Сладкая история мира. 2000 лет господства сахара в экономике, политике и медицине - Ульбе Босма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В то время как Кларки инвестировали в свои сахарные плантации, шли на риск и терпели убытки, их родственники Ласселлсы продолжали получать прибыль, поскольку торговцы и владельцы сахарорафинадных заводов, имеющие базы в Англии, зарабатывали на сахарной продуктовой цепи больше всех97. Ласселлсы были особенно преуспевающей династией среди всех барбадосских плантаторов. Первый представитель их семьи прибыл на Барбадос в 1648 году, а две последних плантации на острове, принадлежавшие Ласселлсам, были проданы только в 1975 году. Генри Ласселлс (1690–1753), проживший часть жизни на Барбадосе, был дальновидным дельцом, широко предоставлявшим ссуды и займы плантаторам и работорговцам Вест-Индии. Он также был одним из двадцати четырех директоров Британской Ост-Индской компании98. Его сын, Эдвин Ласселлс (1713–1795), получивший образование в Кембридже, стал первым бароном Хэрвуд и построил великолепный Хэрвуд-хаус в графстве Уэст-Йоркшир. Если изначально семья Ласселсов не инвестировала в прямое управление плантациями, то Эдвин и его братья решили отказаться от этого принципа, когда цена на плантации сильно спала вслед за банковским кризисом, поразившим Лондон и Амстердам в 1772–1773 годах. Они быстро приобрели у должников, не выполнивших обязательств, поместья, в том числе и плантации Гедни Кларка-младшего, которому пришлось умолять своих родственников-Ласселлсов оказать ему поддержку ради выживания его семьи99.
Еще одним представителем этого поколения плантаторов был Уильям Бекфорд, ставший одним из самых могущественных людей в Британии своего времени. В юности Уильям изучал медицину в Лейдене и Париже, а в возрасте двадцати семи лет отправился на Ямайку, чтобы присматривать за собственностью семьи; вскоре он приумножил собственность, забрав плантации должников, нарушивших обязательства по выплате долга. Свою блестящую карьеру он окончил на посту мэра Лондона; он также дружил с премьер-министром Уильямом Питтом-старшим. Два его брата Бекфорда уже сочетались браком с девушками из аристократических семей, и так же предстояло поступить его единственному сыну и наследнику, названному Уильямом в честь отца100.
Не столь заметным, но все же укоренившимся было колониальное лобби примерно семидесяти членов парламента, которые либо владели плантациями, либо делали значительные вклады в рабовладельческую коммерцию, либо выдавали займы в Вест-Индии. Самая большая доля их капиталовложений приходилась на Ямайку, за которой следовали Барбадос, Сент-Кристофер и Антигуа. Несмотря на незначительное меньшинство, они имели очень значительное влияние в парламенте благодаря своему необычайно профессиональному лоббирующему аппарату101.
Романы «Мэнсфилд-парк» (1814) Джейн Остин и «Джейн Эйр» (1847) Шарлотты Бронте дают нам представление о том, как прочно британский правящий класс был вовлечен в экономику Вест-Индии и насколько глубоко – вплоть до доступа к королевской семье – вест-индские плантаторы проникли в британский правящий класс. Генри Ласселлс, шестой граф Хэрвуд, женился на принцессе Марии, дочери короля Георга V. Фильм 2019 года, связанный с популярным сериалом BBC «Аббатство Даунтон» (2010–2015), частично снимался в замке Хэрвуд, правда, зрителям ни единым словом не намекают на то, что каждый камешек в этом замке был оплачен рабским трудом102.
С XIII века на протяжении почти пяти столетий сахарного капитализма его движущей силой оставалось сочетание невероятной доходности торговли сахаром, работы искусных сахароделов, капитала для строительства мельниц, а также безжалостной эксплуатацией труда и инициативой правительств, стремящихся к увеличению прибыли. Капитал и мастерство сахароделов прошли через Восточную, Юго-Восточную и Южную Азию, охватили Средиземноморье, пересекли Атлантический океан и из Бразилии дошли до Вест-Индии и Французских Антильских островов. Но пока французское и английское правительства перестраивались на торговлю сахаром как новый национальный проект и законодательно регулировали тарифы, они не вовлекались в его производство и маркетинг, в отличие от крестоносцев, мамлюков и португальских и испанских властей, как мы видели в главах выше. Атлантическая экономика процветала благодаря круговороту людей, финансов и знаний, обходя международные торговые запреты самых могущественных европейских государств. Широкое распространение получила контрабанда, зачастую незаменимая для выживания, добычи еды и других необходимых товаров103. Такие семьи, как Кларки, были вовлечены в работорговлю в Каролине, а также вели дела в Салеме, Мидделбурге и Лондоне. Под бой военных барабанов Кристофер Кодрингтон и Жан-Батист Лаба наслаждались обедом и весело болтали по-французски. Плантаторы вовлекались в национальные интересы, а самые крупные из них полагали, что это политика должна служить их обогащению, а не наоборот.
Выгода Европы от сахара
Крупные европейские порты процветали благодаря торговым связям с Атлантикой. Например, Бристоль, второй город Англии, к 1790 году получал 40 % своих богатств от деятельности, связанной с рабами – и по большей части с сахаром104. Подобно впечатляющим зданиям XVIII века в Бордо и Нанте, бристольская Площадь королевы – Квин-сквер – или Родни-стрит в Ливерпуле все еще служат свидетельством богатства, обретенного благодаря этой торговле. В Нидерландах десятки домов, растянувшихся вдоль роскошных амстердамских каналов, были построены на деньги, заработанные эксплуатацией рабов на плантациях или путем обработки сахара, кофе и табака. Список дополняют Лондон, Глазго и нидерландский Мидделбург, а также города, которые не сразу ассоциируются с богатством, нажитым на рабах, такие как Гамбург или бельгийский Остенде, где торговцы возводили великолепные особняки, таким образом демонстрируя свое состояние, нажитое благодаря торговле, в основе которой лежал рабский труд. И, конечно же, торговцы и плантаторы владели не только роскошными домами в городах, но и претенциозными дворцами в сельской местности105.
Атлантическая торговля, основанная на рабском труде, была важна не только для богатых торговцев портовых городов. Например, к началу XIX века вест-индская сахарная экономика эксплуатировала более трехсот тысяч рабов, и еще десятки тысяч трудились на британских сахарорафинадных заводах, а также портовыми грузчиками