бы это очень пригодилось. Но наверняка я ничего не знаю, так что мне остаются только предположения.

И я могу предположить, что Луиза в тот последний вечер видела что-то, что ее расстроило или удивило. Поэтому она забеспокоилась и сразу же, по выходе из моего дома, побежала звонить по телефону-автомату. От меня она позвонить не могла, потому что то, что она собиралась сказать человеку, которому звонила, было связано с их преступным замыслом. Иначе бы она попросилась позвонить от меня. Это доказывает, что убили ее не сообщники, потому что она только еще пыталась сообщить своему нанимателю о том, что ее обеспокоило. Так быстро они отреагировать не могли. Значит, либо ее убили конкуренты, либо те, кто работают по делу Эрика. То есть, как я и думала раньше, когда считала, что Луизу убили по ошибке, потому что приняли ее за меня. Но опять-таки я сама себе убедительно доказала, что не могли они принять старуху Луизу за меня, хоть и в оранжевой приметной курточке. И меня как свидетеля убивать им было совершенно незачем. Стало быть, они убили Луизу по другой причине, а какой — я обязательно докопаюсь. Но потом, потому что в ванной уже шумит вода и на кухне хрюкает кофеварка. Вот незадача, ведь хотела же встать пораньше и приготовить завтрак. Человеку же на работу!

А вместо этого провалялась целый час в постели, усиленно работая головой.

Я быстренько оделась и собралась было вывести Горация на обычную прогулку, чтобы не болтаться под ногами у спешащего на работу человека, как вдруг открылась дверь ванной и оттуда выплыл Эрик, свежевыбритый и аккуратно причесанный.

— Вы куда это направились? — удивился он.

— Как — куда? — нелюбезно буркнула я. — Гулять, разумеется. Пользоваться туалетом Гораций еще не научился.

Мне было неудобно, что Эрик видит меня такой замарашкой — с всклокоченными волосами, ненакрашенной. Но вчера я забыла косметику в своей квартире. И еще много нужных вещей оставила там. О чем я только думала?

— Нельзя показывать, что ты дома! — спорил Эрик. — Мы же вчера обо всем договорились, — добавил он укоризненно;

Интересно, о чем это мы договорились?

Что-то я не помню, чтобы мы о чем-нибудь договаривались.

— Гораций не договаривался, чтобы сутками сидеть взаперти, — упрямо настаивала я.

— Я сам выведу Горация!

Я выразительно взглянула на часы.

— Ты же опоздаешь на работу!

— Ну и пусть! — Эрик и глазом не моргнул, а я от изумления разинула рот и выпустила Горация из рук.

Ради меня Эрик готов опоздать на работу!

Это при его-то немецкой пунктуальности…

А он уже пристегивал поводок. И что меня больше всего возмутило, так это то, что бесхвостый предатель (я имею в виду Горация) беспрекословно дал Эрику надеть на себя намордник и послушно потрусил к выходу.

Дверь за ними закрылась. Мне бы наконец привести себя в порядок, но сердце было не на месте, томило какое-то нехорошее предчувствие. Осторожно, прикрываясь за занавеской, я выглянула в окно и увидела прямо рядом с домом, за кустами тот самый синий «форд», черт бы его взял! Сейчас Эрик с Горацием выйдут из подъезда… А ведь они его не сразу увидят, кусты закрывают машину.

Я кинулась на улицу, благодаря Бога, что на мне не халат, а брюки и маечка. Зачем я бегу, я осознать не успела, но все же у меня хватило ума выскочить сразу на лестницу, а не ждать лифта.. На лестничных ступенях я немного отрезвела и поняла, что выбежала босиком. Тихонько, на цыпочках, потому что плитка на полу противно холодила ноги, я приоткрыла дверь парадной и заглянула в просвет между кустами, где должен был находиться синий «форд».

И я его увидела. Окно машины — такое темное бандитское стекло, оно, я знаю, называется тонированное, было опущено, и из салона выглядывал один черный глаз. Это был глаз того самого типа, который так похож на итальянского актера Волонте. Почему я увидела только один глаз? Потому что другой был прищурен. И рядом с черным блестящим глазом Дж. М, я заметила черный блестящий ствол. Честно говоря, я никогда раньше не видела снайперской винтовки, но сейчас внутренний голос крикнул мне в ухо, что это она и есть. Дж. М, тщательно целился из своей винтовки, и явно не в меня.

Меня он не видел, потому что я тихонько открыла дверь парадной, без стука и скрипа.

Холодея от страха, я проследила за направлением блестящего черного ствола и увидела Эрика, который ничего не подозревая, вышагивал по дорожке рядом с подхалимски заглядывающим ему в лицо Горацием. Что надо кричать в таком случае, я представления не имела, да и не смогла бы издать сейчас ни звука — нервный спазм сжал горло.

Ни к селу ни к городу я представила, что чувствовала библейская жена Лота, когда превращалась в соляной столп: я окаменела, не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой, ни крикнуть, ни даже вдохнуть глубоко… Сейчас этот чертов Волонте убьет Эрика из-за того, что я не могу крикнуть. Я сделала титаническое усилие, очнулась, рванула дверь и.., раздался выстрел.

Раздался выстрел, он был негромкий, но я-то стояла почти рядом с «фордом». В ужасе я закрыла глаза. Вокруг меня была тишина. Никто не отреагировал на выстрел, вокруг дома в восемь утра народу никого не было, потому что половина квартир в доме пустовала — дожидались ремонта, а из второй половины обеспеченные хозяева на работу, конечно, ездили, но не в восемь утра.

Я постояла немного, потом открыла глаза и увидела, что Эрик идет как ни в чем не бывало по дорожке, а Гораций семенит рядом, тоже вполне довольный жизнью. Неужели Дж. М, промахнулся? Я перевела взгляд на него. В просвете между ветвей по-прежнему было видно окно «форда», но в стекло не выглядывал ни целящийся глаз бандита, ни ствол его винтовки. Вместо этого в окно вывалилась его безжизненно свешивавшаяся курчавая голова, а по синему «металлику»

«форда» ниже окна стекала темно-красная жидкость…

Вот теперь у меня прорезался голос.

И только-только я собралась заорать на весь район, как «форд» двинулся с места, газанул и был таков. В полном изумлении я разинула рот, не понимая, как это покойник смог управлять машиной, пока до меня не дошло, что мертвый «Волонте» сидел не со стороны водителя, а значит, в машине был кто-то еще, он и поспешил убраться подальше.

Эрик оглянулся на шум отъезжающей машины, заметил меня в парадной и так обеспокоился моим внешним видом, что побежал ко мне со всех ног, выпустив Горация.

— Что такое? Что случилось? — повторял Эрик. — Что они тебе сделали?

— Там… — Я указывала на то место, где стоял «форд», на большее я была сейчас не способна.

— Что — там? — В глазах Эрика появилось странное выражение — не то жалость, не то снисходительность.

— Там сидел мужчина.., он в тебя стрелял.

— Что — в кустах? — В голосе Эрика не было издевательской нотки, в нем чувствовалось бесконечное терпение, а это еще хуже.

— Не в кустах, а в синем «форде», — я понемногу начала закипать. — Тот тип целился в тебя из снайперской винтовки, а у меня от страха голос пропал. Потом вдруг — бац! — выстрел, и падаешь не ты, а он, то есть он в машине лежит и кровища хлещет!

Неужели ты выстрела не слышал?

Эрик посмотрел на меня с некоторым сомнением, но все же полез в кусты. Я двинулась за ним прямо босиком, как Порфирий Иванов, а Гораций суетился рядом. Продравшись сквозь кусты, мы выскочили на дорожку, где раньше стоял «форд». На плотно утрамбованной почве отчетливо были видны следы машины.

— Да, — Эрик нагнулся над отпечатками шин. — А это что такое?

Я тоже увидела маленькую темно-красную лужицу. Она быстро впитывалась в землю, но пока еще была видна.

— Гораций, назад! — потому что этому негодяю, конечно, надо было нюхать все вокруг, и кровавую лужу тоже.

— Ты уверена, что он целился в меня? — спрашивал Эрик.

Я хотела ответить, но не смогла, потому что меня начала бить крупная дрожь. Скорее всего, это было от холода. Эрик наконец заметил, что я в маечке и босиком, охнул и подхватил меня на руки. Ужасно приятно было оказаться в сильных мужских руках, но я решила сохранить последние остатки гордости.

— Гораций сбежит. — Я сделала слабую попытку освободиться.

— Куда он денется. Домой! — сказал Эрик, не поворачивая головы.

И, естественно, ротвейлер послушно зашагал к дому, а от меня бы он обязательно удрал, долго мотал бы нервы, заставил бы себя искать…

Эрик не опустил меня даже в парадной, так и прижимал к груди, как ценную вещь.

Однако это уж слишком.

— Что, так до шестого этажа и понесешь на руках? Эрик, я все же не пушинка!

Он сдался где-то между третьим и четвертым, что, безусловно, делает ему честь.