ИСТОРИЯ БИРМЫ - И. МОЖЕЙКО

Под внешней гладью накапливались противоречия и вражда к Аве. Правители и наместники крупных областей были недовольны замкнутой, оборонительной политикой авского двора. Моны, так и не оправившиеся полностью после войн XVI в., стремились к независимости и только ждали удобного момента, чтобы восстать. Горные племена, испытавшие налоговый и политический гнет авских чиновников, были также готовы к восстанию.

Толчок был дан извне, из Манипура. Это небольшое горное княжество в свое время было вассалом  Байиннауна, но впоследствии отделилось  от  Бирмы. После вступления на престол в Манипуре Гхариба Неваза (1714–1754) манипурская конница стала грозой Верхней Бирмы. С каждым годом набеги манипурцев становились все опасней, и встречающие их бирманские отряды все чаще терпели поражения: за 100 лет изоляции бирманская армия, как и все бирманское общество, закоснела и скорее была годна для парадов и подавления бунтов  в деревнях, нежели для войны с энергичным противником, который имел огромное преимущество в маневренности. Манипурский набег 1738 г. был особенно опасным для Бирмы: манипурцы дошли до Авы, сожгли Сагайн и опустошили долину Чаусхе. С наступлением дождей манипурцы, как всегда, ушли обратно в горы, но урон, нанесенный ими, был так велик и бирманские войска были настолько потрепаны, что Аве пришлось перебросить военные силы с юга для защиты столицы.

Цепная реакция началась в одном из районов, которые находились вблизи мест, опустошенных манипурцами, а именно в деревнях, населенных гве-шанами. Это племя было переселено с севера в район современного Мандалая и было одним из тех племен, которые использовались в качестве «государственных крепостных». Поблизости жили находившиеся на таком же положении моны. Помимо трудовых повинностей крепостные платили высокие налоги, и положение их было весьма тяжелым.

В 1740 г. крепостные шаны и моны восстали и перебили бирманских чиновников и надсмотрщиков. Подобные восстания неоднократно случались и раньше и всегда жестоко подавлялись. Однако теперь это чисто локальное выступление объединилось с восстанием монов на юге. Моны захватили Сириам и Мартабан и возвели на престол своего царя Смимтхо Буддхакети. Таким образом, Ава оказалась во враждебном кольце: манипурцы продолжали ежегодные набеги, восставшие крепостные держали в своих руках часть долины Чаусхе, а наступавшие с юга моны подошли к Прому и Таунгу.

Борьба затянулась на несколько лет. Нельзя забывать, что, несмотря на внутреннюю слабость, бирманская армия значительно превосходила военные силы повстанцев. В 1743 г. бирманский наместник Прома даже отобрал у монов Сириам, однако вскоре бирманцам вновь пришлось перейти к обороне.

Во время штурма и последующего разграбления бирманцами Сириама были сожжены португальская, армянская и французская церкви и разрушены все склады ино-странных торговцев, за исключением английского склада и английской фактории, возглавляемой Джонатаном Смартом, который официально состоял на службе монов и даже был признан ими главой всех иностранных торговцев в Сириаме. Когда моны вернули себе Сириам, они, естественно, заподозрили Смарта в измене. Не поверив объяснению англичан, что им удалось отстоять факторию с помощью отряда индийских сипаев, моны выслали Омарта и его помощников из Бирмы.

В 1747 г. Смимтхо Буддхакети передал престол более энергичному монскому князю Бинья Дала. Одной из причин этого шага была неспособность царя монов сломить сопротивление Авы. Бинья Дала реорганизовал армию, и в 1752 г. монский полководец Талабан взял столицу Бирмы. Свергнутый с престола последний царь Авы был увезен в Пегу.

Моны не стали завоевывать Верхнюю Бирму: для этого у них не было ни сил, ни, очевидно, желания. Ава была в сознании монов символом угнетения, и с падением ее создалась иллюзия того, что покончено и с угнетением юга. Впрочем, осознание монской территории частью Бирмы было распространено не только среди самих бирманцев, но и среди монов. Характерно в этом отношении то, что сам Бинья Дала провозгласил себя наследником Байиннауна и предпочитал считать себя не монским, а общебирманским царем. Но бирманцы не могли воспринимать его, как такового, и вопрос о восстановлении бирманской государственности был только вопросом времени. При этом нельзя не учитывать, что ресурсы собственно Бирмы, как людские, так и материальные, намного превосходили те, что были в распоряжении монов. Несмотря на помощь европейских купцов, несмотря на разорение Авы и непопулярность ее правления среди покоренных племен я народов, претензии Бинья Дала на главенство в Бирме были обречены на провал.

Возвращение монской армии на юг было крупной стратегической ошибкой Талабана и Бинья Дала. Хотя Авы уже не существовало, бирманское государство не исчезло. И снова в наиболее трагический момент, когда Бирма, казалось, попала под власть чужеземцев, бирманский народ выдвинул энергичного и талантливого вождя. Как в XV в. Табиншветхи повел свои войска из Таунгу, так и в XVIII в. правитель городка Моксобо, расположенного в 6 км к северу от Авы, отказался признать власть монов и отразил нападение монского отряда.

Весть об этой неудаче настигла монов в тот момент, когда они с добычей и царственными пленниками покидали Аву. Однако незначительный инцидент не задержал отбытия армии на юг. Упоенные победой, моны спешили домой.

ГЛАВА V

НАКАНУНЕ БРИТАНСКОЙ АГРЕССИИ

(1752–1824)

Мьотуджи (правитель) городка Моксобо У Аун Зея, вошедший в историю Бирмы под тронным именем Алаунпая, был представителем среднего слоя бирманской знати. Его владения лежали на севере, в местах, где годами приходилось жить на осадном положении и где лишь стены городка укрывали крестьян из окрестных деревень от частых набегов шанов и манипурцев.

У Аун Зея и подобные ему мьотуджи окраинных областей были недовольны политикой последних царей Авы, которые, будучи не в силах защитить свои земли, бро-сили их на произвол судьбы. Они были сторонниками сильной централизованной власти, требовали проведения более энергичной и жесткой политики по отношению к соседям, в первую очередь монам и шанам. Изоляционистские тенденции авского двора, интриги и заговоры претили закаленным в войнах северянам, чьим идеалом был победоносный Байиннаун.

Когда Ава пала, У Аун Зея решил, что его час пробил. Монский отряд, подошедший к Моксобо, неожиданно натолкнулся на яростное сопротивление немногочисленных защитников крепости. Это была не регулярная армия авского царя, а ополчение из скрывшихся под защиту стен крестьян, остатков царских войск и пришедших на помощь отрядов из соседних городков. Отступать бирманцам было некуда: на севере лежали земли враждебных горцев, с востока грозили создавшие свое княжество крепостные, на юге были моны. Нападение монских войск на Моксобо было отбито, однако моны не придали значения этой осечке, не поняли, что столкнулись с гибельным для себя явлением — переходом сопротивления из рук неспособного к этому царского двора и крупных феодалов в руки бирманского народа.

Через месяц после того как У Аун Зея отразил атаку монов, он повел свои отряды в наступление. Одержав ргяд побед, он принял имя Алаунпая, объявил себя претендентом на бирманский престол и сделал столицей Моксобо, переименовав его в Шуэбо («город золотого вождя»).

В декабре 1753 г. Алаунпая осадил Аву, и моны, не надеясь на подкрепления из Пегу и неуверенно чувствуя себя во враждебном городе, бежали. Алаунпая не стал преследовать монов и направился на север, чтобы окончательно подчинить шанских князей, которым он еще раньше нанес сильное поражение. Этот его шаг можно объяснить как тем, что он надеялся усилить свое войско шанами, так и выполнением определенных обязательств перед своими подданными, которых он желал обезопасить от шанских набегов.

Война с монами приобретала затяжной характер. У монов было европейское оружие, их снабжали боеприпасами французы и англичане. В 1754 г. Бинья Дала послал армию для того, чтобы вновь захватить Аву. Монские войска, которыми командовал Талабан, продвинулись вплоть до Шуэбо, однако основной своей задачи — взятия Авы — выполнить не смогли и, преследуемые вернувшимся с севера Алаунпаей, бежали. В том же году на сторону Алаунпаи перешел Пром, население которого восстало против монов и выдерживало осаду до тех пор, пока в начале 1755 г. не подошел на выручку Алаунпая с большим войском.

Разбив в решающем сражении монские войска и приняв изъявления верности от Бассейна, Таунгу, Хензады и Северного Аракана, Алаунпая закончил кампанию в мае 1755 г. в дельте Иравади, близ порта Дагон, который он переименовал в Янгон, т. е. «конец вражды». Это название, искаженное англичанами, перешло к основанной здесь в XIX в. столице Британской Бирмы — Рангуну.